Авиньонский театральный фестиваль на юге Франции вышел на финишную прямую, и уже ясно, что он проходит под знаком беспощадности. Во всяком случае, нынешний куратор фестиваля, канадец ливанского происхождения Важди Муавад так сформировал основную программу, чтобы зрители на себе почувствовали неудобство и грубость жизни, а не только созерцали ее, удобно развалившись в креслах. С подробностями из Авиньона обозреватель “МК”.
Сам Важди — безусловный герой фестиваля. Его имя не сходит со страниц газет, и кажется, что Франция и весь театральный мир с широко раскрытыми глазами без умолку обсуждают талант молодого гения. Муаваду 41 год, он руководит национальным театральным центром в Канаде, у него много призов. Талант его еще два года назад засветился в Москве, когда в театре Калягина он выпустил совершенно неожиданный для столицы спектакль “Пожары” с истинно античным размахом.
Вот и на фестивале в Авиньоне он представил два своих полотна: большое — “Литораль” (идет 11 часов в Папском дворце) и поменьше — “Небеса” (идет 2,5 часа). “Небеса” начали играть в выставочном комплексе за городом, куда зрителей возит фестивальный автобус. Именно здесь публика почувствовала себя если не соучастником действия, то его жертвой.
Муавад загнал зрителей в белое душное пространство и усадил на белые вращающиеся маленькие стульчики без спинок. Настолько маленькие, что людям крупной комплекции приходится в течение 2,5 часа довольно трудно. А Муавад никому легкой жизни на фестивале не обещал, честно объявив, что двойные стандарты (искусство отдельно, а жизнь отдельно) не для него.
Его “Небеса” — это шпионские страсти, разведенные режиссером по всему периметру белого пространства небольшого зала так, что зритель только успевает крутиться — иначе не уследить за странной историей. Штора поднимается как белый экран, а за ней оказывается секретная служба, которая пытается расшифровать послание своего главного аналитика, покончившего с собой по неизвестным причинам. На другой стене — молодая женщина делает тест на беременность и бесится от того, что залетела. Вслед за этим, на третьей, — сотрудник службы по скайпу общается с сыном-тинейджером из Монреаля и заставляет его отправиться в музей. В общем, напряжение, радиосигналы, коды, шифровки, дешифровки — ради чего все это?
“Небеса” по сути оказались художественным вызовом Муавада поколению отцов за то, что своим прагматизмом и социальными компромиссами они предали поэзию в лице великих образцов и поэзию как смысл жизни. В результате гибели поэтического слова как коммуникации рушится мир, расцветает терроризм, гибнут люди. Весь этот несколько догматичный пафос у режиссера имеет энергичную форму с ярко выраженной интригой. В мировом апокалипсисе замешаны полотно великого Тинторетто и фрагменты других шедевров итальянских живописцев. В финале они даже воплощаются в мизансценах. Потрясающе красиво и сильно, но только очень неудобно. Во-первых, два с половиной часа крутиться волчком, чтобы следить за действием, а во-вторых, из динамиков идет такая бомбежка, что невольно чувствуешь себя ее жертвой. Душно. Двери закрыты — не выйти. Полную безысходность и страх в этот момент чувствуют вполне благополучные театралы, долго добивавшиеся билета на такие “небеса”.