Богдан Ступка: «А вообще я — орел двуглавый»

По случаю отмечавшегося 27 августа семидесятилетия Богдана Ступки президент Украины Виктор Янукович присвоил народному артисту СССР, худруку киевского Национального академического драмтеатра имени Ивана Франко звание Героя Украины с вручением ордена Державы. Сказать по совести, эта награда вряд ли прибавила славы Богдану Сильвестровичу: сыгранные на экране и театральной сцене герои Ступки давно любимы зрителями далеко за пределами незалежной державы.

— А вы примерный сын, Богдан Сильвестрович, отцовский наказ выполнили в точности.

— Старался. Папа когда-то сказал: «Главное, сынку, дотянуть до семидесяти, а потом живи, сколько хочешь». Задача оказалась не такой простой. Особенно трудно дался последний отрезок. Когда исполнилось шестьдесят девять, знакомый художник ляпнул: «Да ты здоровый, как бык!» Я сразу подумал: не накликал бы. И точно: вскоре шарахнуло, через месяц я улетел в Мюнхен на медобследование с очень серьезным диагнозом. Словом, батько знал, что говорил: запросто мог бы и не дотянуть.

— Долго лечились?

— Не люблю о болячках рассказывать, жаловаться... Если коротко, вторая операция длилась более восьми часов. Сделали ее 19 января, на Водохреща, по-русски — на Крещение. Проснулся уже на следующий день. Не скажу, будто заново родился, после наркоза все болело, но постепенно оклемался. Крепко помогло правительство Украины. Я ни о чем не просил. Оказывается, кабинет министров принял решение, что некоторым заслуженным людям... не знаю, как правильнее определить их статус...

— Национальное достояние. Годится?

— Звучит торжественно, я такие слова в свой адрес не произношу. Короче, отдельным гражданам в особых случаях держава оплачивает лечение за рубежом. В принципе, мог бы и сам потянуть, но с трудом. Дорого, зараза! Или думаете, перед вами миллионер? Первую свою машину я после «Тараса Бульбы» купил. Правда, хорошую, немецкую, «Ауди». Но сам за руль не сажусь, ездить толком не умею. Остап, сын, управляет... В Украине говорят: «Чому бiдний? Бо дурний. Чому дурний? Бо бiдний...»

— Ну да: если такой умный, почему такой бедный?

— Вот-вот! После выписки из клиники прошло семь месяцев, пока хромаю и на сцену не выхожу, не играю. Сейчас у меня созерцательный период в жизни. Хотя в кино уже снимаюсь. Недавно в Питер летал. В кадре ведь можно с умным видом сидеть, крупный план держать да кулаком по столу стучать, какого-нибудь начальника изображая. В театре так не получится. Но есть надежда, что скоро вернусь на подмостки. Задумали совместный российско-украинский проект. Антон Чехов, «Вишневый сад». Ставить будет Вадим Дубровицкий, я снимался у него в «Иванове». Играть должны Алексей Серебряков, Юрий Стоянов... Я забронировал роль Фирса. Давно мечтаю. Думаю, по возрасту и физическому состоянию пора. К тому же мы поворот сочинили: Фирса не забыли, он сам решил не уезжать, не бросать старый дом... В антрепризах я почти не участвовал. Исключение — «Старосветская любовь» в постановке Валерия Фокина. Восемь лет с Лией Ахеджаковой играли. Премьеру показали в Сибири, обкатали спектакль, потом привезли в Москву. Теперь второй опыт. Если нормально пойдет, 21 октября сыграем в Киеве перед зрителями. Но я теперь не загадываю. Как будет, так и будет.

— Скучаете по сцене?

— Ужасно! Ночами снится! Но врачи сказали: надо обождать. Год-полтора поберечь себя. В щадящем режиме жить не привык, получается с трудом, хотя, конечно, с возрастом начинаешь по-иному ценить время. В молодости соглашался на съемки в любой картине, а теперь задумываюсь: стоит ли растрачиваться? Что скрывать, есть фильмы, о которых вспоминать не хочется. Вроде работал честно, играл на совесть, а общий пейзаж не сложился. Не все ведь от актера зависит. В кино случались периоды простоя, меня подолгу никуда не звали, но после 2003 года прорвало. Вдруг стал модным и востребованным. Старый пер гюнт (напишите оба слова с маленькой буквы, будет понятнее, на что намекаю) неожиданно оказался нужным. «Водитель для Веры», «Свои», «Заяц над бездной», «Тарас Бульба»... Это из наиболее заметного с участием российских режиссеров.

— За последний фильм на ридной Украине, говорят, вас крепко пощипали?

— Те, кто везде ищет политику, назвали «Бульбу» пророссийской картиной. Но есть ведь люди, которые смотрят на работу актера. Им моя роль понравилась. Одно скажу: Бортко снял, как у Гоголя написано. Запорожские казаки дрались за Русь. Это историческая правда.

— Картину дублировали на украинский язык?

— Шла с субтитрами. Сначала не успели, потом денег не стало. Такое у нас часто случается: вчера еще было, а сегодня уже нет.

— Поляки не обиделись за Тараса, кричащего: «Бей ляхов!»? Вас ведь в Варшаве любят не меньше, чем в Москве.

— Знаете, не спрашивал. Зачем? Когда мне в России говорят: «Ты наш» — отвечаю: «Я украинский артист, снимающийся в российских фильмах». Я же теперь беру разрешение на работу в Москве. Как гастарбайтер. А ваши ведущие и актеры без всяких справок оккупировали украинское ТВ. Савик Шустер, Евгений Киселев, Дмитрий Нагиев, Максим Галкин... Дошло до того, что Юлия Высоцкая учит меня, как борщ варить! Нет, я всегда помню: дом мой в Киеве, а за рубежом лишь играю, будь то Россия или Польша. Кшиштоф Занусси написал для меня роль в картине «Сердце на ладони». На съемочной площадке все время подгонял: «Шибче!» Режиссер хотел, чтобы я быстрее говорил с экрана. Но мой герой — олигарх, солидный человек, у него накоплены миллиарды, он никуда не торопится. Зачем? На кинофестивале в Риме я получил приз за лучшую мужскую роль. Серебряную фигурку Марка Аврелия. С Джиной Лоллобриджидой познакомился. Ей, боюсь соврать, уже за восемьдесят, но бабка — будь здоров. Мы вместе фотографировались, она как ухватит меня за руку! О, думаю, сила есть!

— Аврелия здесь, в кабинете худрука, храните?

— Домой отнес. На черный день... Драгметалл, сами понимаете. Тут у меня другие призы. Вот «Золотой орел». Один. А вообще я орел двуглавый: первого дали за «Водителя для Веры», второго — за «Тараса Бульбу». Подарил статуэтку музею. К наградам отношусь спокойно, хотя, конечно, приятно.

— Меня поразило, что высшее образование вы получили лишь сорока трех лет от роду, когда уже были народным артистом Украины.

— Семнадцать лет учился. Петя Трофимов, вечный студент. Зато знания глубокие! Сначала поступил на филфак Львовского университета, но с третьего курса призвали в армию, и туда я больше не возвращался. В Киевский театральный институт пришел в 1967 году. Вскоре Юрий Ильенко предложил роль Ореста Звонаря в фильме «Белая птица с черной отметиной», и я, конечно, плюнул на экзамены. Потом съемки тоже каждый раз почему-то совпадали с сессией... Может, так и тянул бы кота за хвост, но в Институте имени Карпенко-Карого решил учиться Остап, и я постеснялся ходить с сыном по одним коридорам. Вынужден был завершить историю. Хотя актерского образования так и не получил, ограничился заочным театроведческим. Когда пришел за дипломом, в комиссии сидела Ада Роговцева. Увидела меня, рукой замахала: «Бодя, иди сюда!» Думала, мое место в президиуме, поверить не могла, что перед ней свежеиспеченный выпускник. Чуть со стула не рухнула от смеха!

— Зато потом вы были мастером на курсе, где занимался ваш внук Дмитрий.

— Актерскому ремеслу я их не учил, нет. Старался объяснить, как вести себя в жизни, в коллективе, в театре. Например, артист по уважительной причине опоздал на репетицию, труппа ждала его, а режиссер снял штрафника с роли и назначил другого исполнителя. Соглашаться тому или отказаться? Дилемма! Я проявил бы солидарность с коллегой. Но рассуждать с позиций возраста легко, а когда ты молод и неопытен?

— Попадали в такие ситуации?

— Еще во Львове, в Театре Заньковецкой. На репетиции «Короля Лира», где я играл Эдмунда, говорю постановщику: «Поймите, у моего героя на первом месте разум, эмоции — на втором». Тот, не глядя на меня, отвечает: «Выходите на сцену и грызите кулису». Я спрашиваю: «В буквальном смысле?» Слово за слово и — понеслось... Режиссер дал команду моему дублеру: «Начинайте работать». Актер отказался, сказав, что ему нравится, как играет Ступка. Вот это поступок!

— Да, но не ваш, Богдан Сильвестрович, чужой.

— Ладно, расскажу о себе. Уже в Киеве была история. Нас с Валерием Ивченко назначили на роль в спектакле «Моя профессия — синьор из высшего общества», но репетировал в основном он. Потом Валера поссорился с режиссером, и тот вспомнил обо мне. Мол, приходи завтра. Я сказал: «Отдаюсь по любви. Без любви не отдаюсь. Не приду. Спасибо».

— Итог?

— Сыграл третий... В жизни всегда есть выбор. Важно не ошибиться.

— В КПСС вы по взаимности вступили?

— Мой шеф Сережа Данченко — это его портрет на стене кабинета висит — попросил, я не смог отказать. Он работал главрежем во львовском Театре Заньковецкой, двадцать с лишним лет руководил киевским Театром Франко. Данченко привел меня сюда, и я принял труппу после его смерти. Удивительный был человек! Спокойный, терпеливый. Вечерами после спектаклей мы часами ходили по городу, он что-то рассказывал, объяснял. Данченко называл меня любимым актером, а я просил его: «Повысь зарплату хоть на десять рублей. Нам с женой сына кормить надо». Он отвечал: «Все будет, Бодя, не переживай. Главное — выйти на сцену и хорошо сыграть...» Такая вот личность. Сергей Владимирович жил театром. Мы его называли СВ — как спальный вагон. Он окончил геологический факультет Львовского университета, а потом режиссуру в Киевском театральном. Глубоко копал! Если бы не Данченко, я в КПСС, конечно, не вступил бы. После ко мне еще приходили, в разные блоки и альянсы звали, в депутаты, даже в президенты Украины. Я отказывался, говорил, что состою в партии искусства. Спрашивали: «Когда создана?» Объяснял: четыре тысячи лет назад.

— Но министром все-таки стали.

— Культуры, прошу заметить. Думал, справлюсь с этой ролью, привнесу в чиновничью службу частицу творчества. Но когда начали вызывать на ковер, понял: пора сматываться. Меня хватило на семнадцать месяцев. С Ющенко пришел в правительство, с ним и в отставку отправился.

— Не разочаровались в Викторе Андреевиче после «оранжевой революции»?

— Как вам сказать? Особо и не очаровывался. Не Ющенко персонально, а политиками вообще. Лучше от их мира держаться подальше. Хотя школу в министерстве я прошел хорошую — факт. Тот опыт помогает сегодня руководить театром. А на майдан я с нашими актерами ходил в декабре 2004-го, вирш Ивана Драча «Крылья» читал. Состояние было потрясающее. Эйфория! Но ведь давно известно: чем выше подъем, тем глубже падение.

— Поэтому и суд над Тимошенко сегодня воспринимается как фарс.

— Я обвиняемых не в СИЗО держал бы, а крупно штрафовал и переводил деньги в пенсионный фонд, укреплял казну. Неимущим старикам помощь... Хорошо, что могу прокормить себя, не нуждаюсь. Да, пока не играю на сцене, но от обязанностей худрука меня никто не освобождал, в театре полно работы. Как-то спросил Михаила Ульянова, который уже долго руководил Театром имени Вахтангова: «Навели порядок в хозяйстве?» Мудрый Михаил Александрович ответил: «Богдан, театр — такая субстанция, где проблемы никогда не решаются».

— Сейчас три Ступки работают в труппе?

— Я даже перефразировал строчку Валентина Гафта: «Украина, слышишь страшный зуд? Три Ступки по тебе ползут». Плагиат!

— За то, что семейственность разводите, вас не критикуют?

— Сын уже встал на ноги, Остап — народный артист Украины. Вначале я пытался помогать, советовать, а потом понял: лучше не лезть. Если человек сам чего-то добивается, у него гордость появляется за сделанное. Было время, Остап шутил на грани фола: «Бодя, поменяй фамилию. Два Ступки на один театр — перебор». Я отвечал: «Хорошо, сынок, буду зваться Сквозник-Дмухановским». Есть такой персонаж у Гоголя в «Ревизоре»... Внук Дима пробовал себя на телевидении, хотел журналистикой заняться, но тоже к театру прибился. Сначала его пригласили в ТЮЗ, сыграл в спектакле «Месяц в деревне». Сейчас у нас готовит роль Ромео. Шекспир — школа отличная, да и в Диме что-то есть. Со своего курса я оставил в театре восемь человек, думаю, еще парочку доберу. Упреков в клановости не боюсь. Всегда принимаю в труппу детей артистов.

— А как же природа, отдыхающая на отпрысках гениев?

— Кто-то сказал фразу, другие повторяют... Надо еще проверить, истинна ли она. И потом: кого считать гением? У меня хватает ума относиться к собственной персоне с иронией. Ведь можно увидеть знак и в том, что я родился в один день с Иваном Франко, во Львове жил на улице Немировича-Данченко, а в Киеве — на углу Станиславского и Заньковецкой. Если мистику подпустить, боюсь, далеко зайдем... Словом, у нас работают сын Леся Заднипровского, дочка Василя Мазура и общую картину не портят... Знаете, за десять лет я никого не выгнал. Это не мой частный театр, а у людей разные обстоятельства в жизни бывают: сегодня — черная полоса, завтра же вдруг все переменится, и актер опять прекрасно заиграет. Надо уметь ждать и терпеть. Этому меня учил Сергей Данченко.

— Вы многим позволяете называть себя Бодей?

— Сын, внуки, невестка не спрашивали разрешения. Некоторые актеры так обращаются, мои ровесники. Но лишь наедине, при посторонних сразу об отчестве вспоминают. Атмосфера у нас в театре вполне мирная. Каждые два года ездим на гастроли в Севастополь. Играем на украинском языке в городе, где большинство говорит по-русски. Но кроме культурной задачи я преследую и меркантильную цель: оздоровить коллектив. При наших зарплатах в отпуске хорошо не отдохнешь, Крым дороже Турции. Поэтому на гастроли разрешается брать детей, внуков, родственников. Арендуем пансионат на берегу моря и живем. Выезжать куда-то далеко сейчас трудно, хотя в прошлом году возили пять спектаклей в БДТ. Питер прекрасно нас принимал, зал набивался битком. Мы наушники приготовили, но публика, кажется, все понимала и без перевода на русский. Губернатор Матвиенко приходила, хлопала вместе со зрителями.

— Ну да, Валентина Ивановна ведь из Шепетовки...

— Я дружил с Кириллом Лавровым. Он был киевлянином, пока не уехал в БДТ. Я жил на Крещатике на десятом этаже дома, а его отец, народный артист СССР, на девятом. Юрий Сергеевич до выхода на пенсию играл ведущие роли в Театре Леси Украинки. В 80-м году Лавров-старший скончался в Ленинграде и завещал похоронить себя на Байковом кладбище Киева. Дело было в августе. Кирилл Юрьевич приехал с урной с отцовским прахом, а в театре никого, артисты в отпуске. И вот он несколько дней ждал, ходил неприкаянный у подъезда нашего дома. Я заметил его и стал зазывать к себе, рассудив, что лучше так, чем в горьком одиночестве болтаться по улице. Честно сказать, не придал этому особого значения, а Лавров запомнил на всю жизнь... Некоторые вещи понимаешь с возрастом. У нас в театре работает Данило Федоряченко, ему идет девяносто первый год. Когда я был помоложе, прибегал к нему и жаловался на какого-нибудь артиста. Данило Данилович всегда соглашался, поддерживал меня: «Да! Да! Да!» А потом говорил: «Прости его». Знаете, я так и делал. Не сразу, но научился. Если держать зло, вендетта разрушит тебя изнутри. Нужно, чтобы плохое отскакивало, как горох от стены.

— Вам часто приходилось просить прощения?

— В основном у жены. Иначе не прожили бы вместе сорок с гаком лет. Хотя в самом начале пути мы чуть не развелись, даже заявление в загс написали, а потом вернулись и забрали. Лариса выгнала из дома моих друзей, обозвала их собутыльниками. Ну да, выпивали, но в меру. Главным было другое. Мы «водили козу»: вместе собирались молодые художники, архитекторы, поэты, писатели, артисты и ходили из одной студии в другую. Такой клуб творческой молодежи. Смотрели новые работы друг друга, обсуждали, спорили. Не без чарочки, конечно. Порой с трудом добирался до дома, но всегда возвращался. А Ларису подружки по театру, где она танцевала в балете, накрутили, и та решила покончить с «козовождением». В итоге едва не порушили семью, вовремя одумались. Золотая свадьба не за горами, если Бог управит... Но сперва я должен супругу в Париж свозить. Сам бывал там многократно, а она — ни разу. Проблема одна: Лариса не любит самолеты, поездом же долго. В Мюнхен, правда, полетела, когда меня оперировали. Но то особый случай. Не зря говорят, что человек познается в беде. И еще одна мудрая мысль: Бог любит троицу. Точно знаю, какую именно: семья, кино и театр. Теперь для меня порядок такой, дом на первом месте, а потом работа. Раньше было иначе, даже жениться не хотел, думал, помеха творчеству, но с возрастом понял, что самое главное в жизни. Шелуха облетала. До пятидесяти лет старался казаться солиднее, а зачем, спрашивается? Окажетесь 7 октября в Киеве, заходите в гости. Собираюсь официально отпраздновать свой юбилей в театре. Но — без официоза. Такой вот парадокс. Хочу устроить джаз.

— В смысле?

— Мое первое самостоятельное выступление на сцене случилось во львовском джаз-клубе. В качестве мима и конферансье. Я же был стилягой, кок носил! Репетировали мы подпольно в польской школе, а концерты давали в Доме архитектора. Там собирались самые прогрессивные люди города. На музыкальных инструментах мне играть не давали, не доверяли, хотя в ансамбле «пенсии и пьянки» Прикарпатского военного округа, в котором прослужил два года, разрешали стучать в большой барабан. Бил я в него громко, но плохо, в ритм не попадал. Для исполнения армейских маршей моего слуха кое-как хватало, а для джаза оказалось маловато. Я же всегда мечтал спеть. Раньше не получалось, а теперь старый пер гюнт (пишем с маленькой буквы) может себе позволить. Специально позвал Алешу Когана, лучшего мастера по джазовой части в Украине, он собирает музыкантов. Думаем взять три песни из репертуара «Братьев Гадюкиных», была у нас во Львове такая группа. То ли рок, то ли панк, то ли фолк — не сильно разбираюсь. И что получится, не знаю. Но чуток похулиганю. Почему бы нет? Отцовский наказ выполнил, до семидесяти дотянул, теперь могу жить, сколько и как хочу! Если силенок хватит, в следующем году организую в Киеве международный фестиваль. Правда, не джазовый — театральный. Позовем коллективы из России, Закавказья, Балтии, Польши. Других посмотрим, себя покажем. С Олегом Табаковым веду переговоры о больших гастролях на сцене МХТ. Очень интересно! Мы давно не приезжали в Москву. Надеюсь поставить «Евгения Онегина» на украинском. Как-то читал главы Виктору Черномырдину, когда он был вашим послом у нас. Виктор Степанович слушал-слушал, а потом говорит: «Это даже лучше, чем по-русски!» Словом, есть у меня кое-какие планы на будущее, кроме ухода из жизни...

Киев — Москва

 

Обсуждение закрыто