Герой обороны Цхинвала вспоминает день 8 августа 2008 года и делится впечатлениями от поездки в Южную Осетию
Ночью с 7 на 8 августа 2008 года тогдашний секретарь совета безопасности
Южной Осетии Анатолий Баранкевич фактически возглавил оборону Цхинвала. После войны он несколько недель отвечал за распределение гуманитарной
помощи пострадавшим, но столкнулся со злоупотреблениями и был вынужден
подать в отставку.
Оказавшись в рядах оппозиции президенту Эдуарду
Кокойты, он покинул республику. 6 августа 2011 года, в канун третьей
годовщины войны, Баранкевич на несколько часов приехал в Южную Осетию и
сразу же после возвращения дал небольшое интервью «МН».
-- Анатолий Константинович, каковы ваши впечатления от Цхинвала через три года после войны?
-- Впечатление такое, что еще одна война прошла. Все разбито, всюду грязь. А самое страшное – люди идут тебе навстречу, ты смотришь им в глаза, -- а там нет счастья, нет радости. Люди потеряли веру. Я хорошо помню август 2008-го, после того, как война закончилась: сколько было эйфории, сколько ожиданий, сколько готовности работать, сколько радости. Контраст того, что есть сейчас, с той эйфорией – это и есть самое страшное впечатление.
-- Для вас лично как и когда началось 8 августа 2008-го?
-- Оно началось 7 августа, в 23-35. Я только приехал с работы домой, сел, -- и начались взрывы. Стало ясно, что началась война. Было заранее очевидно, что дело к этому идет, что война неизбежна. Я как секретарь совбеза предлагал объявить мобилизацию, но ко мне не прислушивались, решили, что наша мобилизация пойдет на пользу грузинам… Я, наверное, никогда не забуду несколько эпизодов того дня. Когда мы с ребятами стреляли по танку у городка миротворцев, он взорвался, и этим танком разнесло квартиру одной бабушке. А она вышла, обняла меня и говорит: «Спасибо!» Человек только что лишился жилья – и спасибо! В другом месте мужчина у своих ворот звал выпить с ним вина. Я ответил, что никак не могу, при исполнении, обстановка очень сложная. А потом меня догнал его сосед и рассказал, что у этого мужчины утром погибли трое – сын, внук и невестка. Сейчас в Цхинвали я заходил к ним, но его не застал – он ушел на кладбище. Самое глубокое впечатление – подвиг врачей и санитарок, которые на своих плечах выносили раненых, в тяжелейших условиях, в подвале оперировали их. Наверное, 300 операций сделали за двое суток – это был настоящий подвиг. Где-то после обеда 8 августа я видел председателя парламента, Знаура Николаевича Гассиева, он стоял в стареньком пиджачке перед своим домом, и рядом его жена в халатике. Я говорю: Знаур Никлаевич, дорога еще свободна, можно уехать из города. А он ответил: я военных академий не заканчивал, пользы от меня, может, будет и не много, но уехать я не могу: моим ребятам будет спокойней, если они будут знать, что я в городе. А ему было 83 года. Это тоже был подвиг, по-моему.
-- Как получилось так, что вы, секретарь совбеза, координировали оборону города?
-- Но верховный (главнокомандующий, президент Южной Осетии Эдуард Кокойты. – МН) убыл. Заммиминистра обороны, все начальники служб уехали в направлении Джавы. Кто-то же должен был принять командование?
-- Что вы делали, когда стало ясно, что началось?
-- Бегом бросился на командный пункт под зданием парламента. Оттуда связывались и с Россией, и с миротворцами, и с югоосетинскими войсками. Началось управление войсками. Связь периодически терялась, в какой-то момент пропала связь с Москвой—грузины нанесли удар по узлу связи в расположении миротворцев.
-- Когда вы узнали, что Россия вмешалась и не оставит вас? Был момент «зависания над пропастью»?
-- Я с самого начала был уверен, что Россия нас не бросит, Россия придет. Для югоосетинских ребят, которые защищали город, самой тяжелой была ночь с 7 на 8 августа и день 8 августа примерно до обеда. В это время российские войска уже двигались на Джаву, мы увидели первые российские самолеты, которые начали наносить удары по скоплениям грузинских войск.
-- Как бы вы оценили результат трех послевоенных лет?
-- Результат пока слабенький. Самое печальное, что общество Южной Осетии расколото. Многие не могут даже приехать к себе на родину – особенно это относится к политическим противникам президента. Многие уехали учиться и работать, потому что в Южной Осетии возможностей для этого просто нет. Первая задача сейчас – объединить народ. Главная цель – восстановление республики. 9 августа 2008 года Путин сказал во Владикавказе, что Цхинвал после восстановления станет самым цветущим городом на Кавказе. Пока до этого, к сожалению, далеко. В республике создан режим, при котором такое процветание, видимо, невозможно. Единственный шанс изменить это – президентские выборы. Если они пройдут прозрачно и честно, мы сможем закончить всю эту междоусобицу, разобраться, куда делись деньги, которые выделялись для восстановления и помощи пострадавшим во время войны, определить, кто виновен в хищениях и в провале восстановления. Выборы – большой шанс, но, к сожалению все сделано так, что на них не могут прийти люди, жившие последние годы вне Южной Осетии. Принята поправка о 10-летнем цензе оседлости. А кто может быть кандидатом из тех, кто все время жил там последние 10 лет? Есть вероятность, что появится марионетка, послушная нынешнему президенту, и все останется по-прежнему. Поэтому очень хотелось бы, чтобы в Москве на этот процесс посмотрели очень внимательно.
-- Существует ли, по-вашему, в Южной Осетии через 3 года после войны с Грузией риск гражданской войны?
-- Мне больно об этом говорить. Там, где прольется хотя бы капля крови, она потечет ручьем. Но ситуация в республике очень напряженная.
-- Как получилось, что вы, человек, много лет работавший с Кокойты, вдруг оказались одним из его резких критиков и оппонентов? У вас 8 августа 2008 года наступило прозрение?
-- Нет, у нас и раньше были конфликты. Я же не просто так перестал быть министром обороны и ушел в совбез.
-- Вы не уроженец Южной Осетии, но вы для республики один из главных героев августовской войны. Что вы защищали там, когда стреляли по грузинским танкам 8 августа 2008-го?
-- Во-первых, я сам учил этих югоосетинских ребят. Как я мог бросить их, какой пример показал бы, если бы, как командование, побежал в Джаву? Во-вторых, есть у человека честь и достоинство. В тот момент нужно было защищать людей. А в-третьих, я российский офицер, я принимал присягу. Офицер есть офицер. Для меня Южная Осетия стала второй родиной, я радуюсь, когда удается сделать для нее и для живущих там людей что-то хорошее. Больше всего я горд за простых осетин, которые встали на защиту своего города. Нам было, конечно, очень тяжело, но когда подошли российские войска, мы уже практически полностью очистили город от грузинских военных, вплоть до самых южных окраин. Я много лет прожил в Южной Осетии. Ее люди всегда меня поддерживали, особенно когда у меня было личное горе. Мне бы очень хотелось, чтобы многострадальный осетинский народ наконец получил возможность нормально жить и работать.
Баранкевич Анатолий Константинович родился 10 декабря 1959 года в Калининграде. В 1977 году окончил Уссурийское суворовское военное училище, в 1981 – Дальневосточное общевойсковое командное училище, в 1989 – Военную академию имени Фрунзе. Участвовал в обеих войнах в Чечне. В 2004 году уволился из вооруженных сил РФ в звании полковника. С 2004 по 2006 был министром обороны Южной Осетии, с 2006 по 2008 – секретарь совета безопасности Южной Осетии. Генерал-лейтенант вооруженных сил Южной Осетии. С 2008 года в отставке.
-- Анатолий Константинович, каковы ваши впечатления от Цхинвала через три года после войны?
-- Впечатление такое, что еще одна война прошла. Все разбито, всюду грязь. А самое страшное – люди идут тебе навстречу, ты смотришь им в глаза, -- а там нет счастья, нет радости. Люди потеряли веру. Я хорошо помню август 2008-го, после того, как война закончилась: сколько было эйфории, сколько ожиданий, сколько готовности работать, сколько радости. Контраст того, что есть сейчас, с той эйфорией – это и есть самое страшное впечатление.
-- Для вас лично как и когда началось 8 августа 2008-го?
-- Оно началось 7 августа, в 23-35. Я только приехал с работы домой, сел, -- и начались взрывы. Стало ясно, что началась война. Было заранее очевидно, что дело к этому идет, что война неизбежна. Я как секретарь совбеза предлагал объявить мобилизацию, но ко мне не прислушивались, решили, что наша мобилизация пойдет на пользу грузинам… Я, наверное, никогда не забуду несколько эпизодов того дня. Когда мы с ребятами стреляли по танку у городка миротворцев, он взорвался, и этим танком разнесло квартиру одной бабушке. А она вышла, обняла меня и говорит: «Спасибо!» Человек только что лишился жилья – и спасибо! В другом месте мужчина у своих ворот звал выпить с ним вина. Я ответил, что никак не могу, при исполнении, обстановка очень сложная. А потом меня догнал его сосед и рассказал, что у этого мужчины утром погибли трое – сын, внук и невестка. Сейчас в Цхинвали я заходил к ним, но его не застал – он ушел на кладбище. Самое глубокое впечатление – подвиг врачей и санитарок, которые на своих плечах выносили раненых, в тяжелейших условиях, в подвале оперировали их. Наверное, 300 операций сделали за двое суток – это был настоящий подвиг. Где-то после обеда 8 августа я видел председателя парламента, Знаура Николаевича Гассиева, он стоял в стареньком пиджачке перед своим домом, и рядом его жена в халатике. Я говорю: Знаур Никлаевич, дорога еще свободна, можно уехать из города. А он ответил: я военных академий не заканчивал, пользы от меня, может, будет и не много, но уехать я не могу: моим ребятам будет спокойней, если они будут знать, что я в городе. А ему было 83 года. Это тоже был подвиг, по-моему.
-- Как получилось так, что вы, секретарь совбеза, координировали оборону города?
-- Но верховный (главнокомандующий, президент Южной Осетии Эдуард Кокойты. – МН) убыл. Заммиминистра обороны, все начальники служб уехали в направлении Джавы. Кто-то же должен был принять командование?
-- Что вы делали, когда стало ясно, что началось?
-- Бегом бросился на командный пункт под зданием парламента. Оттуда связывались и с Россией, и с миротворцами, и с югоосетинскими войсками. Началось управление войсками. Связь периодически терялась, в какой-то момент пропала связь с Москвой—грузины нанесли удар по узлу связи в расположении миротворцев.
-- Когда вы узнали, что Россия вмешалась и не оставит вас? Был момент «зависания над пропастью»?
-- Я с самого начала был уверен, что Россия нас не бросит, Россия придет. Для югоосетинских ребят, которые защищали город, самой тяжелой была ночь с 7 на 8 августа и день 8 августа примерно до обеда. В это время российские войска уже двигались на Джаву, мы увидели первые российские самолеты, которые начали наносить удары по скоплениям грузинских войск.
-- Как бы вы оценили результат трех послевоенных лет?
-- Результат пока слабенький. Самое печальное, что общество Южной Осетии расколото. Многие не могут даже приехать к себе на родину – особенно это относится к политическим противникам президента. Многие уехали учиться и работать, потому что в Южной Осетии возможностей для этого просто нет. Первая задача сейчас – объединить народ. Главная цель – восстановление республики. 9 августа 2008 года Путин сказал во Владикавказе, что Цхинвал после восстановления станет самым цветущим городом на Кавказе. Пока до этого, к сожалению, далеко. В республике создан режим, при котором такое процветание, видимо, невозможно. Единственный шанс изменить это – президентские выборы. Если они пройдут прозрачно и честно, мы сможем закончить всю эту междоусобицу, разобраться, куда делись деньги, которые выделялись для восстановления и помощи пострадавшим во время войны, определить, кто виновен в хищениях и в провале восстановления. Выборы – большой шанс, но, к сожалению все сделано так, что на них не могут прийти люди, жившие последние годы вне Южной Осетии. Принята поправка о 10-летнем цензе оседлости. А кто может быть кандидатом из тех, кто все время жил там последние 10 лет? Есть вероятность, что появится марионетка, послушная нынешнему президенту, и все останется по-прежнему. Поэтому очень хотелось бы, чтобы в Москве на этот процесс посмотрели очень внимательно.
-- Существует ли, по-вашему, в Южной Осетии через 3 года после войны с Грузией риск гражданской войны?
-- Мне больно об этом говорить. Там, где прольется хотя бы капля крови, она потечет ручьем. Но ситуация в республике очень напряженная.
-- Как получилось, что вы, человек, много лет работавший с Кокойты, вдруг оказались одним из его резких критиков и оппонентов? У вас 8 августа 2008 года наступило прозрение?
-- Нет, у нас и раньше были конфликты. Я же не просто так перестал быть министром обороны и ушел в совбез.
-- Вы не уроженец Южной Осетии, но вы для республики один из главных героев августовской войны. Что вы защищали там, когда стреляли по грузинским танкам 8 августа 2008-го?
-- Во-первых, я сам учил этих югоосетинских ребят. Как я мог бросить их, какой пример показал бы, если бы, как командование, побежал в Джаву? Во-вторых, есть у человека честь и достоинство. В тот момент нужно было защищать людей. А в-третьих, я российский офицер, я принимал присягу. Офицер есть офицер. Для меня Южная Осетия стала второй родиной, я радуюсь, когда удается сделать для нее и для живущих там людей что-то хорошее. Больше всего я горд за простых осетин, которые встали на защиту своего города. Нам было, конечно, очень тяжело, но когда подошли российские войска, мы уже практически полностью очистили город от грузинских военных, вплоть до самых южных окраин. Я много лет прожил в Южной Осетии. Ее люди всегда меня поддерживали, особенно когда у меня было личное горе. Мне бы очень хотелось, чтобы многострадальный осетинский народ наконец получил возможность нормально жить и работать.
Баранкевич Анатолий Константинович родился 10 декабря 1959 года в Калининграде. В 1977 году окончил Уссурийское суворовское военное училище, в 1981 – Дальневосточное общевойсковое командное училище, в 1989 – Военную академию имени Фрунзе. Участвовал в обеих войнах в Чечне. В 2004 году уволился из вооруженных сил РФ в звании полковника. С 2004 по 2006 был министром обороны Южной Осетии, с 2006 по 2008 – секретарь совета безопасности Южной Осетии. Генерал-лейтенант вооруженных сил Южной Осетии. С 2008 года в отставке.