СОЮЗ 
ОБЩЕСТВО 
СОБЫТИЯ 
МНЕНИЯ 
КУЛЬТУРА 
ИСТОРИЯ 
ОБРАЗОВАНИЕ 
ПРОЕКТЫ 
КАТАЛОГ 
ФОТО 
«Сложно стало играть эрудированного,
мыслящего человека, и хотя исполнитель морщит лоб и прищуривается,
такой перекос лица еще не убеждает...»
Рассказ Жванецкого «Трудности кино» при просмотре «Обитаемого острова»
вспоминается неизбежно. Правда, братьям Стругацким вообще не везет с
экранизациями.
«Сталкер» – фильм хороший, но там больше Тарковского,
чем Стругацких; то же с «Днями затмения» Сокурова; скорее всего, не
удержится от соблазна заместить книгу «собственным видением» и Алексей
Герман, который год экранизирующий роман «Трудно быть богом». Худшей
экранизацией Стругацких традиционно считается первое киновоплощение
этого романа – режиссера Петера Фляйшмана: квелый боевик в картонных
декорациях, не передающий ни дух книги, ни ее идеи.
Очень тоталитарное кино
Федор Бондарчук-младший почти повторил рекорд Фляйшмана. Что ему удалось перенести на экран почти без изъянов – так это сюжет. В 2157 году 20-летний землянин Максим Каммерер, добрый, сильный, умный парень, практически «идеальный человек будущего», попадает волей случая на планету Саракш, где царит полный тоталитаризм. Государство, в котором оказывается Максим, – осколок великой империи, распавшейся после ядерной войны пару десятков лет назад. Повсюду разруха, бедность, радиация; страна то ли воюет с соседями, то ли защищается от них; заправляет тут анонимная хунта Неизвестных Отцов. В какой-то момент Максим понимает, что 40 миллионов человек чудовищно обманывают: они постоянно находятся под облучением, подавляющим способность к самостоятельному мышлению. Облучают людей посредством сети ретрансляционных башен. Меньшинство, которое облучению не поддается, именуют выродками, за ними идет охота. Все это открывается землянину не сразу: сначала он поступает в Гвардию («О Боевая Гвардия – клинок закона! / О верные гвардейцы-удальцы! / Когда в бою гвардейские колонны, / Спокойны Неизвестные Отцы!»), потом оказывается в подполье, потом становится каторжанином... На этом моменте фильм обрывается. Премьера второй части – в апреле.
Сюжет на месте, хоть и покоцан то ли сценаристами, то ли режиссером. Остальное – буквально всё мимо. Впечатление такое, что люди, снимающие кино, вдруг разучились снимать его сколь-нибудь хорошо. Диалоги Стругацких выделяются на фоне реплик, придуманных киношниками, как музыка Вивальди на фоне композиций ВИА «Гра». Интерьеры и костюмы небезынтересны, но банальны – все это «где-то уже было», и можно даже сказать, где («Матрица», «Эквилибриум», «Заводной апельсин» и длинное так далее).
Самая большая загадка – актеры. Вот два подпольщика, Зеф (Сергей Гармаш) и Вепрь (Гоша Куценко). Хорошо, пусть это не Зеф из книги – светило имперской психиатрии, профессор, сосланный на каторгу. Пусть и Вепрь в фильме – не тот Вепрь, который бывалый подпольщик и ученый, зубы съевший в вопросе влияния экономики на политику (в чем актера Куценко не заподозришь). Ладно – не интеллигенты они и никогда интеллигентами не были. Но какого черта оба – не последние фигуры в «штабе»! – ведут себя как истерички? Ведь революционеры, не клоуны. Вепрь вообще выведен полным пофигистом, которому глубоко наплевать на страну и народ – скорее бы в ближайшие кусты да косяк забить.
С другой стороны – пафоснейшие Неизвестные Отцы. Все они, по сути, выродки (это не слишком большая тайна), все дважды в сутки мучаются головными болями от лучевых ударов. Но лишь по одному Умнику, он же государственный прокурор (Федор Бондарчук-мл.), это заметно. Остальные – все как огурчики, одинаково молчаливы, мимикой не пользуются из принципа, индивидуальности лишены, словно актеры и не работали над своими ролями. Вряд ли это возможно, речь идет, в конце концов, о Максиме Суханове, Александре Феклистове, Евгении Сидихине. Остается списать всё на режиссуру.
На фоне столь картонных персонажей сам Максим Каммерер (Василий Степанов) смотрится выгодно – хотя, если разобраться, он скорее инфантилен, чем наивен «в хорошем смысле слова». Но в этом герое есть хоть какая-то живость. Остальные – застыли, как дохлые мухи в блеклом янтаре. Не спасает и бранное словечко «массаракш», то и дело слетающее с чьих-то уст. «Массаракш-и-массаракш!» – это в данном случае скорее реплика зрителя.
Садизм и эстетство на Саракше
Описанные Стругацкими сцены додуманы так, что хоть святых выноси. Сцена допроса выродков в романе «Обитаемый остров» решена предельно точно и страшно: следователи привычно спрашивают, выродки с привычной же обреченностью все признают:
«Почему решили заняться антигосударственной деятельностью?» – «Потому что в истории мира не было более отвратительного государства. Потому что любил свою жену и своего ребенка. Потому что вы убили моих друзей и растлили мой народ. Потому что всегда ненавидел вас. Достаточно?» – «Более чем достаточно. Скажите нам лучше, сколько вам платят хонтийцы? Или вам платит Пандея?»
Тут мурашки бегут по коже именно оттого, что все происходит обыденно. Ведут допрос не звери, а – пусть плохие, пусть оболваненные – люди, убежденные в своей правоте. Это страшнее всего.
Бондарчук-мл. переворачивает всё с ног на голову, заместив подпольщиков истериками, а допрашивающих – каким-то гламурным зверьем. Представитель местного КГБ в ходе допроса листает унылый порножурнал (представим себе на его месте настоящего гэбиста). Допрашиваемого Вепря подвергают совершенно бессмысленной, садистской пытке, которой в книге, конечно же, нет. И так – во всем: никаких полутонов, только яркие, грубые краски, ведрами изливаемые на холст. Эстетство, возведенное в принцип, оборачивается полным неправдоподобием. В персонажей книги веришь, в персонажей фильма – нет. Как говорит землянин Максим – неконтакт.
Но и об этом писал некогда Жванецкий: «Хамство и грубость в Сибири как раз получается ничего, а образование в Петербурге не идет пока. Если герой просто сидит – еще ничего, а как рот откроет – так пока не идет. Или собственное достоинство, неприкасаемость личности. Чувствуется, что ему рассказывали...» Увы: в «Обитаемом острове» не чувствуется и этого. Никто ничего и никому не рассказывал: играли как и что умели.
А дело все в том, что объегорить законы духовного развития невозможно. Годы постсоветского кинематографа не прошли бесследно: если вы играете одно и то же, ставите одно и то же, живете в одном и том же, если за пределы этого внутреннего гламурно-условного Саракша вы не выходите ни лично, ни через книги-фильмы, – это сказывается. Вы перестаете уметь ставить, играть, реагировать. Критерии достоверного восприятия, на которых зиждется эстетика, для вас размываются. И – «аллес капут»: ни о каких чуде-тайне-достоверности (как определяли трех китов хорошей фантастики братья Стругацкие) говорить уже невозможно.
Впрочем, Борис Натанович Стругацкий фильм похвалил. Правда, без особых эмоций: «Картина снята очень близко к тексту». Сказано исчерпывающе.
Федор Бондарчук-младший почти повторил рекорд Фляйшмана. Что ему удалось перенести на экран почти без изъянов – так это сюжет. В 2157 году 20-летний землянин Максим Каммерер, добрый, сильный, умный парень, практически «идеальный человек будущего», попадает волей случая на планету Саракш, где царит полный тоталитаризм. Государство, в котором оказывается Максим, – осколок великой империи, распавшейся после ядерной войны пару десятков лет назад. Повсюду разруха, бедность, радиация; страна то ли воюет с соседями, то ли защищается от них; заправляет тут анонимная хунта Неизвестных Отцов. В какой-то момент Максим понимает, что 40 миллионов человек чудовищно обманывают: они постоянно находятся под облучением, подавляющим способность к самостоятельному мышлению. Облучают людей посредством сети ретрансляционных башен. Меньшинство, которое облучению не поддается, именуют выродками, за ними идет охота. Все это открывается землянину не сразу: сначала он поступает в Гвардию («О Боевая Гвардия – клинок закона! / О верные гвардейцы-удальцы! / Когда в бою гвардейские колонны, / Спокойны Неизвестные Отцы!»), потом оказывается в подполье, потом становится каторжанином... На этом моменте фильм обрывается. Премьера второй части – в апреле.
Сюжет на месте, хоть и покоцан то ли сценаристами, то ли режиссером. Остальное – буквально всё мимо. Впечатление такое, что люди, снимающие кино, вдруг разучились снимать его сколь-нибудь хорошо. Диалоги Стругацких выделяются на фоне реплик, придуманных киношниками, как музыка Вивальди на фоне композиций ВИА «Гра». Интерьеры и костюмы небезынтересны, но банальны – все это «где-то уже было», и можно даже сказать, где («Матрица», «Эквилибриум», «Заводной апельсин» и длинное так далее).
Самая большая загадка – актеры. Вот два подпольщика, Зеф (Сергей Гармаш) и Вепрь (Гоша Куценко). Хорошо, пусть это не Зеф из книги – светило имперской психиатрии, профессор, сосланный на каторгу. Пусть и Вепрь в фильме – не тот Вепрь, который бывалый подпольщик и ученый, зубы съевший в вопросе влияния экономики на политику (в чем актера Куценко не заподозришь). Ладно – не интеллигенты они и никогда интеллигентами не были. Но какого черта оба – не последние фигуры в «штабе»! – ведут себя как истерички? Ведь революционеры, не клоуны. Вепрь вообще выведен полным пофигистом, которому глубоко наплевать на страну и народ – скорее бы в ближайшие кусты да косяк забить.
С другой стороны – пафоснейшие Неизвестные Отцы. Все они, по сути, выродки (это не слишком большая тайна), все дважды в сутки мучаются головными болями от лучевых ударов. Но лишь по одному Умнику, он же государственный прокурор (Федор Бондарчук-мл.), это заметно. Остальные – все как огурчики, одинаково молчаливы, мимикой не пользуются из принципа, индивидуальности лишены, словно актеры и не работали над своими ролями. Вряд ли это возможно, речь идет, в конце концов, о Максиме Суханове, Александре Феклистове, Евгении Сидихине. Остается списать всё на режиссуру.
На фоне столь картонных персонажей сам Максим Каммерер (Василий Степанов) смотрится выгодно – хотя, если разобраться, он скорее инфантилен, чем наивен «в хорошем смысле слова». Но в этом герое есть хоть какая-то живость. Остальные – застыли, как дохлые мухи в блеклом янтаре. Не спасает и бранное словечко «массаракш», то и дело слетающее с чьих-то уст. «Массаракш-и-массаракш!» – это в данном случае скорее реплика зрителя.
Садизм и эстетство на Саракше
Описанные Стругацкими сцены додуманы так, что хоть святых выноси. Сцена допроса выродков в романе «Обитаемый остров» решена предельно точно и страшно: следователи привычно спрашивают, выродки с привычной же обреченностью все признают:
«Почему решили заняться антигосударственной деятельностью?» – «Потому что в истории мира не было более отвратительного государства. Потому что любил свою жену и своего ребенка. Потому что вы убили моих друзей и растлили мой народ. Потому что всегда ненавидел вас. Достаточно?» – «Более чем достаточно. Скажите нам лучше, сколько вам платят хонтийцы? Или вам платит Пандея?»
Тут мурашки бегут по коже именно оттого, что все происходит обыденно. Ведут допрос не звери, а – пусть плохие, пусть оболваненные – люди, убежденные в своей правоте. Это страшнее всего.
Бондарчук-мл. переворачивает всё с ног на голову, заместив подпольщиков истериками, а допрашивающих – каким-то гламурным зверьем. Представитель местного КГБ в ходе допроса листает унылый порножурнал (представим себе на его месте настоящего гэбиста). Допрашиваемого Вепря подвергают совершенно бессмысленной, садистской пытке, которой в книге, конечно же, нет. И так – во всем: никаких полутонов, только яркие, грубые краски, ведрами изливаемые на холст. Эстетство, возведенное в принцип, оборачивается полным неправдоподобием. В персонажей книги веришь, в персонажей фильма – нет. Как говорит землянин Максим – неконтакт.
Но и об этом писал некогда Жванецкий: «Хамство и грубость в Сибири как раз получается ничего, а образование в Петербурге не идет пока. Если герой просто сидит – еще ничего, а как рот откроет – так пока не идет. Или собственное достоинство, неприкасаемость личности. Чувствуется, что ему рассказывали...» Увы: в «Обитаемом острове» не чувствуется и этого. Никто ничего и никому не рассказывал: играли как и что умели.
А дело все в том, что объегорить законы духовного развития невозможно. Годы постсоветского кинематографа не прошли бесследно: если вы играете одно и то же, ставите одно и то же, живете в одном и том же, если за пределы этого внутреннего гламурно-условного Саракша вы не выходите ни лично, ни через книги-фильмы, – это сказывается. Вы перестаете уметь ставить, играть, реагировать. Критерии достоверного восприятия, на которых зиждется эстетика, для вас размываются. И – «аллес капут»: ни о каких чуде-тайне-достоверности (как определяли трех китов хорошей фантастики братья Стругацкие) говорить уже невозможно.
Впрочем, Борис Натанович Стругацкий фильм похвалил. Правда, без особых эмоций: «Картина снята очень близко к тексту». Сказано исчерпывающе.
Фото: oostrov.ru
