Задуманный как разовая акция, своего рода «наш ответ финской пропаганде», Василий Тёркин стал явлением мировой литературы, о котором спорят и которым восхищаются нобелевские лауреаты.

75 лет назад, 4 сентября 1942 г. на фронтах Великой Отечественной было откровенно худо. Немцы рвутся к Волге у Сталинграда, проламываются до самого Терского хребта на Кавказе, гнут нашу оборону подо Ржевом, а про Ленинград и говорить нечего — впереди была самая страшная зима блокады. Именно в этот момент газета «Красноармейская правда» начинает публикацию поэмы Александра Твардовского «Василий Тёркин».

Автоматически считается, что самый узнаваемый солдат Великой Отечественной появился на свет как раз 4 сентября 1942 г. На самом деле эта дата может претендовать разве что на звание «Второе рождение героя». Потому что первое состоялось несколькими годами ранее. И было, чего уж там, не вполне самостоятельным.

Финская война 1939 — 1940 гг. Будущий автор «Тёркина» впоследствии назвал её «незнаменитой», и был отчасти прав. Но только отчасти. Для финнов эта война, несмотря на печальный финал, была и остаётся одной из самых героических страниц истории. 

Во многом — благодаря пропаганде. Причём — самого низового ранга. Листовки-комиксы для солдат. Их было много, но в лидеры как-то сразу выбился художник-карикатурист Эркки Тантту со своим героем. Румяный солдат-толстяк с великанским задом, моржовыми усами и вечной трубкой. Имя — Рюмю-Ээту. 

Сюжеты незамысловаты, и с предсказуемым финалом. Рюмю-Ээту всякий раз торжествует над многочисленными, но тупыми «рюсся», обряженными в драные ватники и будёновки со звездой. Юмор плоский и какой-то сортирный — частенько Рюмю-Ээту в качестве основного инструмента доминирования использует свою необъятную задницу, придавливая ею тощих и почему-то носатых «красных». Текст на листовках встречается крайне редко, и, в общем, тоже не блещет. Словом, комикс как он есть.

Советской стороне срочно понадобился «наш ответ Маннергейму». Создали его довольно-таки быстро. Но был один концептуальный недостаток. В газете Ленинградского военного округа «На страже Родины» копировали финский подход — наши тоже шли от рисунка. И сюжет, и сценарий будущего комикса придумывали художники — Василий Фомичёв и Вениамин Брискин. И уж только потом подтягивали поэтов. Кстати, Твардовский был там лишь одним из многих. Его явно заслоняли такие фигуры, как, например, Николай Тихонов, автор бессмертного: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей». Или Самуил Маршак — признанный мэтр. Он, к слову, придумал и написал первую биографию Василия Тёркина, согласно которой:

Не в Париже, не в Нью-Йорке -
В деревушке под Москвой
Родился Василий Тёркин,
Наш товарищ боевой.

Но главными всё равно оставались художники, и формат Тёркина не уходил далеко от классического комикса. А в этом жанре мы традиционно уступаем многим и многим — культура комикса у нас так толком и не сложилась. Вася Тёркин времён финской войны «зеркалил» своего контрагента Рюмю Ээту. Точно так же водил за нос тупых финнов, действуя в стиле «одним махом семерых побивахом». Под стать были и стишки. Да — бравые, да, залихватские, но даже у Маршака получалось так себе. Иные строфы выбрасывали из публикаций, как, например, эту:

Ждут бойцы его с любовью,
И порой, сойдясь в кружок,
Пьют за Васино здоровье,
Поднимая спецпаек!

В общем, оставаться бы этому персонажу на листовках, издаваемых от случая к случаю. Но вмешалась судьба. Во-первых, Александр Твардовский, в отличие от своих коллег, увидел в Тёркине нешуточный потенциал, и, по собственному признанию, задумал нечто более крупное, чем разовая пропаганда.

Во-вторых, случилось 22 июня 1941 г. Твардовский, будучи военкором, успевает побывать в серьёзных переделках, попасть в окружение и выйти оттуда живым. В его дневнике появляется запись: «Война всерьёз, и поэзия должна быть всерьёз».

Тёркин преображается. Вот каким его описал Твардовский в 1939 году:

Богатырь, сажень в плечах,
Ладно сшитый малый.
По натуре — весельчак,
Человек бывалый.

Теперь от прежнего Тёркина остаётся разве что характер. Заодно он получает новое место рождения — не подмосковная деревня, а Смоленщина — становясь, таким образом, земляком автора. 

Но, поубавив в стати и силе, обновлённый Тёркин перерастает в какую-то по-настоящему космическую величину. Он становится тем самым русским солдатом — не богатырём, а простым человеком, который, тем не менее, может поспорить и с самой Смертью. Что особенно важно — без торжественных завываний и пафоса. Точное соответствие старинной военной поговорке: «Солдаты дымом греются, солдаты шилом бреются». 

А поэма Твардовского становится явлением, не заметить которое нельзя. Забавный момент. Известно пять русских писателей, удостоенных Нобелевской премии по литературе. Бунин, Пастернак, Шолохов, Солженицын, Бродский. Из всех них отмолчался только автор «Тихого Дона». Остальные скрестили виртуальные клинки по поводу «Василия Тёркина» с таким жаром, как будто их нанял кто. Кстати, чуть ли не единственный момент, когда Иосифу Бродскому отказал его знаменитый литературный вкус — его отзыв был таким: «Слишком легко. Плясовая Тёркина». 

И этот неосторожный отзыв сметается тремя тяжеловесами — Солженицыным, Пастернаком и Буниным. Последний дал, пожалуй, исчерпывающую характеристику как самого «Тёркина» и его автора, так и критиков: «Совершенно восхищён его талантом. Какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всём! Наши поэты не почувствуют, не поймут. Обязательно скажут: „Ну что такое Твардовский? Да это частушка“. У них ослиное ухо».