— Только ленивый, — соглашается Павлович. — И это правда: не видел, не знаю, не нюхал. Но могу с чистой совестью сказать: теперь, после сотен встреч и прочтения сотен страниц, я «не знаю» в той же степени, в которой никто ничего не знает, — не меньше и не больше.
Потому что у темы нет границ — где ты их поставишь, там и будут. И любое вычленение ситуации, которая пойдет на сцену, будет искусственным, а значит — тенденциозным. Избежать этого невозможно. Поэтому в один момент я остановился и сказал: мы будем делать про этих конкретных русских женщин, русских актрис (Татьяну Маневскую и Любовь Агапову. — Я.Т.), которые приехали в Эстонию в восьмидесятые и всю эту ситуацию перехода из одной страны в другую пропустили через свою жизнь. И вот на их личном, даже интимном опыте мы прослеживаем, как трансформируется жизнь в отдельно взятой стране.

— А где же эстонцы? Где, так сказать, другая сторона?
— Здесь, конечно, напрашивался спектакль на двух языках, с привлечением эстонских артистов, этакая интеграция в действии. И я был бы рад такой спектакль посмотреть. Но наш спектакль — своего рода ответ Русского театра на то, что произошло, и задача наша — не интеграция.
Мы очень далеко ушли от формального повода — «Бронзовой ночи». Потому что искусство никому ничего не должно. Это способ рефлексии, не поиск ответов — а постановка вопросов. А вопросов в ситуации морального выбора возникает множество, на всех уровнях: от выбора гражданства до выбора модели поведения. Что для тебя Родина? Кто для тебя «свои»? Можешь ли ты сказать — «наш эпос Калевипоэг»?

— Возможно, зритель не этого от вас ждет?
— Конечно, многие спрашивают: а как вы сделаете разбитую витрину? А как вы сделаете Д-терминал? Но мы не станем оправдывать ожидания публики. Не будет ни толпы, ни терминала, ни собственно памятника. А будет 12 песен (педанты смогут подсчитать), которые, как мне представляется, определяют ситуацию в Эстонии. И «запрограммированный» зритель будет, наверное, разочарован.

— То есть ответа на вопрос «кто виноват?» «Соль» никому не дает.
— А это не мое дело. Расследовать — это профессия. Но не моя.