– Ольга, у вас бурная творческая жизнь, но как случилось, что вы обратились к поэзии?

– В моем родном Театре Моссовета уже несколько сезонов я играю в спектакле Юрия Еремина «Серебряный век», где из уст моей героини Киры Августовны звучат стихи поэтов ХХ века. А два года назад прекрасный актер Валерий Баринов предложил мне развить эту мою «поэтическую традицию» и создать совместный литературный проект. Так родилась наша концертная программа «Любил… Что знаешь ты об этом?» (названный так по первой строчке стихотворения Адамовича), в которой звучат проза Бунина и Зайцева, а также стихи Пастернака, Цветаевой, Северянина... Получился некий спор, диалог Мужчины и Женщины: герои общаются возвышенно-поэтически, отвечая друг другу строками прекрасных стихов и прозы... Словом, благодаря Валерию Александровичу Баринову я заново открыла для себя и Блока, и Цветаеву, и Ахматову, и Марию Петровых…

– Кстати, очень недооцененная поэтесса…

– Да. Она настоящая, абсолютно искренняя, ее слог лишен вычурности, она излагает все предельно просто и современно. И в ней очень многое от Ахматовой – глубина, высшая степень эмоциональности, поскольку Петровых хотя и застала близкие нам советские времена, но все же выходец из века Серебряного. Теперь ездим с нашим спектаклем по городам и весям, нас принимают в филармониях и Домах ученых. Например, недавно вернулись из Питера, работали в Малом зале Ленинградской филармонии. Очень красивый и одухотворенный зал, стены которого буквально дышат музыкой и творчеством... Актерская профессия очень зависимая от всего и всех – от продюсеров, режиссеров, руководства телеканалов, от общественного мнения. Чаще всего не мы выбираем, а нас. Поэтому подобные проекты дарят мне ощущение свободы и независимости.

– Ваша Кира Августовна недолюбливает главного советского поэта Маяковского и предпочитает более лирические стихи. Простите за аналогию, но получается, что и вы немного сопротивляетесь внешним условиям – ищете свой путь в творчестве?

– Я считаю, что главное в актерской профессии – это всегда идти вперед, пробовать, экспериментировать, ошибаться, но идти. Как только остановишься и успокоишься, перестанешь работать над собой, действовать – сразу станешь неинтересен и зрителям, и самому себе. Я счастлива служить в Театре Моссовета, обожаю свои роли и моих партнеров, но благодаря поэзии переношусь в иное пространство, в котором ощущаю гармонию ритма и музыку стиха. Произнося стихотворные строки, словно погружаюсь в глубь себя, остаюсь наедине со своими мыслями и мечтами... Когда мы впервые встретились с Ниной Шацкой, меня поразило, как одинаково мы мыслим. Оказалось, что мы читаем одни книги, любим одних и тех же поэтов, смотрим одинаковые фильмы... Главное, и Нина, и я не приемлем фальши. Нина совсем не похожа на эстрадную гламурную фифу. Музыка, которую она исполняет – будь то джаз или романсы, – наделена глубоким смыслом, а в ней самой и женственность, и удивительная сила, и уверенность в себе. Я не признаю сегодняшнюю безликую попсу, поющую под фонограмму, просто не считаю это творчеством. Для Шацкой каждая песня, которую она исполняет, – отдельно прожитая жизнь. В общем, в лице Нины я обрела единомышленницу и подругу. Поэтому неудивительно, что вскоре после знакомства мы решили создать что-то вместе... И родилась идея сделать спектакль, посвященный творчеству Анны Ахматовой. Нас сразу поддержал Московский международный дом музыки, они ухватились за идею, которая, правда, на тот момент была еще в зачаточном состоянии, и тут же определили дату нашей премьеры... Но тут началось самое страшное! Из тех стихов Ахматовой, которые я знала, и из тех баллад-романсов, которые исполняла Нина, не получалось сложить историю, и написанные одним человеком строки никак не соединялись в единую картину. Тогда мы обратились за помощью к прекрасному режиссеру Юлии Жженовой, которая в свое время была актрисой нашего театра, а теперь преподает сценическую речь во ВГИКе и в Школе-студии МХАТ. И Юлия Георгиевна создала драматургию нашего поэтическо-музыкального действа. Мне она предложила читать раннюю поэму поэтессы «У самого моря», на сюжетную нить которой должны были «нанизываться» романсы в исполнении Нины. Я перечитала поэму и ужаснулась – она написана белым стихом. Как произносить эти непоэтические строки? Как освоить этот «нерифмичный» язык? Я сказала: «Юля, я не смогу, зрители ничего не поймут». Но режиссер была настойчива и нашла доходчивое объяснение. Дело в том, что юность Ани Горенко проходила на берегу моря, она каждое лето приезжала к своим родственникам в Херсонес. Поэтому произведения, навеянные воспоминаниями о Севастополе, словно хранят в себе шум прибоя. Это и есть ритм поэмы – волна рождается в открытом море, набирая силу, движется к берегу и разбивается о скалы... Юная героиня поэмы, как любая девочка в этом возрасте, мечтает о прекрасном Царевиче, которого, как нагадала цыганка, можно приманить к себе только «песней». И героиня Ахматовой ищет эту песню в шуме прибоя, в криках чаек, в курлыканье журавлей, а оказывается, что песнь – это ее собственный поэтический дар. Она «поет» с берега моря, и голос притягивает Царевича. Но ее талант обладает такой недюжинной силой, что в море начинается шторм, и яхта Царевича разбивается о скалы на глазах девушки…

– То есть смысл в том, что поэт должен расплачиваться за свой дар?

– Не только поэт, но и любой талантливый человек, определив свой путь, ступает на тропу лишений и одиночества. «Служенье муз не терпит суеты!» Поэма звучит как сказка, и зритель всецело вовлечен в историю, а в кульминационные моменты врывается музыка и звучат романсы. История разворачивается будто в формате 3D. Кстати, когда мы готовили эту программу, сама жизнь, казалось, помогала нам. Например, именно в то время я приехала на гастроли в Севастополь и, естественно, в первый же свободный день помчалась в Херсонес репетировать на берегу моря. Главное было успеть произнести строчку, пока еще живет волна... Никогда я не репетировала с таким восторгом! Потом экскурсия. Мне попалась экскурсовод, которая очень любила творчество Ахматовой, и она с удовольствием устроила для меня прогулку по ахматовским местам. Я чувствовала себя, как на выборе натуры для съемок фильма. Вот тропинка, по которой героиня бежала к морю, вот плоский камень, на котором она сушила «соленую косу», вот маяк, который «сиял переменным светом». Поэтому теперь, когда я стою на сцене во время спектакля, все события будто разворачиваются перед моими глазами. Во втором отделении звучит «Реквием», который Нина исполняет трагически-сдержанно. А я стою за кулисами, и меня охватывает дрожь. Таким образом, вся жизнь Анны Андреевны проходит перед глазами зрителей.

– Ваши коллеги, выступающие с поэтическими вечерами, часто говорят о том, что все держится на голом энтузиазме: например, продюсеры не хотят брать на себя такой груз…

– У нас тоже нет продюсера. Мы могли положиться только на себя. Но и тут не обошлось без добрых людей. Мы решили, что в финале должен прозвучать «Реквием», но прав на использование музыки композитора Златы Раздолиной у Шацкой не было. А когда Злата озвучила сумму, мы поняли, что не потянем. Но по счастливой случайности на Нину вышел ее давний знакомый, который, услышав, что мы ищем деньги для проекта, сам предложил помощь. Просто так, просто потому, что однажды он попал на сольный концерт Нины Шацкой и был настолько поражен ее голосом, что счел своим долгом поддержать певицу. Он не просто дал деньги, но и сам договорился с композитором, что было непросто.

– Вам не приходилось выступать перед публикой, которая глуха к поэзии?

– Нет, не приходилось. Но один неожиданно-волнительный спектакль у нас был. Дмитрий Харатьян пригласил нас с Ниной с нашей программой на фестиваль аудиовизуальных искусств «Орленок», который каждый год проводится в Краснодарском крае в бывшем пионерском лагере «Орленок» (Дима является президентом этого фестиваля). Мы должны были выступать перед взрослой аудиторией – перед гостями и участниками. Но оказалось, что в пансионате, где мы жили, в концертном зале не было рояля (а Нина поет под аккомпанемент пианино), и нам пришлось поменять место проведения мероприятия – единственный на всю округу рояль нашли только в самом «Орленке». И тогда мы с Ниной действительно испугались – в зал придут подростки 13–15 лет. Какая Ахматова? Они на отдыхе, загорают, купаются, а тут серьезная поэзия. Перед спектаклем вышел директор лагеря и на понятном детям языке кратко рассказал о временах «ежовщины», о Серебряном веке, о сталинском режиме и о запрещенных писателях и поэтах, в том числе об Ахматовой. А закончил свою речь словами, что если кому-то будет скучно, то они могут заниматься своими айфонами, айпэдами, но только в беззвучном режиме. Ну а если кто-то совсем устанет – может просто уйти... За сценой был аварийный выход, и я предложила Нине быстро сбежать! (Улыбается.) Мы, конечно, вышли на сцену, стали читать и вдруг почувствовали, что на второй минуте дети перестали быть детьми, они буквально замерли. Никто ни разу не отвлекся. Ребята очень внимательно слушали, а по окончании вечера нас окружили девочки, и мы еще час отвечали на их вопросы.

– Но про «Реквием» им вряд ли понятно?

– А мы им рассказали, что это был страшный период в истории нашей страны. Мне кажется, через стихи они заинтересовались историей гораздо больше, чем прочитали бы про это в учебнике.

– Кстати, образ Ахматовой в учебниках далек от истинного…

– Совершенно верно. Когда я готовила программу, то открыла для себя иную Анну Андреевну – не хрестоматийную. У нее очень оголенные нервные окончания. Впитывая жизнь, она остро откликается на боль и страдания.

– Если сравнить учебники литературы, то образ будет постоянно меняться – в зависимости от идеологии в стране…

– Поэтому никогда нельзя идти на поводу у истории. Политика меняется, идеологи приходят-уходят, вечно лишь истинное искусство. Надо слушать только свое сердце и доверять своим чувствам. Нельзя сегодня любить поэта, а завтра разлюбить только потому, что был дан такой указ. Так, на площади Дзержинского стоял памятник Дзержинскому. Власть поменялась – памятник снесли. А я считаю, что он должен был там остаться. Да, были страшные времена. Но люди должны помнить и грустную историю страны, ведь память бывает не только возвеличивающая, но и принижающая. Уверена, нельзя уничтожать, например, памятники Ленину, которые были воздвигнуты в советские времена. И Мавзолей нужно оставить в покое. Да, это постыдное прошлое нашей страны, но оно было… Увы, но мы не вправе от него отказаться.