Владимир Конкин: «Пока росли мои усы, я наблюдал, как он катает шары»

— Леонид Куравлев для меня артист, любимый с детства. Еще тогда я запомнил его работу в фильме «Мичман Панин», где он по большому счету впервые проявил себя как артист. Кажется, он тогда был еще студентом ВГИКа. Мне очень нравилось, как он говорит с доктором на корабле, и вдруг у того со столика исчезают все медикаменты. Потом, когда мы с Лёнечкой встретились на съемочной площадке, я ему сказал о том своем детском потрясении. А он мне: «Володя, да всё это монтаж. Ты же теперь взрослый, уже понимаешь. Давай лучше делать шашлык». А повод для шашлыка был замечательный — день рождения Марины Владимировны Поляковой, то бишь Влади. Это было в Одессе на даче друзей Говорухина, на съемках фильма «Место встречи изменить нельзя».

Затем уже мы снимали сцену в бильярдной. Приехал Высоцкий, и они с Лёней катали шары в течение пяти дней. Эпизод был большой, дробный. Тем более что Говорухин вместе с нашим оператором еще и тянули время, потому что накануне был очередной съезд ЦК ВЛКСМ. Мало того что меня, как вечного Павку Корчагина, опять одели в буденовку и заставили читать отрывки из «Как закалялась сталь» на сцене Кремлевского Дворца съездов, так еще и усы сбрили. Когда я вернулся на съемку без усов, Говорухин ахнул: «Ну что, клеить?» — «Не надо, — говорю, — рано или поздно они сами вырастут». И вот пока росли мои усы, я стоял в сторонке и видел, как работает Лёня Куравлев. Это пилотажная работа. Причем играл он такого человека, связанного с подворотней. Меня, например, папа с мамой оберегали от такого общения. Насколько я знаю, и Лёню тоже. Но откуда он нашел такую гамму приспособлений к этому Копченому своему?! Это, конечно, говорит о его великом таланте.

	“Иван Васильевич меняет профессию”.

Леонид Ярмольник: «Он очень похож на своего героя — Афоню»

— Леонид Вячеславович — уникальный человек и уникальный артист. И характер у него уникальный. Все-таки наша профессия достаточно нервная, дерганая, а Лёня почему-то совсем другой. У него фантастическое свойство покоя, он невероятно интеллигентен, обходителен в любой ситуации. Даже если все вокруг уже вышли из себя и брызжут слюной, Леонид Вячеславович всегда сохраняет олимпийское спокойствие и одним своим видом умиротворяет людей.

Когда-то, уже довольно давно, мы, артисты, ездили на творческие встречи, таким образом пополняя свой семейный бюджет. И с Куравлевым мы часто гастролировали. Когда работали вдвоем, он начинал выступление, как суперзвезда. Замечательно рассказывал, как снимался в разных фильмах, а потом всегда говорил зрителям: «Если у вас есть какие-то вопросы, пожалуйста». Из зала шли записки, их клали на край сцены. Он поднимал их и аккуратно засовывал в левый карман. А потом доставал записки... из правого кармана, на которые он отвечал последние восемь лет. Не то что Леонид Вячеславович боялся импровизации, а просто по-вахтанговски считал, что она должна быть хорошо подготовлена. И всегда все шло хорошо. Но на одном выступлении во время фрагмента, который шел на экране, Леонид отлучился в туалет, по дороге сняв пиджак и оставив его в гримерной. Я тут же переложил записки из правого кармана в левый, а из левого в правый. Лёня вернулся на сцену: «А сейчас я отвечу на ваши вопросы». И стал правой рукой из правого кармана доставать записки, ответы на которые он не знал. Для Лёни это было очень неожиданно, и факт появления незнакомых вопросов привел его практически в состояние грогги. Я от этого получил невероятное удовольствие. А когда после во всем признался, он так хохотал...

Он вообще очень похож на своего героя — Афоню. А на съемках работать с ним вообще замечательно. Вот режиссер объявляет паузу, и через три секунды Лёня уже спит.

	“Ищите женщину”.

Леонид Броневой: «Влюблен в его Айсмана»

— Вы знаете, какая моя самая любимая сцена в фильме «Семнадцать мгновений весны»? Даже не последний мой монолог с Тихоновым, а вот именно с Айсманом—Куравлевым. Помню ее как сейчас. Сколько лет прошло, а я могу повторить его слово в слово. И все только потому, что до сих пор ощущаю, как прекрасно мне общалось с Лёней Куравлевым. Какой он чуткий партнер! Я никак не ждал, что после Робинзона, Афони, сантехников-работяг он сыграет интеллигента-немца, немножко наивного, вроде бы преданного. Я его очень люблю. Как человек, он совершенно лишен таких чувств, как зависть, злость, неудовлетворенность. У него настежь открыта душа, хотя я думаю, что где-то в глубине он не так прост. Он все знает про себя.

Георгий Данелия: «Зачем носильщик? Ты сыграешь эндокринолога!»

— Куравлев учился во ВГИКе на одном курсе с моей двоюродной сестрой Софико Чиаурели. И вот на дне рождения своей сестренки я увидел очень интересного мальчишку. Мне запомнилось, как он пел. Даже сейчас помню, это была песня «Стежки-дорожки». Потом увидел его в фильме «Мичман Панин», где он мне очень понравился, и, конечно, у Шукшина. Я понимал, что это уже был прекрасный актер.

	“Семнадцать мгновений весны”.

На роль Афони хотелось взять актера, которого зрители любят, поскольку персонаж он вроде отрицательный. У меня уже была договоренность с польским актером Даниэлем Ольбрыхским, и еще проговаривали вариант с Высоцким. Но мы остановились на Куравлеве, потому что понимали, что люди именно его смогут за все простить и будут надеяться, что в дальнейшем у него будет все хорошо.

Снимали мы в Ярославле. Леонида там все обожали, просто приходили люди на съемку и кормили его всем чем угодно. Он не мог никому отказать и начал набирать вес. А тут должна была приехать на съемку Женя Симонова. Я Лёне показал фотографию Жени — хрупкой, тоненькой, и подвел к зеркалу. Он все понял. Потом его жена Нина мне сказала: «Лёня вообще перестал есть». Ну и похудел сильно, конечно.

Перед съемками «Мимино» я спросил Лёню: «Будешь у меня сниматься?» — «Буду». — «А кого сыграешь?» — «Кого хочешь, того и сыграю. Хочешь, носильщика с чемоданом». — «Зачем носильщика? — говорю ему. — Ты сыграешь академика, эндокринолога». Он очень серьезно отнесся к этому и ту единственную фразу по-армянски, которую произнес в фильме, сказал очень чисто. Мне Фрунзик Мкртчан это подтвердил.

	“Место встречи изменить нельзя”.

Наталья Селезнева: «Вели себя как примерные комсомольцы»

— Его очень любил Леонид Гайдай. Он входил в тройку его любимцев: Вицин, Никулин и Куравлев. Гайдай очень ценил его индивидуальность. После «Ивана Васильевича» мы с Лёней стали часто выезжать за рубеж, и там у нас обнаружилась схожесть характеров. Если нам сказали прийти в семь, то мы уже без десяти как штык на месте. А сказали не приходить после 11 вечера, никто из нас себе этого позволить не мог. Мы вели себя за границей как примерные комсомольцы. Такое воспитание. А в жизни Лёня деликатный, верный, преданный дому, семье, и в быту это сказывается во всем. С ним всегда очень легко, он человек без двойного дна, без житейской хитринки и абсолютно без подлости, предательства. За что все его очень любят.

Глеб Панфилов: «Он так пел, что все вокруг смеялись»

— В фильме «Начало» я предложил Лёне спеть, что он блестяще сделал. Это было в Вильнюсе. Я объявил перерыв, пошел прогуляться, хотелось немного передохнуть. И мне пришло в голову: после приятного ужина что хочет молодой русский парень? Спеть. Попробовали, и Лёня сразу сделал это очень точно. Съемочная группа заходилась от смеха, и проблема была в том, чтобы никто не раскололся, не засмеялся в процессе съемки. Что было нелегко. Мы сняли этот эпизод всего лишь за два дубля.