В пять лет он, ткнув пальцем в открытку с изображением Большого театра, к изумлению родных заявил: «Я буду главным танцовщиком в этом театре». Прошло двадцать лет, и детская мечта Николая Цискаридзе осуществилась.

На пресс-конференцию «Королей танца» Николай Цискаридзе пришел чуть позже остальных участников проекта, с обезоруживающей улыбкой извинился за опоздание – дабы развеять подозрения, что это был режиссерский ход. Охотно отвечал на вопросы, фотографировался с поклонницами, а затем любезно согласился дать эксклюзивное интервью «ДД».

– Из всех «королей» у вас самый большой стаж «на троне» – во всяком случае в этом проекте. Вы – единственный, кто танцует балет Уилдона «For 4» с 2006 года. Но тогда вы еще танцевали «Урок» Флиндта и сольный номер Ролана Пети на музыку Бизе, где исполняли сразу три роли – Кармен, Хозе и Эскамильо. Сейчас вы работали с Борисом Эйфманом, поставившим для вас «Демона». Да и состав участников изменился. Как вы себя ощущаете в работе с другими хореографами и коллегами? Чувствуете разницу?

– Нет, абсолютно ни в чем. Я с детства для себя решил, что ни на кого не ориентируюсь, ни перед кем шляпу не снимаю, а корона с меня не упадет (с улыбкой). Я всегда стараюсь достичь поставленной цели и сделать все хорошо – независимо от роли, от хореографа, от партнеров. Конечно, гораздо приятнее, когда и партнеры, и хореограф обладают чувством юмора. В балете очень много рутинного, однообразного труда, и если с тобой в зале находится человек не очень умный, без самоиронии, это очень усложняет работу и саму атмосферу в зале делает более напряженной. Все остальное для меня не имеет значения. Главное – найти, что тебе интересно. Я никогда не делал ничего, что мне было неинтересно. Жизнь мне очень рано позволила иметь право выбора.

Цепь случайностей – или закономерность?

– Вам, конечно, необыкновенно повезло – и с природными данными, и с учителями.

– Да, мне очень повезло.

– У вас был замечательный педагог в училище Петр Антонович Пестов, и в Большом театре вы сразу оказались под заботливым крылом Марины Семеновой и Галины Улановой. Такое редко кому выпадает.

– Наверно, мне просто было суждено стать артистом балета. В жизни не бывает случайностей – последнее время я в этом убедился. В моей жизни так складывалось, что в тот момент, когда мне был нужен именно этот балетмейстер или педагог, он появлялся. На первый взгляд, цепь случайностей, но теперь я понимаю, что была в этом некая закономерность.

– Это ваш ангел-хранитель помогает и направляет.

– Может быть. Давать оценку этому очень сложно и, наверно, неинтересно. Просто надо в какой-то момент отдаться воле случая. К сожалению, не всегда случается так, как ты хочешь. А иногда интуиция явно подсказывает верное решение, но ты поступаешь иначе и потом думаешь: «Какой я был дурак, что не послушал свой внутренний голос».

– А какую роль вы отводите интуиции в работе?

– У меня всегда в голове есть образ того, что я хочу видеть в итоге, некий конечный результат. И, наверно, нет более строгого судьи для Цискаридзе-артиста, чем Цискаридзе-зритель. Я очень едкий на язык человек – все, кто со мной общается, это знают. Но себе врать мне меньше всего нравится, поэтому очень стараюсь соответствовать тому, что желал бы видеть на сцене. А насчет интуиции… Еще в детстве я интуитивно знал, кем стану, и все для этого делал. Хотя мои родители никогда не думали, что я свяжу себя с искусством, тем более стану артистом балета – этого моя мама даже в страшном сне не могла представить. Меня водили в театр, в музеи просто для общего развития, и еще до поступления в училище у меня был такой багаж насмотренного и начитанного, что когда я стал готовить роли, я точно знал, какую книгу открыть, какую картину посмотреть, как должен выглядеть мой персонаж. Это касается и костюма, поэтому я всегда приносил гримерам и костюмерам книги и настаивал, чтобы было так, а не иначе. Все в театре прекрасно знают, что, когда у меня спектакль, за два с половиной часа до начала все должно быть уже готово, отглажено и повешено. Зная мою дотошность и требовательность, и прежде всего к себе, все работники театра относятся ко мне с уважением.

– Такой перфекционизм в работе.

– Нет, это просто профессионализм. Я по-другому не знаю и не умею. И, наверно, уже не научусь делать иначе.

Глоток свежего воздуха

– Вы перетанцевали почти весь классический репертуар, хотя за некоторые партии – Спартак, Базиль – не брались, помня завет Галины Сергеевны Улановой: лучше никогда, чем плохо. И все же есть у вас какие-то несбывшиеся желания – роли?

– Их очень много. Как кто-то верно заметил, каждый артист – это кладбище несыгранных ролей. Значит, не суждено было. Создатель лучше знает, что на чью долю должно выпасть. Я не могу пожаловаться: на мою долю выпало немало. Но, конечно, всегда хочется большего.

– А ваша работа в мюзикле «Ромео и Джульетта», что она вам дала?

– Ну, это был замечательный эксперимент для меня. Вообще все, что я делаю не в балете, – мюзикл, телевидение, кукольный театр. Для меня сделали спектакль, где играют только мои ноги, точнее, мои стопы. Понимаете, все это для меня как глоток свежего воздуха. Надо иногда отходить от однообразной, рутинной балетной работы. У меня мозги закипают. Я не танцую ногами, я головой танцую – я много раз об этом говорил.

– Думаю, это естественно. Если только ноги танцуют, это уже не балет, а спорт.

– К сожалению, не все это понимают, судя по всему. Я не люблю репетировать, не люблю заниматься, я не получаю от этого никакого удовольствия. Усталость, она же накапливается годами. Она у меня здесь (показывает на голову). Поэтому если вы не будете отвлекаться, вам сложнее будет снова заходить в это поле.

– Поэтому вы любите оперетту?

– Я обожаю оперетту! Она мне настроение поднимает. (Хохочет.)

– Известно, что вы заядлый театрал и поклонник старого голливудского кино и фильмов Рязанова, Гайдая, Меньшова.

– Да, у меня дома очень большая фильмотека. Вообще я классический домохозяин. Мне бы дома сидеть – я был бы счастлив.

– В компании с кошкой и жирафом?

– Вы очень много обо мне знаете (смеется). Деревянный жираф – это просто деталь интерьера, которую я очень удачно использовал как вешалку для наград, мне его привезли из ЮАР. А кошечка… она – хозяйка дома.

– Вы бы не хотели, чтобы вас считали фанатом балета?

– Когда ты являешься номером один в балете, ты не можешь не быть фанатом. Отрицать это просто глупо. Но я нормальный, просто очень профессиональный человек. Умереть на сцене я не хочу и не мечтаю. С какого-то возраста я не гонюсь за количеством спектаклей и делаю только то, что мне интересно. Но иногда проходится работать ради хлеба насущного – и в этом нет ничего страшного.

Сказка, оказавшаяся каторгой

– После тура с «Королями танца» вы едете в Париж?

– Да, я должен танцевать в Парижской Опере «Щелкунчика» Нуриева. Это тяжелый момент в жизни. (Вздыхает).

– Что у вас сейчас в Большом?

– Там ставят «Эсмеральду», но, слава богу, я в этом балете не занят и могу позволить себе путешествовать. В моей жизни уже был «Собор Парижской богоматери» Ролана Пети, где я играл Квазимодо, а дважды в одну реку не входят.

– С Роланом Пети у вас была интересная работа и в «Пиковой даме», где вы танцевали Германна, а Илзе Лиепа – Графиню. Вам нравится исполнять такие характерные роли, как Квазимодо, Германн?

– Мне нравятся эти спектакли. Когда Пети ставил «Пиковую даму», ему нужен был первоклассный артист, и в моем лице он нашел его – он сам так говорил. А я просто честно делал свое дело. Я очень люблю классические балеты – кроме «Лебединого озера», которое я, возможно, слишком много видел и танцевал в своей жизни и просто «переел».

– А «Спящая красавица»? Вам ведь довелось исполнять в одном спектакле сразу три партии – Принца, Голубой Птицы и феи Карабос. У меня есть фото с вашей феей Карабос в великолепном костюме, гриме, с короной на голове. Писали, что это какая-то историческая корона?

– Нет, она была сделана моими руками. Мне принесли корону, но она оказалась мала – раньше в ней выступали артисты меньше меня, и мне пришлось ее немного увеличить. А загримировался я под Майю Михайловну Плисецкую… Я человек очень любознательный, и мне всегда хотелось разного. Я ведь в балет пошел не потому, что мечтал о сцене и аплодисментах. Я хотел в эту картинку попасть: мне казалось, что там сказка. А оказалось – каторга.

– Думаю, что вы по натуре романтик и эстет.

– Ну, романтиков не люблю, хотя, наверно, склонен к этому. А что касается эстетизации жизни… По-моему, каждому человеку свойственно любить прекрасное, просто у каждого свой критерий. У меня он такой (смеется).

– Если уж мы заговорили о критериях, каковы ваши эстетические идеалы в балете?

- В моем представлении, когда артист выходит на сцену, его внешний облик и внутренний настрой должны совпасть с волной, атмосферой, созданной художником, хореографом и композитором. Это и есть искусство. К сожалению, зачастую этого не происходит. На это способны лишь очень одаренные люди, очень большие артисты. Потому что они не всеядны и никогда не берутся за не свое дело.

К сожалению, некоторых великих артистов балета я мог видеть лишь на пленке – это Галина Сергеевна Уланова и Майя Михайловна Плисецкая, которую я видел на сцене уже немолодой в небольших номерах. Одна из самых моих любимых артисток балета – Надежда Павлова. Я был потрясен, когда в детстве увидел ее, потом я с ней танцевал спектакли. Очень любил Людмилу Семеняку. На сегодня самая лучшая в моем понимании балерина – это французская звезда Сильви Гиллем.

– А в мужском танце?

- Мне не довелось видеть Михаила Барышникова на сцене, но какие-то его роли в балетах Баланчина и Роббинса я считаю идеальными, а какие-то не принимаю. Или Марис Лиепа в роли Красса в «Спартаке» – это идеальное попадание, а в других ролях мне неинтересно его смотреть. Я считаю одним из лучших исполнителей ролей в благородном репертуаре французского танцовщика Лорана Илера, а изумительными исполнителями романтического балета потрясающую французскую пару – Гилен Тесмар и Микаэля Денара.

Чудес не бывает? Или…

– Увы, балетный век короток. Михаил Барышников, например, с возрастом перешел от классического балета к танцу модерн – от вертикали к горизонтали. А вы видите себя танцующим, скажем, в 50 лет?

– Я считаю, что искусство танца имеет возрастной лимит, и я не видел ни одного хорошего исполнителя в 50 лет, каким бы гениальным артистом он ни был. Когда это единичный случай, например, юбилейный вечер, то, пожалуйста, но когда это становится на поток, к искусству это не имеет никакого отношения. Женщина более совершенно, если можно так сказать, увядает, а мужчине с определенного возраста не надо раздеваться и мучить своими телодвижениями публику.

– Тогда каким вы видите свое будущее?

– А кто его знает? Вы знаете, что с вами завтра будет? Мы можем только предполагать, а располагать будут Оттуда. Другое дело, что я уже много лет преподаю, веду класс, и работаю репетитором в театре. Это интересно, но малооплачиваемо. А я привык жить неплохо и не хотел бы в будущем себя в чем-то ограничивать. Много есть задумок, но как они реализуются, никто не знает.

– Не думали о кино, драмтеатре?

– Это совсем другая профессия. Нет артистов балета, которые могут на сцене хорошо говорить. Чудес не бывает. Конечно, можно использовать мое умение двигаться, если будет умный режиссер. В кино актерской профессии практически нет, тут важно, кто тебя снимает, кто монтирует. И потом у меня очень яркий, своеобразный типаж, не каждая роль подойдет, и не все режиссеры готовы рисковать.

– Одним словом, балет, и только балет – ваше призвание, ваша судьба. Видимо, так было предначертано: недаром ведь вы родились в канун Нового года, 31 декабря?

– Да, наверно, Там, в небесах что-то хотели этим сказать.

– Надеемся, что мы еще увидим вас в Таллинне.

– Теперь уже не знаю, когда получится. Я все-таки тихо взрослею (смеется).

– Но ведь не стареете.

– Ой, хочется в это верить.

Справка «ДД»

Николай Цискаридзе

родился 31 декабря 1973 года в Тбилиси;
народный артист России, дважды лауреат Государственной премии, обладатель трех «Золотых масок», приза Benois de la Danse, кавалер ордена Французской республики «За заслуги в искусстве и литературе» и др. наград;
учился в Тбилисском хореографическом училище (1984-86) и Московском хореографическом училище (1987-1992, класс проф. П.А. Пестова). На выпускном экзамене был замечен Юрием Григоровичем и приглашен в Большой театр на ведущие партии;
с 1992 – солист Большого театра. В репертуаре более 60 партий;
в 1996 году окончил Московский государственный институт хореографии;
лауреат VII Международного конкурса артистов балета в Осаке (1995, II премия), VIII Московского международного конкурса артистов балета (1997, I премия).

Фото: Сергей Трофимов



«И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои.
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной
Без упованья и любви...».
Николай Цискаридзе - Демон в хореографии Бориса Эйфмана.

 

Обсуждение закрыто