Для современников Толстого не было ни малейшего сомнения в том, что Толстого отлучили. Все газеты писали именно об "отлучении" Толстого. Когда Толстой после бегства из Ясной Поляны приехал в Оптину пустынь, он спросил гостиничного монаха, может ли он принять на постой "отлученного" графа Толстого.

Но дело, конечно, не в словах.

Главное - суть того, что произошло более чем сто лет назад. 24 февраля 1901 года, с небольшим отрывом от Дня Торжества Православия, в который традиционно предавали анафеме еретиков и бунтовщиков, в "Церковных ведомостях" было опубликовано "Определение Святейшего Синода", согласно которому граф Л. Н. Толстой больше не являлся членом православной церкви. Государственной, напомним, церкви. Таким образом "Определение" было не только церковным, но и государственным актом. Собственно, здесь-то и была заложена "бомба", которая немедленно взорвалась в российском обществе после публикации "Определения". Формальный "развод" Толстого и церкви явился еще одним поводом для отнюдь не формального "развода" Толстого и государства Российского и, увы, еще одним предвестием будущей революции и гражданской войны.

Чем это грозило Толстому? Конкретно Толстому это не грозило ничем. Он был слишком знаменит. Фактически Толстой оказался первым неприкасаемым "диссидентом", что не мешало власти поступать довольно жестоко в отношении его поклонников: сажать, высылать за границу, ссылать в Сибирь и на Кавказ, отнимать у них детей, которых они отказывались крестить, и отдавать этих детей на воспитание в монастыри. Для Толстого эта ситуация была гораздо худшим наказанием, чем если бы его за его убеждения, например, повесили. Он-то как раз мечтал пострадать, оказаться в тюрьме. Вместо этого жил в Ясной Поляне, из газет и писем узнавая об очередных гонениях на тех, кто шел за ним и кто реально страдал за его, Толстого, взгляды.

"Определение" составлялось очень умными и образованными людьми, в частности Победоносцевым и митрополитом Антонием (Вадковским). В "Определении" констатировался несомненный факт личного отпадения Толстого от православия и того, что по отношению к церкви он ведет себя так, что церковь этого больше молчаливо терпеть не может. Все "пункты", по которым Толстого "отлучали" от церкви, были справедливы на 100%. Он не признавал церковные таинства и откровенно глумился над ними. Отрицал Апостольскую Церковь как факт. Он не признавал Божественности Христа. Автор романа "Воскресение" не признавал Воскресения Иисуса.

Сравнение не самое удачное, но зато понятное. Вообразите себе члена КПСС, который отрицает позитивную историческую роль Октябрьской революции, публично глумится над Марксом, Энгельсом, Лениным и открыто издевается над процедурой партийных собраний, называя их "суевериями". Наконец, его формально исключают из партии. И вот общество возмущено! Газеты возмущены!

Невозможно представить. Не будем забывать разницу между той Россией, которую мы потеряли, и той, которую мы потом обрели. "Определение" Синода было документом, написанным в самых мягких и уважительных по отношению к Толстому формулировках. Констатируя факт отпадения, церковь признавала его выдающийся литературный талант и даже призывала молиться (!) за Толстого.

И все-таки бомба взорвалась! В Москве толпы верующих, завидев Толстого, кричали "Еретик!", хотя в "Определении" этого слова не было, как не было и слова "анафема". В Ясную Поляну присылали в посылках веревки с мылом, чтобы Толстой повесился, как Иуда. Это с одной стороны. С другой стороны в Ясную Поляну шли нескончаемые письма и телеграммы, в которых Толстого радостно поздравляли с отлучением. Студенты устроили манифестацию в его честь возле Казанского собора, которую разогнала полиция. На выставке передвижников картину Ильи Репина "Толстой на молитве" украшали цветами.

"Определение" Синода, сколь бы мягким и сострадательным оно ни было, оказалось элементарной политической ошибкой. Умный Победоносцев понимал это до того, как "Определение" появилось. Он этого акта не хотел. Он считал, что "трогать" Толстого опасно и даже вредно для России. Есть косвенные свидетельства, что это "Определение" возмутило и Николая II, который счел, что Синод сделал это в обход Его Императорского Величества.

Наконец - сам Лев Толстой. Он был явно обескуражен этим "Определением". Он больше месяца готовил свой "Ответ" Синоду. Ответ вышел дерзким, в толстовском вкусе, но это еще ни о чем не говорит. Толстой, как никто из великих русских писателей, был связан с церковью самыми интимными, в буквальном смысле семейными узами. Глубоко верующей была его мать, Мария Николаевна Толстая, которую он почти не застал при жизни (она умерла, когда Лев был младенцем), но которую боготворил. Младшая сестра Толстого, самый близкий ему человек, Мария Николаевна, была монахиней Шамординского монастыря близ Оптиной пустыни. Толстой часто к ней ездил, и насельницы этого монастыря (а их было более 700 человек) очень любили Толстого. В самой Оптиной пустыни он бывал не менее пяти раз и поехал туда перед самой смертью.

С какой стороны ни посмотри, никто этого "Определения" вроде бы не хотел. Все хотели как лучше. А вышло как всегда. И сто лет спустя выходит как всегда. Конфликт не исчерпан. Толстой вне церкви. И непонятно: то ли он великий русский писатель и светоч России, то ли еретик и вечно горит в аду.