Еще до начала спектакля в проеме, через который артисты попадали в пространство «Игроков», появился человек с каким-то осветительным прибором, повозился немного – и его очки сверкнули инфернальным зеленым свечением.

Борис ТУХ

Больше ничего мистического в открывшем фестиваль «Золотая Маска в Эстонии» спектакле московской Студии театрального искусства под руководством Сергея Женовача не было. Никакого ползучего дыма, никаких дам полусвета в дезабилье, олицетворяющих крапленую колоду по прозвищу Аделаида Ивановна, ничего такого, что театры привычно навязывают Гоголю.

Жульничество в девяти эпизодах

«Игроки» нынче – самая модная из трех пьес Гоголя. «Женитьба» с ее темой поиска счастья и трусливого бегства от того же самого счастья сейчас мало кого интересует. Да к тому же Анатолий Эфрос, поставив ее как трагикомедию, закрыл тему. Тридцать лет после него никому не удается копнуть глубже, а превращать ее в парад аттракционов есть тьма охотников, только серьезный режиссер закончил бы мысль точно так же, как Чацкий: я не из их числа.

«Ревизор»? Ах, скажите, кто нынче боится ревизора? Вопрос не в том, давать или не давать взятки, а в размерах самой взятки. Но это проблема техническая и предметом искусства не является.

Совсем свеженьких «Игроков» на протяжении одного сезона я видел трижды. Фильм Павла Чухрая «Русская игра», где главный герой, шулер-виртуоз, которого облапошили менее техничные, но более безжалостные и бессовестные партнеры, сделан итальянцем, для наглядности: мол, каким бы ты искусным аферистом не был, не суйся в страну, занимающую в мире сто сорок шестое место по уровню коррупции (отсчет ведется от меньшего к большему). Разденут до нитки. Потому что ты у себя привык играть по своим мафиозным правилам, а здесь бизнес – бои без правил.

Постановка Михаила Бычкова в Вильнюсском русском театре. Вот тут как раз сплошной разгул мистики и инфернальности: и действие происходит чуть ли не в аду, и прелестницы изящно машут ручками из каких-то черных дыр, но всё – поверх пьесы. Хоть и изобретательно!

И, наконец, спектакль Евгения Ибрагимова в нашем Кукольном театре: блестящая демонстрация того, как раскладывается сюжет Гоголя в мире кукольной игры, остроумный контекст... Но и тут театр заигрывается, придуманный им контекст становится важнее самого текста.

Сергей Женовач открывает в «Игроках» анатомию и поэзию жульничества: жанр спектакля он так и определил – «Жульничество в 9 эпизодах и 25 явлениях». Число 9 здесь ключевое. Девять артистов, девять геометрически правильно (3х3) расставленных столиков, за которыми располагаются действующие лица, девять уходящих в никуда колонн (сценография Александра Боровского). Ну и еще бликующий тускло-свинцовым блеском бюст Гоголя, несущий ответственность за все безобразие!

От «Мальчиков» к «Игрокам»

Два года назад Студия театрального искусства Сергея Женовача, тогда совсем юная, играла в Таллинне в рамках «Золотой маски» «Мальчиков» Достоевского.

Мальчики повзрослели. Забурели и обнаглели. Души прекрасные порывы юных радетелей о судьбах отечества сменились беспардонной заботой о собственном благополучии. Все круто поднялись, все носят длинные черные пальто и широкополые шляпы – по этой униформе они узнают своих.

Женовач не обвешивает пьесу посторонними ходами. Спектакль элегантен и вызывающе прост, а интрига его ясна как трижды три: провинциальное жулье ставит себе задачу развести как лоха заезжего Мастера нечестной карточной игры. При этом и заезжий виртуоз Ихарев (Андрей Шибаршин), и местные шулеры – артисты и поэты своего дела. Красота аферы пленяет их не меньше денег!

Женовач избегает того самого гротеска вообще, которым так охотно пользуются менее утонченные постановщики Гоголя. Каждый характер в его спектакле предельно конкретен и глубок, а действия и отношения персонажей выстроены безукоризненно.

Беда Ихарева в том, что он больше, чем его неверные партнеры, остался прекраснодушным мальчиком – и профессия шулера, как ни странно, этому не помеха. Герой Шибаршина круглолиц, юн и восторжен. Преуспев в ловкости рук, он еще не выработал в себе развратную ловкость души. Ему не зазорно обыгрывать простофиль, но к товарищам по профессии он испытывает уважение и абсолютно убежден в их внутрицеховой солидарности.

Лица за игорным столом

«Мы признаемся тут же вам откровенно, что сговорились обыграть вас, потому что приняли вас за человека обыкновенного. Но теперь видим, что вам знакомы высшие тайны. Итак, хотите ли принять нашу дружбу?» – говорят Ихареву местные корифеи Утешительный (Алексей Вертков), Швохнев (Александр Обласов) и Кругель (Григорий Служитель). Лицо Ихарева расплывается в улыбке: «От такого радушного предложения не могу отказаться». (А мы-то до сих пор убеждены, что «предложение, от которого невозможно отказаться» – это из «Крестного отца» Марио Пьюзо.) И тут становится ясно: положение одинокого художника тяготит Ихарева. Он от всей души хотел встретить коллег, вступить с ними в игроцкое братство, и на этой его слабости искусно играет демагог высокого полета Утешительный.

Вертков великолепно оправдывает причудливую логику своего Утешительного. Уже одним тем, что верит в то, что произносит сам. В этом спектакле нет вообще никакого подмигивания зрителям – в том смысле, когда актер всеми средствами дает понять: мы-то с вами знаем, что я вру напропалую, но вот тому простаку знать не обязательно! (Зато Швохнев, уплетая балык, оборачивается к залу и сообщает, что балык действительно превосходен – и это тоже признак искренности персонажа: если его переполняют какие-то чувства, он непременно спешит поделиться ими. Хотя бы с публикой!)

Ихарев дрожит от нетерпения, как гончая, почуявшая след. Он зовет гостей к игорному столу, а те никак не могут оторваться от обеденного. Сразиться в картишки они всегда успеют, а такая халява выпадает не часто!

Подобные вкусные и точные подробности дезориентируют не только Ихарева, но и... зрителя. Судя по реакции публики, в зале было немало людей, то ли не читавших Гоголя, то ли забывших сюжет «Игроков» – и они принимали слова жуликов за чистую монету!

Ну а как не поверишь, скажем, таким назидательным и искренним монологам Глова-старшего (Сергей Качанов), если артист с фантастической естественностью играет туповатого ветерана, подающего молодежи добрые советы, так как уже не в состоянии подавать дурные примеры? Или детской искренности Замухрышкина (Сергей Аброскин), так доброжелательно и наивно воспевающего взятку и попутно вымогающего ее!

Спектакль превращается в праздник чистой, ничем не замутненной игры. В нее вовлекается и десятый персонаж – бюст Гоголя. Сначала на бюст надевают шляпу и пальто, словно вводя его в шулерскую компанию: мол, не журыся, Василич, тут все свои! А затем, уже почти в финале, Гоголь становится собеседником Ихарева, выслушивает его мечты (а мечты чистые и добрые: шулеру хочется приобщиться к столичной культуре!), и (тут, наверняка, поклон художнику по свету Дамиру Исмагилову) кажется, что на лице классика играет саркастическая усмешка.

В конце концов Гоголь отворачивается от происходящего, но это – театральная шутка. Более близких авторской мысли «Игроков» трудно себе представить!

Обсуждение закрыто