«Самая большая маленькая драма» написана  по мотивам чеховского рассказа «Калхас». Впрочем, от небольшого сочинения Антона Павловича автор пьесы, он же режиссер премьерного спектакля Родион Овчинников, оставил двух персонажей — трагика Светловидова и суфлера Никиту. Все остальное — плод размышлений о театре вообще, а не конкретно, о котором идет речь, — провинциальном, начала века. Писано  явно знатоком театрального закулисья  и его обитателей — господ артистов, природы театра и актерского ремесла. Писано и возвышенно, даже не без пафоса, и низко, без страха опорочить  служителей Мельпомены. К тому же автор Овчинников хорошо владеет репризой, цементирующей любой, даже бессюжетный текст. А режиссер Овчинников использует приемы, делающие любой спектакль беспроигрышным. Но при одном условии: играть должны два мощных артиста. У артистов пожиже  банальная история  превратится в пошлость.

Итак, задана ситуация: трагик Светловидов (разумеется, это Гафт) очнулся после своего  бенефиса в театре и никого, кроме старого суфлера Никиты (а это Андреев), не обнаружил. Кажется, вот и весь сюжет. Трагик, как и положено ему, рычит аки лев. Опять же сильно пьющий: «Русскому человеку жити и не пити нельзя» — образ не раз тиражирован советским кинематографом. Как и образ суфлера,  который  трусоват и услужлив по природе своей должности. Но не все так плоско, как может показаться поначалу. Тем более что декорация совсем не внушила оптимизма: изнанка театра с фанеркой, реквизитом и костюмами являла собою штамп.

С одной стороны, эта пара пожилых артистов сыплет цитатами из классики (Пушкин, Шекспир), устраивает каскад с переодеваниями. Одна сцена с басней (трагик учит суфлера читать басню)  как отдельный дивертисмент украсит любую концертную программу. Они на пару репетируют  сцены Офелии с Гамлетом или Сирано с Роксаной, по очереди примеряя на себя женские образы. Гафт — Роксана, а Андреев — Офелия?! Старый прием театрального капустника вызывает буквально гогот в зале, но постепенно.

С другой стороны, театральный фарс, я и не заметила, как перешел  в драму. Гафт застыл на стуле и читает финальную сцену за Роксану  с таким внутренним разломом и тихой болью, что я невольно начинаю вспоминать: а какая артистка в роли Роксаны поразила меня? Кроме Гафта, пожалуй, и нет такой, хотя представляет он Роксану в формате  капустника. А у Андреева такие  глаза... Нет, не старческие совсем: взор возвышенный возвышенной натуры, которая и обнаруживается к финалу. И  вот особая ценность этой «Самой большой маленькой драмы» — незаметно театральный фарс переходит в человеческую драму: два старика, жизнь прошла, театр и погубил, и спас, а дальше? Тишина?.. Уходят. Кстати, драма действительно очень маленькая — час с четвертью, не больше.

Да, Олегу Меньшикову,  запустившему столь эффектно недалеко от Кремля свой театральный механизм,  чуть ли не единственному из новых назначенцев удалось самое главное, да почти невозможное: не пролить кровь, построить авторитет не на костях и сохранить в театре человеческие отношения. «Браво!!!» — кричала публика на поклонах, которые, кстати, почему-то не успели сделать.