Народ Эстонии

 

Всё вышеизложенное подводит нас к тому, что с «народом» в Эстонии не всё в порядке. Надо внимательно следить, например, большая буква в слове «Эстония» или маленькая: Eesti rahvas или eesti rahvas… Помимо Eesti, в официальных документах употребляется еще и Eestimaa (наиболее близкий аналог – Estland), что еще добавляет оттенков в картину… Эстонский язык, как видим, пониманию тут никак не способствует. Поэтому остановимся ненадолго на сложностях перевода – без этой остановки некоторые предлагаемые мной переводы эстонских терминов будут непонятны.

 

Потому что эстонцы для обозначения совокупности своих граждан используют, например, особый термин – kodanikkond, который я перевёл как «гражданский корпус». Перевод наверняка неудачный, но лучшего я придумать не смог. Нужно это было для того, чтобы показать, что у эстонцев своё отношение к народу, нации, национальности и гражданам. Без этого сложно понять, о ком в каждом конкретном случае идёт речь в Конституции ЭР. Особенно, если сами эстонцы это понимали с трудом. Например, при обсуждении главы «Народ» Салум задался вопросом: «народ» и «гражданский корпус» - это одно и то же? А Хянни заявила, что «понимает здесь под народом лиц, живущих под юрисдикцией государства, и не считает верным проводить знак равенства между народом и гражданским корпусом».

 

В современном мире понятие «нация» употребляется в основном в двух значениях - как этническая общность и как совокупность граждан определённого государства. В основе лежит латинское natio – народ, племя. Понятиеnatsioon эстонцы используют, и понимают его и как rahvus, и как rahvas. Но в Конституции ЭР это понятие не применяется, поэтому многочисленные переводы на русский язык как «сохранения эстонской нации на века» вряд ли, скажем корректно, являются единственно возможными. Привычными – да, но эстонцы не мыслят о себе, как о нации. Особенно отчётливо это станет видно, когда будем разбирать национальные меньшинства. Или «малые национальности».

 

Конституция ЭР оперирует двумя понятиями: rahvas, которое Большой эстонско-русский юридический словарь⁵⁵ переводит только как «народ», и rahvus, который он же переводит только как «национальность».

Толковый словарь эстонского языка⁵⁶ даёт пять определений rahvas, из которых нас могут заинтересовать «группа людей, ограниченная на основе этнических признаков» (эстонский, русский народ); «жители какой-то местности, места» (народ деревни Гадюкино); rahvastik (народонаселение, отличается от rahvas и, как мы видели, elanikkond – население, «корпус жителей») maa (тоже очень многослойное слово, но в данном случае – страны), государства, прежде всего его работающее большинство (трудовой народ).

Rahvus, согласно тому же словарю, это народ с общей этнической идентичностью, как правило, имеющий государственную самостоятельность; этническая принадлежность.

 

С гражданством у эстонцев всё гораздо определённее – это только kodakondsus, и никакой путаницы с английским nationality. Соответственно гражданин – kodanik.

 

История, как известно, один раз разворачивается, как трагедия, а повторяется, как фарс. Глобализация привела к тому, что время ускорилось, и в результате как трагедию, так и фарс может из первых рядов наблюдать одно и то же человеческое поколение. Например, моё.

 

Лишение полумиллиона русских гражданства Эстонии – трагедия. Вспомним, как Марью Лауристин при провозглашении независимости и создании КА упирала на «население Эстонии». Вспомним, как КА закончила свою работу посланием к «эстонскому народу».

 

А теперь – фарс. Летом 2007 года, после кризиса Бронзового солдата, в проведённом по заказу министра народонаселения социологическом исследовании был задан вопрос: «В конституции написано, что государство Эстония «создано по непреходящему праву государственного самоопределения народа Эстонии» и «призвано обеспечить сохранность эстонской нации и культуры на века». Кто, по-вашему, народ Эстонии, указанный в конституции?».

 

Сам опрос проводило агентство Андруса СаараSaar Poll (работы этого социолога пользуются доверием и в России), а в исследовательскую группу вошли Трийн Вихалемм, Кристина Каллас и Валерия Якобсон. Руководила группой… «мать поющей революции», социолог Марью Лауристин. По-моему, смешно. Зарабатывала тогда, и зарабатывает сейчас – на исследовании своих же подлостей.

В разного рода социологических исследованиях вопросы зачастую бывают интереснее и ценнее для анализа, чем ответы на них. Например, то, что Конституция ЭР – документ в большей степени мистический, известно давно. Но вот то, что наполнять Конституцию ЭР реальным содержанием, видимо, от безысходности, взялись социологи – явление принципиально новое.

В опросе приняли участие 996 эстонцев и 491 представитель «другой национальности». Понятно, что мнения эстонцев и русских по данному вопросу разошлись; впрочем, и внутри этнических групп единодушия не было. Приоритеты эстонцев распределились так: «народ Эстонии» – это граждане Эстонии (42%), эстонцы по национальности (30%), все жители Эстонии (21%). Неэстонцы ответили так: это жители Эстонии (47%), эстонцы по национальности (23%) и граждане Эстонии (22%). К «народу Эстонии» причисляют себя 99% эстонцев и только 68% неэстонцев. Среди последних 17% не причисляют себя к «народу Эстонии» и 15% затруднились с ответом.

Касательно межнациональных отношений в Эстонии социологами был сделан вывод о том, что «люди других национальностей относятся к эстонцам значительно позитивнее, чем эстонцы к русским». При этом 52% представителей «других национальностей» считают, что дискриминация является распространённой практикой в Эстонии, и они лично с ней сталкивались.

По результатам исследования, 34% эстонцев считают, что большее (по сравнению с имеющимся сейчас) участие неэстонцев в политике и экономике страны – вредно для Эстонии. А 37% эстонцев уверены, что учёт интересов неэстонцев означал бы уступку давлению со стороны России. Соответствующая реакция неэстонцев на подобное отношение к ним эстонцев оказалась вполне адекватной: только 5% лиц «другой национальности» оценили изменения в эстонском обществе за последний год как «радостные».

«Как отметила анализировавшая результаты исследования профессор Марью Лауристин, хотя среди эстонцев по-прежнему доминирует негативное отношение к вовлечению неэстонцев в экономику и политику, но после драматических апрельских событий оно несколько смягчилось. Наверное, это и стало самым главным результатом проведенного исследования» ⁴⁹.

Однако обратимся собственно к Конституции ЭР. «Народ Эстонии» упоминается в ней несколько раз, и первый раз, как мы уже видели – в преамбуле. Согласно которой «народ Эстонии» должен обеспечивать сохранность «эстонской национальности». Эту особенность Конституции ЭР мы уже отметили, теперь отметим ещё одну, не столь очевидную.

В многочисленных учебниках по конституционному праву (в Эстонии его называют riigiõigus – государственное право) можно найти различные модели классификации конституций, и все они проверены временем и заслуживают всяческого уважения. Однако я хотел бы внести свой вклад в науку и предложить ещё один критерий, с которым я ранее в специальной юридической литературе не сталкивался. Критерий, как мне кажется, совершенно метафизический, и, тем не менее, очень легко поддающийся выявлению. Речь идёт о том, как, в каком лице обозначает себя суверен.

Кодифицированные конституции можно по этому критерию условно разделить на пять типов: те, что обходятся вообще без преамбулы, те, в преамбулах которых вообще нет «народа», те, которые принимаются «от имени народа», те, в преамбулах которых «народ» говорит о себе «мы», и те, где «народ» говорит о себе… «он».

Конституцию Грузии 1995 года, например, принимал не «народ Грузии», а «граждане Грузии», хотя, согласно ст. 5, «Источником государственной власти в Грузии является народ». Напротив, Конституцию ЭР, как мы видели, принимали особенные «граждане Эстонии», но речь в преамбуле идёт о «народе». Конституция Украины 1996 года принята Верховной Радой Украины «от имени украинского народа – граждан Украины всех национальностей».

«Мы» говорит о себе в преамбулах своих «постсоюзных» конституций народ Беларуси, Казахстана, Кыргызстана, Молдовы, России, Таджикистана и Туркменистана. «Он» - Азербайджана, Армении, Узбекистана, Эстонии, Латвии и Литвы.

О чём может говорить разница между «мы» и «он» - наглядная, но непонятная? С этим вопросом я обратился к психологу Дмитрию Листопаду, и получил очень образный ответ. «Представь, что ты сидишь на стуле в подвале, руки за спиной, и в лицо тебе жарит свет из настольной лампы. И тут голос из темноты спрашивает: «Кто принимал конституцию?!» Как тебе легче будет ответить – «мы» или «он»?».

Смысл ответа понятен: «он» - вариант ухода от ответственности. Какой ответственности? Чей голос раздаётся оттуда, из темноты? По всей видимости, это голос «старшего брата», от которого «самоопределившийся» «младший брат» сбежал, прихватив с собой нечто ценное, ради чего его следовало догнать и посадить на стул. Показательно, что, несмотря на жаркие дебаты, история эстонских обид на «старшего брата» - СССР-Россию в Конституцию ЭР не вошла. Более того, ни в одной из «постсоюзных» конституций, в том числе Конституции России, вообще нет упоминания об СССР!

Теперь посмотрим с этой точки зрения на некоторые «постсоциалистические» конституции из других федераций. Возьмём самую маленькую – Чехословакию. Конституцию Чехии 1992 года приняли «Мы, граждане Чешской Республики в Чехии, Моравии и Силезии (…) посредством своих свободно избранных представителей…». Отметим попутно, что эта конструкция элегантнее, чем украинская – в ней представители поставлены на второе место, а граждане – на первое.

Конституция Словакии 1992 года: «Мы, словацкая нация (…) итак, мы, граждане Словацкой Республики, принимаем посредством своих представителей…». «Народа» в преамбулах обеих конституций нет вообще, и вместо него одновременно фигурируют и «нация», и «граждане». Но «мы» присутствует в обеих конституциях – ни одна из стран не воспринимает себя как «младшего брата».

Обсуждение закрыто