15 февраля 1989 года завершился вывод контингента советских войск из Афганистана. С тех пор прошло двадцать лет, но многие подробности той войны мы узнаем только сегодня.

У каждого побывавшего в Афганистане, или, как говорят сами "афганцы", за речкой, имея в виду реку Пяндж, своя история, своя личная война. Кого-то отметили правительственными наградами, кто-то так и вернулся в Союз с "чистым пиджаком", а кому-то вернуться и вовсе было не суждено. Как наши войска вошли в Афганистан и как покинули его? В чем мы были правы и в чем ошибались? Об этом на страницах "Итогов" размышляют непосредственные участники событий.

 

Наши в городе

Юрий Двугрошев. Гвардии полковник в отставке. Был первым комендантом Кабула. Исполнял должность с 29 декабря 1979 года по апрель 1980 года.

- Вечером 25 декабря 1979 года на аэродромах в Кабуле и Баграме высадились части 103-й воздушно-десантной дивизии. Официально руководству Афганистана и президенту Амину объяснили, что "мотострелки" должны обеспечить безопасность советских граждан на территории беспокойной республики. Именно такая легенда у нас была. О планах руководства СССР устранить Амина на тот момент знали лишь три-четыре человека во всем Афганистане. Хотя операцию разработали задолго до того…

За десять дней до переброски дивизии ее перебазировали на аэродром Балхаш. Каждую минуту мы готовились услышать сигнал тревоги, сесть в самолеты и вылететь на штурм Кабула. Десантники решали, сколько боевиков каждый "заберет с собой", чтобы не обидно было. Я рассчитывал прихватить девять душманов - крепким мужиком был. Время шло, а боевого приказа так и не поступало, и после 20 декабря уже не верилось, что услышим вой сирены. Надеялись, что приказ не поступит, что Политбюро одумается. Но 25 декабря нас подняли по тревоге, поступила команда "На взлет!". Меня назначили командующим запасным командным пунктом дивизии, который десантировался в Баграме, дали два полка и шесть спецчастей - всего около трех тысяч человек, остальные полетели в Кабул.

Когда приземлились в Баграме, заняли круговую оборону, но все было тихо. Только через день афганцы начали наводить на нас 100-миллиметровые пушки, повесили куклы десантников на виселицах, но стрелять не стреляли. Мы ждали время "Ч", когда по плану командования должны были блокировать подразделения афганской армии в Баграме и захватить намеченные объекты. Военные советники уверяли нас, что договорились с командирами афганских подразделений, и те не будут стрелять по нам. Но когда мне передали команду "Шторм-333" - сигнал к началу боевых действий и на аэродроме началось движение, на нас обрушился шквальный огонь. Бой длился 48 минут.

Сразу после столкновения мне поступил приказ оставить в Баграме один полк, а остальным выдвинуться в Кабул. В столице Афганистана мы были в два часа ночи, дворец Амина к тому моменту уже взяли, но предстояло подавить сопротивление в зданиях генштаба и милиции. Под утро 28 декабря начали вывозить трупы из президентского дворца и генерального штаба. Их было очень много.

С этого дня власть в Кабуле и Баграме принадлежала нам. Именно в Кабуле, потому что весь Афганистан покорить было невозможно. Страна имеет границы лишь на карте, а по сути вся разделена на зоны влияния разных племен, практически независимых от центральной власти. Как было, так и осталось.

29 декабря меня назначили комендантом покоренного Кабула. Отношение жителей поначалу было доброжелательным. Когда я ездил по городу, народ аплодировал мне, машину забрасывали цветами. Заезжали в университет, там девушки даже паранджи снимали при встрече. Однако настроения быстро изменились. Даже очень быстро. Появились листовки против нас, хотя, казалось бы, видимых причин тому не было. Солдаты и офицеры безвылазно сидели в своих расположениях. Уже через десять дней после назначения за мою голову давали 800 тысяч афгани. Еще через неделю предлагали уже 1 миллион 200 тысяч.

Надо отметить, что комендант в то время был царем и богом для города. Меня боялись и уважали не только рядовые афганцы, но и представители властных органов. Я старался следовать совету одного члена правительства Афганистана, который однажды в личной беседе сказал: "Афганистан - свободолюбивая, воинственная страна. Нас нужно держать за горло железной рукой, но в бархатной перчатке, и кое-когда давать вздохнуть". Но, видимо, мы давали вздохнуть слишком часто. В Кабул потянулись люди из провинций. Если при взятии города в нем жили около 500 тысяч человек, то через два месяца число жителей насчитывало уже более миллиона. В Афганистане не было паспортной системы, и все проходившие через блокпосты рассказывали солдатам, что идут к родственникам. На самом же деле очень многие из них были душманами. В результате 21 февраля в Кабуле случился мятеж. Неизвестно, знали ли сотрудники ХАДа (афганский аналог КГБ) о готовившемся восстании, но мы об этом, скажу честно, ничего не знали. Хотя догадки некоторые были.

Помню, сидели мы с генерал-полковником Магометовым - главным советским советником - и пили чай. Вдруг по телефону докладывают: в Кабуле мятеж. Обзваниваю посты, и с каждого сообщают, что их окружили многотысячные толпы агрессивно настроенных людей. Подобное произошло и в других городах, где стояли советские войска.

Руководитель Оперативной группы Министерства обороны СССР в Афганистане маршал Соколов по телефону отдал приказ подавить мятеж, но не открывать огонь. Над Кабулом, едва не задевая крыши домов, постоянно кружили сорок вертолетов. С них разбрасывали листовки, в которых сообщалось о продлении комендантского часа - времени, когда можно открывать огонь без предупреждения. При наступлении темноты в город отправляли колонны бронетехники. Они разрезали толпу, и задержанных отправляли в тюрьму. 23 февраля путч подавили. Из советских военнослужащих тогда не пострадал никто, но среди афганских военных и мирных жителей жертв было много.

Наши уходят

Александр Герасименко. Гвардии подполковник в отставке. Последний комендант Кабула. Находился в должности с февраля 1987 года по февраль 1989 года.

- Я один из последних советских военнослужащих, покинувших Кабул. При мне в городе находилось порядка 100 тысяч военнослужащих и 1 миллион 200 тысяч жителей. Народ стягивался в Кабул из окрестных кишлаков, потому что в городе было безопаснее, чем в провинции. Хотя и в Кабуле постоянно случались обстрелы и теракты. Обстановка была примерно такой же, как и сейчас, при американцах. Большей частью теракты были направлены против мирных жителей: бомбы взрывались в густонаселенных местах.

Нашим солдатам категорически запрещалось выходить в город, кроме двух особо контролируемых нами районов - Нового Советского и Старого Советского. Там были рассчитанные на наших военных магазины, в которых продавали "кабул-подвальские" джинсы, плащовки и тайваньскую технику, работавшую ровно три дня.

Мне по должности приходилось утрясать различные случаи, когда погибали мирные жители, либо угодившие под несанкционированную стрельбу, либо попавшие под колеса техники. В Афганистане у всего была своя цена, даже у человеческой жизни. Дороже всего ценилась жизнь девочки, потом мальчика, потом женщины. Мужчина "стоил" меньше всего. За погибших расплачивались рисом, сливочным маслом, сахаром, консервами. К родственникам выезжали представители местной милиции - царандоя, определяли, сколько нужно заплатить. Мы передавали им продукты, а они уже отдавали семье, причем явно не все. При этом после "расплаты" родственники уже не держали на нас зла. Однако с них обязательно брали расписку об отсутствии претензий. Писать они не умели, поэтому ставили на бумаге отпечаток пальца.

Афганским военным и милиционерам мы не слишком доверяли. Когда разрабатывалась какая-либо операция, то сразу рассматривали несколько вариантов. Один вариант согласовывался с афганской стороной (мы их называли "зелеными"). Одновременно готовился совершенно другой план операции, который держался в секрете от афганцев. Несколько раз пытались действовать по совместному плану - результат нулевой.

Когда начался вывод войск, афганцы радовались. Мы были для них оккупационными войсками, костью в горле. Они рассчитывали, что после нашего ухода в стране наступит порядок. Когда мы уходили, помещения комендатур и расположения частей передавали местным войскам. Сторожевые заставы оставляли полностью с техникой, вооружением и боеприпасами. Мало того, застилали кровати новыми простынями, матрасами. А теперь представьте: идет последняя колонна, наши военные снимаются с заставы, передают ее афганской стороне, и тут же с гор спускаются душманы, и правительственные войска им сдаются. Получается, что мы передавали посты боевикам.

Даже если бы наши войска остались в этой стране, победить мы все равно не смогли бы. Если бы вышли на пять лет раньше, то было бы просто меньше жертв, а результат - тот же. Хотя и цели победить у нас не было - руководители страны ведь заявляли, что хотели помочь афганскому народу. У меня до сих пор сохранились контакты с афганцами. Почти все сегодня говорят, что при советских войсках жить было гораздо лучше, чем сейчас при американцах.

Без нас

Хайдар Шах. Родился в 1954 году в Кабуле. По образованию - юрист, окончил Военный институт иностранных языков при Министерстве обороны СССР. Воевал в составе афганской армии на стороне советских войск. Сейчас живет в Москве.

- Наверное, вы не найдете в мире ни одного народа, который бы уважал чужаков, пришедших на его землю с оружием в руках. И не важно, с какой целью - пусть даже миротворческой. Когда в 1979 году советские солдаты перешли границу с Афганистаном, наш народ не мог понять, почему кто-то в военной форме и с калашниковым наперевес должен нас учить жизни. Потом начались боевые действия, и быстро стала понятна самая большая ошибка советских генералов. Нельзя было отправлять на войну солдат срочной службы. Что может сделать не имеющий боевого опыта 18-летний мальчишка в стране, где каждая песчинка пропитана войной? Именно отсюда такое количество погибших в первые дни.

Советские войска воевали так, как их учили общевойсковые уставы. Разведка, артиллерия, бомбардировка и - в атаку за родину. Да и многие советские генералы надеялись на авось и никак не могли взять в толк, почему же армия такой великой страны несет потери. А понимать тут было нечего. Шаблонная тактика была ошибкой. Как можно успешно воевать с народом, который долгие годы жил только войной?! Шла партизанская война, когда десять человек могут остановить целую дивизию.

Я попал на войну в середине 1988 года и на своей шкуре испытал последствия вывода советских войск. Потому что очень быстро брат стал воевать с братом, а отец с сыном. Мой дядя был одним из командиров у моджахедов. Встретившись с ним на нейтральной территории, моя мама спросила: "Разве ты сможешь убить моего сына?" На что мудрый мужчина ответил: "На поле боя все враги".

Моджахеды атаковывали наш корпус полгода. Быстро выяснилось, что есть нам почти нечего, а единственная еда - это старые макароны, которые оставила советская армия, покидая страну.

Когда советские войска ушли, один из наших генералов сказал: "Мы потеряли крылья, а птица без крыльев летать не может". Я уверен, что, не покинь советские солдаты территорию Афганистана, мы бы выиграли ту войну…

За месяц до падения власти Наджибулы я уехал из Афганистана в Россию. Сейчас я живу в Москве, у меня успешный бизнес. Три года назад я ездил к себе на родину, и вы знаете, народ скучает по русским. Афганцы порядком устали от войск НАТО. Русский народ нам ближе, хотя бы потому, что он более восприимчив к восточным обычаям. Западники пришли со своими культурой и политикой. Мы их не понимаем, и они не могут нас понять. Они хотят диктовать свои правила, а это неприемлемо для афганского народа.

Война на моей родине продолжается. Невозможно убедить талибов сложить оружие. Я не думаю, что в скором времени они успокоятся. Восточный народ - мстительный. И потому надо менять сознание людей и работать с новым поколением. Кто это должен делать? Политики? Не уверен. За политическую ошибку советского руководства пострадали многие жители моей страны. Но как сказал один мудрец, какой бы длинной ночь ни была, все равно наступит утро. Когда-нибудь и наш народ прекратит воевать.

Наши потери

Карен Таривердиев. Родился в Москве в 1960 году. Сын композитора Микаэла Таривердиева. Учился на философском факультете МГУ, но потом неожиданно бросил престижный вуз и уехал работать на Север. Вернувшись, поступил в Рязанское училище ВДВ, которое окончил в 1984 году. Следующий год уже встречал в Афганистане…

- Я был сопливым лейтенантом, только что окончившим училище. Был выпускной бал, склоненное знамя и золотые погоны. А потом - война и потери... Нас прозвали "богом проклятый выпуск". Нас было тридцать один. Выжили те, кому было суждено… Нам, офицерам советской военной разведки, было приказано не носить погон. И мы каждый раз уходили в единой форме под названием "мабута", одинаково одетые со своими солдатами. Без знаков различия. Без привилегий. И сухпаек был у нас такой же, как и у солдат. И спальник один на двоих. И неписаный закон: "Сколько нас ушло, столько и должно вернуться. Потом разберемся, кто убит, кто ранен, кто невредим".

Первым с курса погиб Раим Нуманов. Он служил в одном батальоне со мной. А до этого наши койки четыре года стояли рядом. На рассвете он сказал своим солдатам: "Там что-то неладно, я пойду проверю". Поднялся по узкой тропе на выс­о­т­ку. Долго стоял, что-то рассматривая под ногами. Потом нагнулся. Солдаты, оставшиеся ниже, закричали: "Товарищ лейтенант, не трогайте!" Но Раим почему-то тронул, и полвысотки снесло к чертовой матери... Раиму было 23.

Володя Козлов. Он взял караван с оружием. Но пара человек сбежала. Володька кинулся за ними в овраг вместе с двумя бойцами. Очередь в упор, две пули в грудь и последние слова: "Мама! Больно!" Это потом солдаты рассказали. Он был нашим заводилой, удивительно жизнерадостным человеком. Володе было 25.

Женя Овсянников. Он смеялся так, что мы смеялись над его смехом. Это действительно было что-то особенное. Он выскочил из дувала, чтобы захватить языка. С виду афганец был невооружен, потому Женька и пошел на него. Но в последний момент "дух" выстрелил ему в сердце. Женьке было 26.

Гена Сафронов. Он всегда был тихим и незаметным. Его ранило крупнокалиберной пулей в бедро. Кровь лилась потоком. У него был практически необстрелянный взвод, солдаты растерялись. Тогда Гена сам перевязал себя и, как мог, наложил жгут. Прибежал его лучший друг Сашка Кистень (тоже наш). Посмотрел, что происходит, увидел, что рана перевязана, что жгут наложен, и потащил Генку к вертолету. В это время вертолетную площадку обстреливали так, что мама не горюй! Кистень под огнем дотащил Генку до вертолета, впихнул его туда и крикнул борттехнику: "Жгут проверь!" Борттехник этого не сделал. Когда через 15 минут вертолет сел в батальоне, Гена был уже мертв. Он не сумел затянуть на себе жгут, сил не хватило, и просто истек кровью. Ему было 23.

Игорь Васильев. Он сидел в своем "модуле", когда ударил фосфорный снаряд. Он только проснулся, а потому был в одних трусах. Это его спасло. Горящий фосфор хлынул ему на плечи и спину, и если бы на нем была какая-то одежка, она бы загорелась и сожгла его заживо. А так он выжил. Лежал в госпитале. Но пехоте требовались подготовленные кадры разведки. Игорь возглавил дивизионную разведроту. За несколько дней до замены головной разведдозор попал на мину. Игорь погиб. Ему было 26.

Анатолий Ермошин. У его группы не осталось воды. Кто не понимает, что такое вода в пустыне? Ермошин взял с собой солдата и пошел искать воду. Больше его никто не видел. Мы до сих пор ищем, наводим справки, в том числе и через МИД. Данные поступают самые разные, но одно ясно - Ермошина в живых уже нет.

День вывода советских войск из Афганистана - праздник и не праздник. В этот день мы звоним друг другу, но не поздравляем… Дата... Просто дата... Мы не проиграли той войны. Ее проиграли другие, но и не выводить войска было нельзя. Это было правильное решение... Мы бились как могли, и мы не виноваты, что война не привела к победе в большом смысле. Это политика. А мы были солдатами…

Я знаю, как в Афганистане ходили и до сих пор ходят верблюжьи караваны. Норма дневного перехода - 60 километров. На местах привалов со временем выросли города. Так сложилась вековая история.

Караваны шли, когда пришла орда Бабура.

Караваны шли, когда пришли англичане и получили по полной при Кандагаре.

Караваны шли при Захир-шахе уже в шестидесятые годы двадцатого века.

Караваны шли, когда в Кабуле произошел дворцовый переворот и к власти пришел Дауд.

Караваны шли, когда произошла так называемая Апрельская революция и к власти пришел сначала Тараки, а потом Амин.

Караваны шли, когда в Афганистан пришли советские войска, устранили Амина и заняли страну.

Караваны шли, когда советского ставленника Бабрака Кармаля сменил советский же ставленник Наджибула.

Караваны шли, когда советские войска покинули страну и власть перешла доктору Раббани (помню я его повстанческое движение, до сих пор все тело в отметинах).

Караваны шли, когда прогнали Раббани и к власти пришли талибы.

Караваны идут и теперь, когда страну заняли американцы и их союзники.

Караваны вечны, они ничего не боятся. Им плевать на власть. И сейчас я знаю только одно. Кто бы ни пришел, караваны будут продолжать движение.

 

Обсуждение закрыто