— Эту дачу в Красной Пахре построил Володя Высоцкий. Он очень дружил с Эдуардом Володарским. Володарский жил здесь по соседству и разрешил Высоцкому построиться на своем участке. Когда Володя умер, Марина Влади хотела продать этот дом вместе с землей. Был жуткий скандал. Даже суд, который Володарский выиграл. Тогда Марина развалила дом, от него один санузел остался. И еще стиральная машина. Ну а потом эта земля нам с Мирой досталась. Мы дом заново достроили: веранду, еще одну комнату, вместо сауны спальню, крышу поменяли. Последние лет восемь живем здесь постоянно, а до этого приезжали только на выходные.

— Ну а квартира в Москве у вас же есть?

— Есть, конечно. Но нам здесь лучше. Здесь теперь и зимой жить можно. Раньше ничего этого не было, температура в доме только до пяти градусов тепла поднималась.

— А кто ваши соседи?

— В этом поселке побывали вся наша литература, кинематограф. Я еще успел застать и Романа Кармена, и Антокольского. Белла Ахмадулина здесь рядом жила, Юрий Нагибин. Еще здесь жил Михаил Ромм, Твардовский. С Зиновием Гердтом, моим большим другом, мы тоже были соседи. Я его снял в трех своих картинах. Теперь здесь его вдова живет.

— Уютная у вас дача. А что это за дом большущий на вашем участке стоит?

— Это Валеры, сына (Валерий Тодоровский — известный режиссер, продюсер. — А. М. ). Он на этот дом деньги-то накопил, а земля здесь очень дорогая, так что построился прямо рядом с нами, на нашем участке.

Тут заходит Мира Григорьевна, супруга Петра Ефимовича, нарядная, вся в белом:

— Мы его называем “Брестская крепость”.

— У вас здесь так хорошо, а вот у Валеры… По-моему, чем больше дом, тем уюта меньше.

Петр Ефимович: Мне вообще этот дом не нравится. Когда он строился, люди проходили мимо, спрашивали: “Это что, жилой дом строится? А может, элеватор? “Валера нашел какого-то архитектора-модерниста. Ну, вообще-то удобно; вот там, где арка, маленькая квартирка стоит для людей, которые этот дом охраняют. Кухарка там еще живет. На втором этаже кухня, столовая, а на третьем спальня. За этот дом архитектор получил приз. Но нам и здесь хорошо, в своей избушке. У нас котел, центральное отопление, теплая вода все время, газ, телефон городской, рядом городок Троицк, так что если надо “скорую помощь” вызвать, быстро приедет. Удобно. Но мы скучаем по театру.

— Так вы же выбираетесь в Москву?

— Выбираемся, но очень редко. В основном потому, что машину поставить некуда, припарковаться. Это такая проблема!

“Рио-Рита”, “Рио-Рита”,

вертится фокстрот,

На площадке танцевальной

сорок первый год.

— Да вы прямо домосед. Но ведь когда фильмы снимали, отлучались же отсюда в командировку?

— Конечно. Вот картину “Рио-Рита” под Минском снимали, в окопах сидели.

Мира Григорьевна: Ой, это тяжелый фильм.

П. Е.: Ну что, тяжелый… Это правда о сталинском времени. Когда всем нам с самого детства в кровь и в плоть внедряли, что мы находимся во вражеском окружении и вокруг нас одни шпионы. Если увидим чего подозрительное, нужно тут же донести. И на соседа можно было сказать все что угодно, а потом он получал пять или десять лет лагерей. Вот этот фильм о таком стукаче. Да это же реальная история. Был 68-й год. Для съемок фильма “Фокусник” нам с оператором нужно было снять трамвайную остановку. Стали ее фотографировать, тут мужичок какой-то лет пятидесяти: “Вы чего тут делаете, здесь же секретный объект расположен! Пойдемте-ка со мной! “— “Куда это пойдемте? “— “Сейчас узнаете”. Люди на нас оглядываются. Подходим к какому-то зданию без окон, мужичок нажал на кнопку — и вышел капитан КГБ. Тот ему: “Вот они здесь фотографировали”. Капитан посмотрел наши документы, увидел удостоверение “Мосфильма”. Потом взял нас под руки, отвел в сторону: “Они мне так надоели, раз в месяц обязательно приводят шпиона”. Это был толчок для того, чтобы я сочинил сценарий и через сорок лет снял “Рио-Риту”.

А вообще я по жизни всегда был оптимистом. У меня наследственность такая. Но с годами все больше разочарований. По поводу людей прежде всего. Хотя всю жизнь кто меня удивлял, так это люди. Я и фильмы-то свои все старался снимать про людей, про их мечтания, страдания, радости, отношения. Но вот сейчас… Недавно был учредительный съезд Союза кинематографистов. Я плохо себя чувствовал и, конечно, не поехал. Звонит Николай Петрович Бурляев, кричит в трубку: “Если вы не придете на съезд, то не будете снимать кино!”. И он оказался прав. Вот у меня есть замечательный сценарий, мне он очень нравится. Был старый фильм “Встреча на Эльбе”.

— Очень пропагандистский.

— Да. А у меня есть настоящая история, как мы на самом деле на Эльбе встретились с американцами.

— Потому что это ваша история, вы же войну на Эльбе закончили.

— А потом был комендантом маленького городка. Наша 47-я армия утром 8 мая вышла на Эльбу, а американцы уже там стояли, они пришли на два дня раньше, но по договору не имели права переходить на ту территорию, которую должны были занять мы. Вот этот сценарий у меня лежит, а на фильм денег нет. Но я все время при деле, не сижу, не отдыхаю.

— Так вас в образе пенсионера и представить-то невозможно.

— Я не того порядка человек и не того характера. Помню, как мы голодали в 33-м на Украине. Жили в деревне. Так что я колхозную жизнь еще до армии познал. Ну и на фронте не просто было: вот кухня отстала, так мы два-три дня совсем без еды были.

В 1943 году, в 18 лет, Петр Тодоровский — курсант Саратовского военно-пехотного училища. С 44-го — командир взвода в составе 93-го стрелкового полка 76-й стрелковой дивизии 47-й армии Первого Белорусского фронта, дошел до Эльбы.

 

	Рабочий кабинет Тодоровского. Он же спальня. Фото: Наталья Мущинкина.

 

* * * 

Утомленное солнце

нежно с морем прощалось.

В этот час ты призналась,

что нет любви.

Первой его женой была знаменитая актриса Надежда Чередниченко. Но этот брак быстро распался. Настоящей любовью Петра Ефимовича стала Мира.

М. Г.: Мы познакомились в Одессе, хотя ни я, ни Петр Ефимович не одесситы. Я училась в Институте инженеров морского флота, а он в это время уже был кинооператор, очень знаменитый в Одессе. И знаменитый жених. А я была нищая девочка, жила в общежитии. А потом все изумлялись: как, как же так получилось, что он на ней женился?

— Значит, у вас были конкурентки?

М. Г.: Не то слово, конкурентки были очень серьезные, девочки-одесситки. Но он как-то меня заприметил, познакомились. А на следующий день пришел с гитарой.

— О-о, это бьет безотказно!

М. Г.: А еще через день сделал мне предложение.

— И вы?

М. Г.: Я сказала: можно я немножко повыпендриваюсь, а потом соглашусь? Ну а он уезжал в экспедицию, в Ленинград, снимать Евстигнеева в картине “Никогда” и говорит: “Поехали со мной”. Я все бросила и поехала с ним. Свадьбу мы играли в квартире знаменитого драматурга Александра Володина, так как на ресторан денег не было. Но мы даже об этом не знали. И он не знал, кто будет жениться. Это все поэт Поженян организовал. Позвонил Володину: “Тут у меня друг, он хочет жениться. Можно он это сделает у тебя? “Это был 1961 год. А уже потом мы с Володиным подружились на всю жизнь.

 

	Петр Ефимович, Мира Григорьевна и кошка Сильва. Фото: Наталья Мущинкина.

 

* * * 

— Вы любите принимать гостей? Или вам только с Мирой Григорьевной хорошо?

— Довольно часто гости здесь бывают. Разные люди, разного калибра.

— А кто чаще всего?

— Во-первых, Татьяна Александровна Гердт, которая рядом с нами живет. Еще мои студенты приезжают, которые учились у меня на Высших сценарных и режиссерских курсах. Вот у меня юбилей был, так они все пришли. А еще замечательные наши друзья Уринсон, Ясин.

— С экономистами дружите?

— Ну а как же. Еще Володя Войнович, он же в нашем поселке живет.

— А в Германии он разве не живет?

М. Г.: Теперь в основном здесь. Недавно на нашей соседке женился.

— Знаю, что дача эта у вас появилась всего лет 15 назад, а до этого где проживали?

М. Г.: У нас долгое время вообще никакой дачи не было, мы были просто бедными москвичами. Потом мы сняли картину “Интердевочка”. Я говорю “мы”, потому что я тоже была продюсером этого фильма.

— Это 89-й год.

— Да, и “Интердевочка” дала нам какие-то деньги. Хотя студия заработала миллион. И вот мы купили в Кратове дачу. Ну а чтобы поселиться здесь, продали дом в Кратове.

— Здесь вам лучше?

— Несравнимо!

П. Е.: Там другие люди, все другое. Зимой били окна, забирались внутрь, жгли костры на полу. Мы там были практически в изоляции. А здесь масса знакомых. Вика Токарева была и есть наша сватья.

М. Г.: Мы с ней очень дружили, пока наши дети не разбежались. (Валерий Тодоровский был женат на дочери Виктории Токаревой. — А. М. )

— Но вы же после этого не перестали с Токаревой дружить?

— Так получилось, что перестали. А с Наташей, бывшей Валериной женой, мы в хороших отношениях. У нас уже и правнук есть, потому что внук Петя, сын Наташи и Валеры, родил Илюшу.

— Петр родил Илью — прямо как в Библии.

М. Г.: Мы его обожаем. И еще появилась девочка Валеры в Америке. То есть мы детьми разрастаемся.

— Ну а пока Валера здесь живет, к нему друзья приезжают, компании?

М. Г.: Все-таки он почти два года на родине не был, так что сейчас к нему особо никто и не приезжает. Видите, здесь дорожка прямо от нас к нему идет. Валера приезжает, сразу идет ко мне: “Мама, дай кушать”.

— А свою американскую внучку вы видели?

М. Г.: Видели, конечно, она у нас гостила. Ее Зоей зовут.

 

	фото: Наталья Мущинкина

 

* * *

— Петр Ефимович, какой у вас распорядок дня?

П. Е.: Я рано встаю, в шесть утра. А ложусь в половине двенадцатого. Потом жду, когда Мира Григорьевна проснется. И не просто жду, а привожу себя в нужное состояние. Зарядку делаю. Но в постели. Этому меня мой друг научил, замечательный оператор. А потом я еще хожу по даче, если погода хорошая. Хожу и разминаю ладони специальными пружинками. Ведь в древности считали, что мизинец — это сердце, большой палец — мозги, указательный — легкие. Вот я эти пальцы массирую. И не просто двигаюсь, а еще специально отбиваю себе пятки, топаю. Все-таки с ногами уже есть проблема.

— А знаете метод Эльдара Александровича Рязанова? Он на себя каждое утро ведро ледяной воды выливает.

П. Е.: С Эльдаром мы дружим. Вот недавно вместе в кардиоцентре лежали.

— Да, было время пообщаться.

П. Е.: Он на четвертом этаже, а я на третьем. Конечно, мы встречались. Ну и дома у них бывали. У него шикарный дом, очень уютный.

— Давайте продолжим утреннюю историю. Вот уже Петр Ефимович сделал зарядку, Мира Григорьевна наконец встала… Теперь завтракать?

М. Г.: Завтрак у нас по отдельности. Мы рядом стоим на кухне и каждый готовит себе свою кашу. Овсяную.

— Как в Англии! Вам еще Бэрримора не хватает из “Собаки Баскервилей”.

М. Г.: По утрам мы едим только овсянку с брынзой. Потом пьем чай — и всё.

П. Е.: А дальше я сажусь либо слушать диски, либо воспоминания писать. Уже и название есть — “Что меня больше всего удивляет? “

* * *

— Кстати, о тех, кто удивляет. Помню, Людмила Марковна Гурченко рассказывала, как на съемках фильма “Любимая женщина механика Гаврилова” она была всем недовольна. В том числе и вами.

П. Е.: Это был тот самый случай, когда лошадь понесла. Я отпустил вожжи чуть-чуть…

— Ну да, а режиссер не должен…

П. Е.: …Но эта тайна ушла вместе с Людмилой Марковной. А потом мы стали большими друзьями. На ее 70-летие она пела, а я ей аккомпанировал. Она оделась в телогрейку, повязала платок, шла и рассказывала свою жизнь. А за ней шел баянист. И еще был момент: как-то на одном вечере она сама ко мне подошла, прижалась молча. Как бы извинилась за прошлое. Это была уникальная актриса, такой больше нет.

— Еще пару слов о вечном. О еде. А обедаете вы когда?

П. Е.: У нас нет четкого понятия: обед — первое, второе и пять компотов.

М. Г.: Меня Петр Ефимович все время упрекает: вот у других, мол, первое, второе, компот.

— А у вас?

М. Г.: Днем мы обычно перекусываем, а обедаем, когда я приезжаю, часов в шесть вечера.

— Ну вот и перекусили. Теперь опять можно о духовном. Петр Ефимович, но ведь вы не только снимаете, музыку пишете…

М. Г.: Он еще играет на гитаре. Один, сам с собой.

П. Е.: Это самый приятный час в моей жизни. А раньше я мог и по три часа играть.

— Известно, что все ваши фильмы имеют под собой какую-то реальную историю.

П. Е.: Могу рассказать. Давно уже, когда в Одессе я был оператором, приехал в Киев на совещание. Потом дали перерыв на сорок минут. Я вышел — магазин, и стоит длиннющая очередь. Хвост аж на улицу выходит. А перекусить-то хочется. Я пошел сквозь строй к самому началу, там девушка стоит симпатичная. Я ей: “Вы предупредили, что я за вами занимал? “Она на меня посмотрела: “Конечно, предупредила, становитесь”. Вот так возникла идея фильма “Городской романс”

— Да, Петр Ефимович, ну какая женщина может вам отказать. А с “Любимой женщиной…” как было?

П. Г.: Я придумал эту историю. Она у меня как бы перед глазами встала: сорокалетняя женщина с дочкой, дядей, подругой подъезжают к загсу… А жених не пришел. Когда я рассказал этот сюжет своему напарнику по сценарной работе Сергею Бодрову-старшему, он тут же загорелся.

— А “Интердевочка”?

М. Г.: Он не хотел ее снимать!

П. Е.: Я сейчас объясню. Мне принесли сценарий. Я прочитал и сразу решил отказаться. Мне вторая половина не понравилась, когда героиня в Швецию уезжает. Все-таки автор сценария не очень хорошо знал жизнь. В жизни гораздо страшнее. Я просил, чтобы мне нашли путан, у которых за границей все хорошо сложилось. В материальном смысле.

— Нашли?

П. Е.: Ну конечно. Но они все равно вели чемоданную жизнь, потому что были не приняты в обществе. Чувствовали себя там третьим сортом. Но я получил большое удовольствие. Во-первых, была шведская съемочная группа.

— Было чему поучиться?

П. Е.: Они и у нас кое-чему могли поучиться. Но шведы очень быстро снимали. Тогда я на себе узнал, что такое капитализм. Мы приехали, нам устроили замечательный банкет и дали обратный билет в Москву, через 22 дня. А надо было снять 2250 метров, полнометражный фильм. Обычно мы это снимаем за два месяца, а тут крутись как хочешь. Так что работали с восьми утра до часу ночи ежедневно, и в субботу. Только воскресенье был выходной. И как там работала Леночка Яковлева! Сейчас у нее тяжелое время, из театра пришлось уйти. Она очень хороший человек.

* * *

— Вы вообще понимаете своего сына? Или это вечный спор поколений, и вам никогда не сойтись?

М. Г.: С разводом мы его поняли. Но поколенческие разногласия между нами, конечно, есть.

П. Е.: Это у тебя есть. У меня нет.

М. Г.: Валера считает, что и отец, и я должны уже сидеть на пенсии и не работать.

— Но это он как заботливый сын жалеет вас.

М. Г.: Пока еще мы не дали повода нас жалеть. Мы сами на ногах. Но он боится, что мы снимем что-то не то, а ему будет стыдно.

— Ничего себе!”Рио-Рита” — замечательный фильм, на уровне самых лучших картин Тодоровского.

М. Г.: А когда я снимала “Жену Сталина”, Валера вообще меня убивал. Он каждый день мне говорил: “Я от позора умру”. Но потом Добродеев ему сказал: “Передайте маме, она молодец. Сняла хороший фильм”. За эту картину я получила призы в Торонто, Лос-Анджелесе.

— Вот семейство — каждый сам себе режиссер! Ну а Петр Ефимович вообще уникален: любой его фильм всегда становится событием.

П. Е.: Ой, не надо больше, а то я могу забронзоветь.

— Вам это не грозит, Петр Ефимович, вы мудрый человек.