– Нет. Я считаю за благо воздать тому времени. Воздать моим детским друзьям, которые, несмотря на времена тяжелые, несмотря на безотцовщину и бедность, смогли выйти в люди, стали профессорами, писателями. Как, например, Виктор Лихоносов, с которым мы учились в школе. Праведное было время. У меня даже теория такая была, что ребенку полезно начинать жизнь в опасные для страны времена. Вот Андрей Рублев, к примеру, был мальчишкой, когда случилась Куликовская битва. Пушкин был юношей при Бородинском сражении. А нам выпала Великая Отечественная. И поколение выросло крепкое – Тарковский, Шукшин, Распутин… И я верен этому поколению. И готов родненькому тому времени низко поклониться. Извините, но вот такой я.
И мне не нравятся люди, которые быстро меняют внутри себя плюсы на минусы. А уж как охаивали последние годы нашу историю! Хватит уж брехать. Тут даже президент наш сказал, что надо сохранять российскую историю, перестать, дескать, ее переписывать. Хорошо, что сказал. Хотя можно было бы и пораньше...

– Вы большой знаток истории…
– Мне она всегда была интересна. Я думаю, что историю нельзя ни проклинать, ни осуждать, ее можно – и нужно! – только изучать. Чаадаев когда-то написал, что «мы ничего не дали миру» и «ничего не взяли у него». А гениальный Пушкин ему ответил: «Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков. Такой, какой нам Бог ее дал». Я как-то прочитал, что в Англии, когда отмечали юбилей Пушкина, кто-то его почитал и изумился: «Да у вас Пушкин о нынешних ваших проблемах говорит умнее всех ваших нынешних политиков!» Если желаете, еще Пушкин: «Нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви…»

– А может, без любви вообще ничего нет?
– Думаю, что да. Я вот без любви и работать не умею. Мне нужно полюбить то, что я делаю, иначе ничего не получается. У меня часто спрашивают про самую мою любимую роль. Мол, какая мне таковой кажется. Честно говоря, я за главными ролями не гнался. А самый драгоценный для меня эпизод – роль сбитого летчика в фильме «За облаками небо». Говорят, что хороший актер может сыграть одну задачу, талантливый – две, а три не может сыграть никто. А мне кажется, что я там все пять умудрился «впихнуть». Я уверен, что человек – самая большая загадка, и мне всегда хотелось к отгадке приблизиться.

– А бывает так, что не возникает этой самой любви?
– Бывает... Помню, Николай Губенко собирался как режиссер снимать фильм «Пришел солдат с фронта» и хотел, чтобы я у него снялся. На пробах меня одели, загримировали. Сижу перед зеркалом, смотрю на себя и вижу – не случилось… И пришлось Губенко самому играть.

– Но ведь сначала была страсть к театру?!
– Да. Меня им Витя Лихоносов заразил. В седьмом классе ставили спектакль «В начале мая», и выскочил на сцену пацан: смеется, восторгом захлебывается, воду из ушей вытряхивает... И воздух сразу какой-то стал очищенный, промытый грозой. Этот пацан и оказался Витей. И мне сразу же захотелось за ним – на сцену! Потом устроился рабочим в родной новосибирский театр «Красный факел» и столько спектаклей увидел удивительных! Это были сильнейшие впечатления. Потом – Щукинское училище, из которого я уходил «хлебнуть настоящей жизни». Но все-таки вернулся. Окончил. А кино… Наверное, от какого-то неуемного интереса к жизни, к людям… Мне хотелось быть и тем и другим. И еще вот этим. Я по-хорошему завидую людям, которые увлеченно чем-то занимаются. Но этого как-то нынче недостает...

– А чего еще, на ваш взгляд, недостает нынешней России?
– Образования и просвещения. Вон у меня недолгое время зять был, который в графе «образование» писал «вышшее»! А ведь у нас средних с «вышшим» – большинство. Средних врачей, инженеров, педагогов, актеров, режиссеров…
Ведь Тарковский у нас был не правило, а исключение. То-то мы его и выпнули из своих монолитных рядов.
Хотя и правильно учить – дар нужен. Для меня многие были учителями, и всем им я по сей день благодарен. И великому Михаилу Ульянову, и безвестным актерам театра «Красный факел». Но думаю так: если человек хочет чему-то научиться, так его все будет учить – и плохое, и хорошее. Он найдет, как ему учиться. А если такого желания нет, так никакой учитель не поможет.
Для меня важным человеком был и Андрей Тарковский. Я его и с Пушкиным сравниваю. Тот тоже был суетный, да и смерть свою, можно сказать, сам себе организовал. Но как умен! И Тарковский таким был: и суетным, и великим. Помню, как оператор Вадим Юсов после съемок «Андрея Рублева» ругался: «Все! Чтоб я еще с этим чудищем работать стал!!!» А потом смотрю, он снова с Тарковским на «Сталкере». Как так?! А потому, говорит, что Тарковский – Режиссер!

– Вы, я знаю, атеист. Но при этом, как мне кажется, ближе к Богу, чем многие из тех, что регулярно в церковь ходят. Да и Бога больше благодарите, а не просите чего-то для себя. Вот и на фестиваль «Золотой витязь» ездите не первый год. А это, как известно, кинофорум православного кино. Как это все соединяется?
– Да нормально. Я благодарен Коле Бурляеву, что он меня на этот фестиваль пускает, хоть я и неверующий. Я коммунист. Не по бумажке коммунист. В партии никогда не был. Просто мне кажется, что сама идея-то справедливая. Ведь и христиане многих на кострах пожгли, но ведь идея Христа от этого не стала неверной. А в Библии мне не нравится идея избранности. Помню в детстве, еще октябренком был, начальником штаба отряда, и я маленько заважничал. И друзья мои, зайки, тут же меня «поправили». Мол, не заносись. Ты, конечно, и начальник, и в математике сечешь, а он вот – гвоздь с одного маху забивает. Так что ты его научи хорошо считать, а он тебя научит гвозди заколачивать. Любить других и уважать надо не за их величину. И не надо заноситься. Этому и наши классики учили – не считать себя избранными, элитой. Вроде как и Господь к этому призывал… Так что терпят меня, неверующего, православные. А чего нам делить-то?! Россию-то мы все любим.

 

Обсуждение закрыто