СОЮЗ 
ОБЩЕСТВО 
СОБЫТИЯ 
МНЕНИЯ 
КУЛЬТУРА 
ИСТОРИЯ 
ОБРАЗОВАНИЕ 
ПРОЕКТЫ 
КАТАЛОГ 
ФОТО 
На сцене Русского театра из дона Жуана жмут
масло. Буквально. Вместо того, чтобы дать статуе Командора утащить
великого распутника в ад, на Жуана наваливаются всем миром, заталкивают
его в пресс для изготовления оливкового масла... и огромные колеса
начинают зловеще вращаться. ... 2. Никогда не смотрите на жен друзей... 5. Всегда являйтесь на
назначенные встречи вовремя... 7. С женами надо обращаться уважительно.
8. Если вас просят дать любую информацию, отвечайте правдиво... 10. В
«Коза ностра» не могут входить следующие лица: (...) тот, чей
родственник или родственница изменяет супруге (супругу), тот, кто ведет
себя дурно и не соблюдает нравственных принципов.
(Из «10 заповедей членов мафии»).
...Есть только одна причина покинуть организацию — смерть; обидчик одного члена организации обижает всю организацию; правосудие вершит только организация; члены организации подчиняются главе организации беспрекословно.
(Из «Омерты», кодекса чести мафии.)
Время и место
В прологе вокруг длинного стола собираются все, кроме главного героя. Слова из монолога Сганареля звучат свидетельскими показаниями против нарушителя кодекса чести; реплики других персонажей – обвинительным заключением. Это ключевая сцена; она повторится и перед финалом.
Фирменный прием режиссера Михаила Бычкова – переносить действие классической пьесы в другой хронотоп. Чеховское «Предложение» в Русском театре он перенес в коммуналку времен перестройки, и спор обнищавших интеллигентов о принадлежавших их предкам Воловьих Лужках приобретал сюрреалистический характер. Действие «Игроков» Гоголя в Вильнюсском русском театре разворачивалось на техасской ферме; «Гроза» Островского в питерском ТЮЗе разразилась в рабочем поселке 1920-х, сошедшем со страниц Андрея Платонова.
Дон Жуан для нас – севильский обольститель, но у первооткрывателя образа знаменитого распутника Тирсо де Молина действие частично протекало в Королевстве обеих Сицилий. Мольер сохранил Сицилию; у Бычкова вместо галантного XVII века – конец XIX или начало ХХ, персонажи суровее и немногословнее, они все – Семья и беспрекословно подчиняются «Омерте». Все. За исключением главного героя, изгоя, попирающего кодекс чести.
Бычков – слишком серьезный режиссер, чтобы идти на прием ради приема. Решающую роль играет стремление постановщика нащупать связи с проблемами современности. Вопрос лишь в том – вровень ли такое решение с масштабами мольеровского шедевра.
Третий либертeн Александра Ивашкевича
Вот идет порок, опираясь на преступление.
(Шатобриaн)
От того, как либертен утверждается в мире, не может не стошнить.
(манифест «Национал-большевик, убей в себе либертена», неизвестный автор)
В том, что дона Жуана играет Александр Ивашкевич (а Сганареля – Эдуард Томан), есть нечто само собой разумеющееся (кому же еще?), но именно поэтому выстроенная Бычковым конструкция – довольно шаткая. Ивашкевич уже сыграл двух либертенов (распутников-вольнодумцев). Очаровательных циников – Дидро в «Голой правде» и Вальмона в «Опасных связях». И это как раз тот случай, когда предыдущий опыт может мешать актеру и сковывать его. Вальмон и Дидро существуют примерно на 120 лет позже дона Жуана. Галантный век в упадке, агрессивность либертенов сходит на нет, а интеллект заставляет душу испытывать некоторое беспокойство. Вальмон и (особенно!) Дидро уже поверяют алгеброй (мыслью) если не гармонию, то гормоны. Дидро вообще скорее теоретик, чем практик распутства.
Но дон Жуан по сравнению с ними более дик. В нем многое – от человека Ренессанса (шекспировских Ричарда, Яго, Эдмунда – людей с очень сговорчивой совестью и твердым знанием того, чего они хотят). Он больше мачо, чем философ. Ивашкевич в этой роли отказывается от своего неотразимого обаяния. (Он включает его только дважды – в сценах обольщения двух крестьяночек и охмурения кредитора г-на Диманша, словно дает сигнал: «Оно никуда не делось, просто здесь я им не пользуюсь»). Герою Ивашкевича совершенно определенно все наскучило: он и крестьяночек-то соблазняет на автопилоте, без особого интереса. Просто чтобы доказать: имею право – и соблазню!
Центральному образу (да и всему спектаклю) недостает цельности. Бычков, безусловно, очень сильный профессионал, по своей натуре он именно постановщик, концептуалист, но не актерский режиссер, а здесь требуется очень точная и тщательная работа с актером, путешествие по всем извивам созданного Мольером образа. Пока дон Жуан – негодяй, бравирующий вседозволенностью, вроде нынешних нуворишей, Ивашкевич очень убедителен. Но там, где дон Жуан, ненавидя эту вседозволенность, становится провокатором, испытывающим терпение небес: «Долго ли мне будут сходить с рук мои бесчинства?» – нить спектакля и образа теряется.
Не выстроились отношения дона Жуана со Сганарелем. У Мольера слуга – единственное существо, которое по-настоящему любит своего господина: негодует на него, возмущается, но ведет с ним бесконечные дискуссии, надеясь спасти его душу. Здесь Сганарель – доносчик, соглядатай, приставленный Семьей к нарушителю кодекса чести. Тогда его последний монолог («Ах, мое жалованье!...») – верх цинизма: получается, что Сганарель знал, как рассправятся с его хозяином, и сам в этом участвовал...
Люди Семьи
И может быть, вовсе не привидения явились к нему. А все та же Эльвира, отец, дон Карлос и т.д. Он ведь дал трещину. И на самой высокой ноте своего отрицания вдруг почувствовал страх и какую-то боль. И увидел в каждом из них призрака...
(Анатолий Эфрос. «Репетиция – любовь моя»)
Этот дон Жуан не раскаивается. Критической точкой его падения Бычков и Ивашкевич считают тот момент, когда герой становится лицемером. (Процесс закономерный: стареющему дону Жуану один путь – в Тартюфы.) Монолог о воцерковлении как о чрезвычайно выгодной высшей стадии цинизма звучит обжигающе современно!
Лицемера и аморалиста необходимо вовремя остановить. С помощью страхолюдной «статуи с могилы Командора», которую то ли доставили с острова Пасхи, то ли заказали Церетели. Получается, что Семья делает хотя и жестокое, но доброе дело (?!).
Отец героя дон Луис, мощно и убедительно сыгранный Юрием Жилиным, этот крестный отец Семьи, становится нравственным камертоном спектакля. Его монологи звучат, при всей их дидактике, искренне и трогательно. Образная система пьесы трещит по всем швам, но актер хорош!
«Ботаник» и книжник дон Карлос (Дмитрий Косяков) и суровый прямолинейный дон Алонсо (Олег Рогачев) понятны и естественны: именно такой, не знающий жизни, добрый и наивный младший братец должен вырасти под опекой любящего родных и беспощадного к чужим сицилийского бандита.
Совершенно очаровательны бойкая крестьяночка Шарлотта (Наталья Дымченко) и ее туповатый, но преданный поклонник Пьеро (Илья Нартов). Их сцены – между собой и с доном Жуаном – вносят необходимый комедийный оттенок в мрачную тональность спектакля.
Донна Эльвира (Ксения Агаркова)... Увы! Истерична и монотонна. Третья подряд неудача актрисы, которая так талантливо сыграла Ворону в «Русском смехе», Катю в «С любимыми не расставайтесь» и Кристи в «Танцах на празднике урожая». Может быть, Софья в «Горе от ума», Макарская в «Старшем сыне», превращенная из вампиловской самостоятельной женщины с трудной судьбой в вульгарную полупотаскушку, и страдающая Эльвира – не ее роли?
«Дон Жуан» – очень спорный спектакль. Неровный. Но при всех своих слабостях – серьезная работа, настоящий театр. Сегодня это – уже немало!
Фото: Елена Руди (архив Русского театра)
Дон Жуан как член сицилианского мафиозного клана. На снимке: Наталья Дымченко (Шарлотта), Александр Ивашкевич (дон Жуан) и Екатерина Николаева (Матюрина).
(Из «10 заповедей членов мафии»).
...Есть только одна причина покинуть организацию — смерть; обидчик одного члена организации обижает всю организацию; правосудие вершит только организация; члены организации подчиняются главе организации беспрекословно.
(Из «Омерты», кодекса чести мафии.)
Время и место
В прологе вокруг длинного стола собираются все, кроме главного героя. Слова из монолога Сганареля звучат свидетельскими показаниями против нарушителя кодекса чести; реплики других персонажей – обвинительным заключением. Это ключевая сцена; она повторится и перед финалом.
Фирменный прием режиссера Михаила Бычкова – переносить действие классической пьесы в другой хронотоп. Чеховское «Предложение» в Русском театре он перенес в коммуналку времен перестройки, и спор обнищавших интеллигентов о принадлежавших их предкам Воловьих Лужках приобретал сюрреалистический характер. Действие «Игроков» Гоголя в Вильнюсском русском театре разворачивалось на техасской ферме; «Гроза» Островского в питерском ТЮЗе разразилась в рабочем поселке 1920-х, сошедшем со страниц Андрея Платонова.
Дон Жуан для нас – севильский обольститель, но у первооткрывателя образа знаменитого распутника Тирсо де Молина действие частично протекало в Королевстве обеих Сицилий. Мольер сохранил Сицилию; у Бычкова вместо галантного XVII века – конец XIX или начало ХХ, персонажи суровее и немногословнее, они все – Семья и беспрекословно подчиняются «Омерте». Все. За исключением главного героя, изгоя, попирающего кодекс чести.
Бычков – слишком серьезный режиссер, чтобы идти на прием ради приема. Решающую роль играет стремление постановщика нащупать связи с проблемами современности. Вопрос лишь в том – вровень ли такое решение с масштабами мольеровского шедевра.
Третий либертeн Александра Ивашкевича
Вот идет порок, опираясь на преступление.
(Шатобриaн)
От того, как либертен утверждается в мире, не может не стошнить.
(манифест «Национал-большевик, убей в себе либертена», неизвестный автор)
В том, что дона Жуана играет Александр Ивашкевич (а Сганареля – Эдуард Томан), есть нечто само собой разумеющееся (кому же еще?), но именно поэтому выстроенная Бычковым конструкция – довольно шаткая. Ивашкевич уже сыграл двух либертенов (распутников-вольнодумцев). Очаровательных циников – Дидро в «Голой правде» и Вальмона в «Опасных связях». И это как раз тот случай, когда предыдущий опыт может мешать актеру и сковывать его. Вальмон и Дидро существуют примерно на 120 лет позже дона Жуана. Галантный век в упадке, агрессивность либертенов сходит на нет, а интеллект заставляет душу испытывать некоторое беспокойство. Вальмон и (особенно!) Дидро уже поверяют алгеброй (мыслью) если не гармонию, то гормоны. Дидро вообще скорее теоретик, чем практик распутства.
Но дон Жуан по сравнению с ними более дик. В нем многое – от человека Ренессанса (шекспировских Ричарда, Яго, Эдмунда – людей с очень сговорчивой совестью и твердым знанием того, чего они хотят). Он больше мачо, чем философ. Ивашкевич в этой роли отказывается от своего неотразимого обаяния. (Он включает его только дважды – в сценах обольщения двух крестьяночек и охмурения кредитора г-на Диманша, словно дает сигнал: «Оно никуда не делось, просто здесь я им не пользуюсь»). Герою Ивашкевича совершенно определенно все наскучило: он и крестьяночек-то соблазняет на автопилоте, без особого интереса. Просто чтобы доказать: имею право – и соблазню!
Центральному образу (да и всему спектаклю) недостает цельности. Бычков, безусловно, очень сильный профессионал, по своей натуре он именно постановщик, концептуалист, но не актерский режиссер, а здесь требуется очень точная и тщательная работа с актером, путешествие по всем извивам созданного Мольером образа. Пока дон Жуан – негодяй, бравирующий вседозволенностью, вроде нынешних нуворишей, Ивашкевич очень убедителен. Но там, где дон Жуан, ненавидя эту вседозволенность, становится провокатором, испытывающим терпение небес: «Долго ли мне будут сходить с рук мои бесчинства?» – нить спектакля и образа теряется.
Не выстроились отношения дона Жуана со Сганарелем. У Мольера слуга – единственное существо, которое по-настоящему любит своего господина: негодует на него, возмущается, но ведет с ним бесконечные дискуссии, надеясь спасти его душу. Здесь Сганарель – доносчик, соглядатай, приставленный Семьей к нарушителю кодекса чести. Тогда его последний монолог («Ах, мое жалованье!...») – верх цинизма: получается, что Сганарель знал, как рассправятся с его хозяином, и сам в этом участвовал...
Люди Семьи
И может быть, вовсе не привидения явились к нему. А все та же Эльвира, отец, дон Карлос и т.д. Он ведь дал трещину. И на самой высокой ноте своего отрицания вдруг почувствовал страх и какую-то боль. И увидел в каждом из них призрака...
(Анатолий Эфрос. «Репетиция – любовь моя»)
Этот дон Жуан не раскаивается. Критической точкой его падения Бычков и Ивашкевич считают тот момент, когда герой становится лицемером. (Процесс закономерный: стареющему дону Жуану один путь – в Тартюфы.) Монолог о воцерковлении как о чрезвычайно выгодной высшей стадии цинизма звучит обжигающе современно!
Лицемера и аморалиста необходимо вовремя остановить. С помощью страхолюдной «статуи с могилы Командора», которую то ли доставили с острова Пасхи, то ли заказали Церетели. Получается, что Семья делает хотя и жестокое, но доброе дело (?!).
Отец героя дон Луис, мощно и убедительно сыгранный Юрием Жилиным, этот крестный отец Семьи, становится нравственным камертоном спектакля. Его монологи звучат, при всей их дидактике, искренне и трогательно. Образная система пьесы трещит по всем швам, но актер хорош!
«Ботаник» и книжник дон Карлос (Дмитрий Косяков) и суровый прямолинейный дон Алонсо (Олег Рогачев) понятны и естественны: именно такой, не знающий жизни, добрый и наивный младший братец должен вырасти под опекой любящего родных и беспощадного к чужим сицилийского бандита.
Совершенно очаровательны бойкая крестьяночка Шарлотта (Наталья Дымченко) и ее туповатый, но преданный поклонник Пьеро (Илья Нартов). Их сцены – между собой и с доном Жуаном – вносят необходимый комедийный оттенок в мрачную тональность спектакля.
Донна Эльвира (Ксения Агаркова)... Увы! Истерична и монотонна. Третья подряд неудача актрисы, которая так талантливо сыграла Ворону в «Русском смехе», Катю в «С любимыми не расставайтесь» и Кристи в «Танцах на празднике урожая». Может быть, Софья в «Горе от ума», Макарская в «Старшем сыне», превращенная из вампиловской самостоятельной женщины с трудной судьбой в вульгарную полупотаскушку, и страдающая Эльвира – не ее роли?
«Дон Жуан» – очень спорный спектакль. Неровный. Но при всех своих слабостях – серьезная работа, настоящий театр. Сегодня это – уже немало!
Фото: Елена Руди (архив Русского театра)
Дон Жуан как член сицилианского мафиозного клана. На снимке: Наталья Дымченко (Шарлотта), Александр Ивашкевич (дон Жуан) и Екатерина Николаева (Матюрина).
