– Уже существует легенда о том, что Сергей Урсуляк в поисках натуры зашел в домик-музей Петра, увидел вас...

– Это чистая правда. Я вел экскурсию на немецком языке для немецких туристов. Он попросил меня показать в городе интерьеры и дома 20-х годов. Я в самом деле знаю Ревель таким, каким его мало кто знает сегодня. Это сыграло свою роль. Наверное, то, что они увидели моими глазами, неведомым образом повлияло на съемочную группу. Потому что, водя их по городу, я не говорил: «Вот это дом 20-го года, этот 22-го, записывайте, пройдемте дальше...» Я рассказывал им судьбу домов. Потом пришло время расстаться, сказать друг другу спасибо и получить денежку за работу консультанта.

– А Урсуляк уже знал о вашей профессии?

– Нет, я не сказал, что я актер. Поскольку меня нанимали для другой работы. Да я и сам забыл, честно говоря. Уже многие годы я и не вспоминал, что был когда-то актером. Об этом и думать было смешно...

– Вы ребенком приехали с родителями в Эстонию, потом уехали в Москву поступать в театральный...

– В тот момент, когда я сошел с поезда на перрон Ленинградского вокзала Москвы, я Таллинн вообще исключил из своего сознания. Я понял, что Москва – это город моей жизни. А потом как-то все пошло «в жилу»: поступил в ГИТИС на курс Андрея Гончарова и тем же летом поехал на гастроли с его же театром, театром Маяковского... Был много занят в репертуаре. Но наступил день, когда я поставил на этой профессии крест. Я никого не хочу обидеть, но в столичный театр из села Чучундра попасть невозможно. А я попал туда в 17 лет и понял, что нашел свой театр. «Я становлюсь артистом великого русского театра»... И когда мечта моя рухнула...

– А почему она рухнула?

– Мне не хотелось бы об этом говорить...

– Я просто понять хочу...

- Моей роковой ошибкой было то, что я решил перейти в другой театр. А Гончаров мне этого не простил. А дальше... Я уехал в Ленинград, меня сразу Игорь Горбачев взял в Пушкинский театр. Но мне сказали: хочешь работать, найди, где прописаться. А я-то полагал, что меня такого золотого-расчудесного с руками-ногами оторвут... Нужно было смирить гордыню. А я вернулся в Таллинн. Проработал здесь пять сезонов, потом один сезон в Литве. И, как бы помягче сказать: второго театра Маяковского я не нашел.

Заливать тоску я не стал, а благодаря советнику немецкого консульства поехал в Германию, в Кёльн. Получил там образование журналиста телевидения и радио. Это был 1989 год. Начало «революции». Я вернулся журналистом с немецкой выучкой и знанием языка. Я и раньше говорил по-немецки, но лишь в раннем детстве, поэтому язык ребенка нужно было доводить до совершенства.

Вернувшись сюда, начал работать на радио в русской редакции и подрабатывать в иновещании в немецкой редакции. Вот тогда и возник порыв – воспользоваться своей первой профессией. И я открываю русский радиотеатр на эстонском радио. Мы работаем пять лет, а потом нас сокращают как жанр. Потом я перехожу на государственное телевидение, потом на кабельное.

– Я что-то слышала про скандал с STV...

– Не было скандала. Просто роман между мной и STV закончился. У сети были коммерческие планы, и я в эти планы никак не вписывался. У нас разговор откровенный?

– Абсолютно.

– Я всю свою жизнь делал только то, что я хотел. Только то, что я хотел. Никогда, никому, ни при каких обстоятельствах я не позволял установить над собой ни нравственную, ни материальную, ни духовную власть. Это очень дорогой стиль жизни.

– Подход актерский абсолютно: я - гений, я хочу.

- Нет, наверное, так нагло я не думал. Но всегда было яростное отвращение к попытке надеть на меня ошейник. Ну, а какой работодатель будет долго терпеть работника с такими свойствами? И я понимал, что моя биография – это плата за тот стиль жизни, который я выбрал. И я за ценой не стоял. Но сейчас, с высоты своего возраста, а мне 53, я могу сказать: да, я поступал правильно.

Мои далекие старшие коллеги – Александр Лазарев, Светлана Немоляева, мой бесконечно любимый Армен Борисович Джигарханян, покойный Сашечка Фатюшин, Сашенька Соловьев, убитый московскими ментами... Можно длить и длить этот список мастеров актерской профессии, как иногда говорят – подлой продажной профессии. А они во главу угла ставили сохранение своего достоинства. На них не срабатывал принцип: кто роль дает, тот и Станиславский. Я недавно с ними встретился во время их гастролей – обрыдались, обхохотались, обвспоминались... Они так и живут, так и работают, не принося в жертву ни себя, ни своих близких, ни под кого ни ложась.

Так что все мои обвалы и кульбиты – это целиком моя «заслуга», никто в этом не виноват. Раз не хочу я быть артистом в театре Жуткина и Пупкина, буду радиотеатр делать... Не хотят радиотеатр – буду журналистом. Немецким...

– А потом политиком...

- А потом политиком... Вот об этом не хочу говорить. И не заставите. Вот когда «революция» грохнула в 90-е годы, я увидел однажды книжку. «Вернуться в Россию стихами». Стихи русских поэтов-эмигрантов. Купил. Когда мне выпала удача попасть в фильм к Сергею Урсуляку и когда фильм пошел по телевидению в России, я вспомнил этот сборник и его заголовок. Вот так мне посчастливилось вернуться в мечту моей юности этим фильмом. И я всегда буду Сергею Урсуляку за это благодарен, потому что так в жизни не бывает – ведь юность далеко-далеко, а реальность перетирает в прах людские мечты. Уже забываешь, кем ты был, чему ты учился, о чем мечтал...

– А трудно было?

- Нет. Наша профессия – вот повелся, заговорил, будто не было этих лет забвения! – это праздник. Нельзя заниматься профессией, которая рвет аорту, кишки и прочую анатомию... Ее немедленно надо бросать. Я вспоминаю Максима Максимовича Штрауха, его короткий монолог на вокзале в спектакле «Таланты и поклонники», когда он говорит: «Что ты сказал? Она уехала? Да, брат, уехала наша Александра Николавна. Прощай! Только и видели. Ну что ж, мы с тобой будем плакать в одну урну и заочно пожелаем ей счастливого пути»... Он репетировал этот монолог, как и всю роль, с детской верой и наслаждением, а не в плотских муках и нервических припадках... А вот зал заливался слезами восторга перед этим великим талантом... Штраух шел на работу, как на праздник.

Наташечка Гундарева – как на праздник. Она играла, как дышала. Я не могу себе представить, чтобы она или Светлана Владимировна Немоляева где-нибудь сказали бы: я не сплю, не ем, у меня несварение, у меня мигрень, я не знаю, как эту роль играть. Наша профессия – легкая. Если ты в ней не по ошибке. Это, в принципе, синекура, это действительно «праздник, который всегда с тобой»...

– Вот вы вышли на съемочную площадку – и будто не было перерыва в лицедействе?

– В целом, исключая некоторые мелочи, не было. Это, как езда на велосипеде. 20 лет не ездил – повилял-повилял рулем и поехал. Вот я пару раз вильнул, а потом поехал.

-Вернемся к началу нашего разговора. К предложению сняться в фильме.

- Урсуляку кто-то сказал, что я актер, и он мне позвонил, не сказал ни здравствуйте, ни до свидания, а сразу спросил: «Ну что, снимаемся или не снимаемся?» Конечно, я сказал «да».

Сергей вызывает огромное доверие к себе. Он не снимает сериалов. Он снимает художественные картины. «Ликвидация», например, – киноэпопея. Он не может одну серию сделать, как художественное игровое кино, а вторую – как получится. Талант, жесткий график, дисциплина, художественный вкус, воля – свойства художника, которыми он в полной мере обладает. Я ни разу не видел, чтобы Сергей на площадке на кого-то кричал. Он умеет так потребовать, так серьезно поговорить и с артистом, и с осветителем, что они будут выполнять свою работу с максимальной отдачей.

– Он сразу вам предложил роль резидента немецкой разведки Отто Нолмара?

- Сразу.

– На роль были другие претенденты?

– Я не могу этого знать, мне никто не говорил.

– Новые предложения поступают?

– Нет, пока не поступают.

– А экскурсоводческая стезя как возникла?

- Она возникла одновременно с возвратом Германией архивов Таллинна-Ревеля в 1994 году. Я должен был найти корни моей семьи. Меня пустили в эти архивы. А когда я искал личные документы, по дороге встречались другие. Позднее меня приняли на работу в музей, вот тогда у меня появились возможности работать с архивами более углубленно.

Вы спросили, жду ли я приглашений в кино? Конечно, жду! Но ощущения сиротства и брошенности у меня нет. По-актерски я счастлив.

***

Многое, о чем мы говорили с Виктором Ланбергом, осталось «за кадром». Что-то из сказанного он сам попросил меня вымарать из текста. О чем-то я умышленно его не спросила, догадавшись, почувствовав, что все равно не ответит. Мы не коснулись ролей, сыгранных в нашем Русском драмтеатре. Не обсудили его тонкую, филигранную работу в фильме «Исаев». Так и не получилось уговорить его сфотографироваться для газеты. Похоже, он и в самом деле делает только то, что хочет.

Справка «ДД»
Виктор Ланберг (в титрах к фильму «Исаев» допущена опечатка – «Ламберг»)
родился в 1956 году;
Закончил актерский факультет ГИТИСа;
работает куратором в Доме-музее Петра I;
женат, жена – Надежда Андреева, актриса, художник;
два сына, 20 и 12 лет.

Фото: сериал Исаев
Немецкий шпион, который работает в Кадриорге и мечтает вернуться в Россию своим творчеством.

 

Обсуждение закрыто