Спектакль эстонского режиссера объяснил, как надо решать демографические проблемы малых народов.
Опус стремительно набирающего популярность и объездившего уже треть фестивальной Европы таллинского театра «NO99» начинается совершенно в духе «Великодушного рогоносца» Кроммелинка. «Твоя жена беременна от меня», — говорит один парень в национальном эстонском костюме другому, в джинсах и рубашке, и рвется показать фотографию УЗИ, это подтверждающую. Тут является сама жена и заявляет: ты ребенка хотел в будущем, а я — сейчас, вот он и помог реализации моей заветной мечты.
В скором времени к оплодотворителю присоединяются еще шестеро в таких же этнических одеждах — они образуют клуб «Горячие эстонские парни» (или попросту ГЭП). Гэповцы воспламенились патриотической идеей: сейчас эстонцев миллион, но деторождение неуклонно падает, и это рано или поздно приведет к полному исчезновению нации — значит, нужно личными усилиями переломить плачевные демографические процессы. Следуют арифметические подсчеты: если каждый член клуба в каждый день недели заделает ребеночка такому-то количеству женщин и так столько-то лет, этнос будет спасен.
Ревнивый муж из первого эпизода вскоре начинает разделять идеалы ГЭП и предстает в виде темпераментного лектора, который, проповедуя эти идеалы, подкрепляет логические выкладки крупнозернистым матом. И вот уже робкий поначалу член коллектива по имени Яак предлагает соответствующие услуги сразу трем девицам — со всеми последующими комическими перипетиями. А клабберы пляшут забойный сексуально-тренировочный танец, показывающий, в каких позах и как именно они станут исполнять свою гуманитарную работу чреслами.
В общем, умора.
Тийт Оясоо, с одной стороны, наследует традицию, еще в 60-е годы заложенную режиссером и педагогом Зиновием Корогодским в ленинградском ТЮЗе: студенческие упражнения и этюды перерастают в спектакль-ревю — таллинские актеры, к слову сказать, молоды, тренированны и заразительны. С другой стороны, режиссер следует модному тренду а-ля «Монологи вагины» (спектакль-коллаж на «актуальную социальную тему).
Второе — гораздо хуже.
Тухлым запашком потянуло уже в конце первого акта: тут на стенку стали проецировать фотографии актеров в кругу семей — с умильно-счастливыми лицами и с младенцами на руках. То есть фарс фарсом, но могут быть и дети. И эти дети не театральная абстракция, но реальные живые существа. Тут бы и остановиться — но нет: имеется еще и второй акт, в течение которого бодрый, весело погромыхивавший поезд спектакля постепенно начинает замедлять скорость, сходить с рельсов и в конце концов окончательно валится в кювет. Как говорит Аркадина в «Чайке», «он сам предупреждал, что это шутка, и я относилась к его пьесе как к шутке. Теперь оказывается, что он написал великое произведение. Ему хотелось поучить нас... Наконец это становится скучно».
Вдруг выясняется, что про вымирающую эстонскую нацию и нам рассказывают всерьез. И про любовь к родной земле, к ее лугам, полям, небу и солнцу тоже всерьез. С пением гимна. С перечислением дорогих сердцу камней (тут ирония вспыхивает в последний раз — перечисляющего все-таки останавливают: «Спасибо, хватит»), птиц, рек и великих деятелей отчизны... Все это очень соответствует программам ЕС по поддержке культур малых народов (странно даже, что в буклете не значится какой-нибудь соответствующий грант) и наглядно демонстрирует, как вездесущая политкорректность может задушить живой и поначалу весьма симпатичный спектакль.