![]() |
|
Фото с выставки в РКЦ, посвященной Игорю Северянину |
В этом году исполнилось 125 лет со дня рождения замечательного русского поэта Игоря-Северянина. Жаль, конечно, что о нем вспоминают только по юбилейным датам.
В этом году мне удалось с помощью Союза русских благотворительных и просветительных обществ издать уникальный сборник автографов поэта - Fac Simile, но нереализованными остались еще два проекта: сборник не менее уникальных рецензий и газетных статей об Игоре-Северянине «Окрест Северянина» и сборник моих эссе «Метелинки». Метелинки – это снежинки, мелочи быта, которые если их не зафиксировать, пропадают, истаивают на ладони.
Осенью меня привлекли к большому проекту, связанному с переизданием стихов Игоря-Северянина. Работа нудная, но благодарная: за сто лет в прижизненных, а особенно в посмертных переизданиях накопилась масса опечаток, редакторской и издательской отсебятины, отсюда задача – вычитать все тексты, сверить с прижизненными изданиями, чудом сохранившимися списками опечаток, авторской правкой, откомментировать то, что для современного читателя может представлять затруднения.
Вот, например "загадочные" строки из «Поэзы северного озера»:
Да, много в жизни деревенской
Несносных и противных «но»,
Но то, о чем твердит Каменский,
Решительно исключено...
Кто такой Каменский и о чем он там твердил сто лет назад? А Василий Васильевич Каменский – это известный в начале прошлого века поэт, футурист, авиатор, автор скандального сборника «Танго с коровами», отпечатанного на обратной стороне рулона обоев. Так что теперь понятно, что исключает для себя Игорь-Северянин в деревенской глуши – танго с коровами. Ирония становится понятной.
А вот поэза «Гастрономы древности». С героями – Лукуллом, Октавием, Поллионом, Апицием и Клавдием проблем, как будто не должно возникнуть, но антураж требует пояснений: ритон — рог для питья, широкий воронкообразный сосуд в виде опущенной вниз головы животного (собаки, барана, козла, лошади) или человека; архимагир — значение слова неясно, в контексте может означать aρχιμάγος, т.е. верховный маг или жрец; латиклава — лат. laticlave, туника римского сенатора с двумя широкими красными полосами; имплювий — в римском доме часть атриума без крыши с бассейном для сбора дождевой воды; кукуль — по-гречески чепец, колпак, вообще головной убор; менады — спутницы и почитательницы Диониса, помнятся тем, что растерзали знаменитого певца Орфея.
Игоря-Северянина часто упрекали в том, что он пишет по наитию, употребляя иноязычные слова, значение которых ему не известно. Ничего подобного! Все его изыски готовились, причем тщательно. Наша беда в том, что мы дети своего времени и некоторые изыски нам просто непонятны. Так что прелесть этой работы в том, что день за днем, сверяя тексты, вновь и вновь погружаешься в магию северянинской поэзии. Изыскного мусора изрядно, но по слову Анны Ахматовой, когда б мы знали из какого сора растут стихи! А в северянинском «соре» преизрядно жемчужин мирового класса. Его лирика потрясающе афористична:
Идите мимо в своих событьях,—
Я безвопросен: вы безответны.
---
Не то в ней дорого, что вложено в нее,
А то, что сердце в ней увидело мое…
---
Как жаль, что из вздора и чуши
Порой вырастают страданья.
Но так наши созданы души,
И в этом — дефект мирозданья.
---
Так создан белый свет,
Что только в белом освещенье
Лицо приводит в восхищенье...
--- --- ---
Когда я занимался сборником «Окрест Северянина», то обнаружил, что подавляющее большинство его критиков, предрекавших поэту немедленное забвение, в забвении оказались сами. Их имена сегодня известны только специалистам и ровным счётом ничего не говорят читателю. Зато поднапрягшись, многие хоть две северянинские строки, да вспомнят.
--- --- ---
Игорь-Северянин скончался в оккупированном германскими войсками Таллинне, куда его вопреки воле привезла его последняя сожительница Вера Борисовна Коренди. Поэт умер 20 декабря 1941 года около 11 часов утра на руках у Валерии Борисовны Запольской, младшей сестры Веры Борисовны. Стараниями писателя Юхана Яйка о смерти поэта сообщили по радио.
Хоронили Игоря-Северянина, в миру Игоря Васильевича Лотарева, его единственная жена – Фелисса Михайловна Лотарева и последняя сожительница Вера Борисовна Коренди.
Известие о смерти Игоря-Северянина невероятным образом дошло до Москвы, до друга его молодости профессора Георгия Шенгели, который написал первое посмертное посвящение поэту, начинавшееся словами «Милый Вы мой и добрый! Мою Вы пригрели молодость…» В 1946 году Шенгели напишет очень странное, чтобы не сказать мистическое стихотворение о своем друге:
Вы приснились мне, Игорь, — и каким-то печальным,
Пожилым и печальным, в пене редких кудрей;
Четверть века умчалось; было юности жаль нам, —
И стихов попросил я поновей, поострей.
И бестембровый голос, как холодная пена,
Из которой Киприда отлетела в мираж,
Мне сказал: «...королева... и совсем не Шопена...»
И скучливо добавил: «...не любил ее паж...»
Все зачеркнуто сразу! Кислородный мой Игорь!
Чьим стихом перед смертью надышаться б я мог!
Значит, в вас тоже пепел, та же выцветь и выгарь!
Те же гири на лире и на сердце замок!
--- ---- ---
Но довольно о скорбном. Для сегодняшнего дня я выбрал поэзу Игоря-Северянина «Стеклянная дверь», строфа из которой цитирована выше. Поэза звучит вполне современно, не требует никаких комментариев, и это подлинная жемчужина:
Дверь на балкон была из стекол
Квадратиками трех цветов.
И сквозь нее казался сокол,
На фоне моря и кустов,
Трехцветным: желтым, алым, синим.
Но тут мы сокола покинем:
Центр тяжести совсем не в нем...
Когда февральским златоднем
Простаивала я у двери
Балкона час, по крайней мере,
Смотря на море чрез квадрат
То желтый, то иной,— мой взгляд
Блаженствовал; подумать только,
Оттенков в море было сколько!
Когда мой милый приходил,
Смотрела я в квадратик алый,—
И друг болезненный, усталый,
Окровянев, вампиром был.
А если я смотрела в синь
Стеклянную, мертвел любимый,
И предо мною плыли дымы,
И я шептала: «Призрак, сгинь...»
Но всех страшнее желтый цвет:
Мой друг проникнут был изменой...
Себя я истерзала сменой
Цветов. Так создан белый свет,
Что только в белом освещенье
Лицо приводит в восхищенье...