22 октября 1887 года родился американский журналист, автор книги «Десять дней, которые потрясли мир» Джон Рид.

Из записей Джона Рида:

«Ночью 30 (17) октября на заседании Петроградского Совета в Смольном Троцкий заклеймил утверждения буржуазных газет, будто Совет готовит вооружённое восстание, как контрреволюционную попытку дискредитировать и сорвать съезд Советов. „Петроградский Совет, — говорил он, — не назначал никакого выступления. Но если выступление будет необходимо, то мы не остановимся перед ним, и мы будем поддержаны всем петроградским гарнизоном... Они (правительство) готовят контрреволюцию, и мы должны ответить на это решительным и беспощадным наступлением...“

Петроградский Совет действительно не назначал никакой демонстрации, но в Центральном Комитете большевистской партии вопрос о восстании уже обсуждался. Комитет заседал всю ночь 23 (10) октября. Здесь был представлен весь интеллектуальный цвет партии, все её вожди, а также делегаты от петроградских рабочих и гарнизона. Из интеллигентов за восстание стояли только Ленин и Троцкий. Даже военные были против. Состоялось голосование. Восстание было отвергнуто!

Тогда встал со своего места простой рабочий. Лицо его было перекошено яростью. „Я говорю от имени петроградского пролетариата, — резко заявил он. — Мы за восстание. Делайте как знаете, но заявляю вам, что если вы допустите разгон Советов, то нам с вами больше не по пути!“ К нему присоединилось несколько солдат. После этого снова голосовали, и восстание было решено».

Американский летописец русской революции

Октябрьская революция 1917 года изменила не только судьбу России, но и всего мира. Для многих стран «призрак русского коммунизма» стал главным страхом XX века. Политические элиты объединялись в «Крестовый поход» против Советской России, который, с небольшими перерывами, продолжался вплоть до 1991 года. Одним из самых активных участников этой борьбы являлись Соединенные Штаты Америки. Но судьба распорядилась так, что главным летописцем, который рассказал миру о социалистической революции в России, стал именно американец.

Из записей Джона Рида:

«На следующее утро я вместе с двумя другими корреспондентами интервьюировал Керенского — последний раз, когда он принимал журналистов.

„Русский народ, — с горечью говорил он, — страдает от экономической разрухи и от разочарования в союзниках. Весь мир думает, что русская революция кончилась. Остерегайтесь ошибки. Русская революция только ещё начинается...“ Слова более пророческие, чем, быть может, он думал сам...

В эти дни Петроград представлял собой замечательное зрелище. На заводах помещения комитетов были завалены винтовками. Приходили и уходили связные, обучалась Красная Гвардия... Во всех казармах днём и ночью шли митинги, бесконечные и горячие споры. По улицам в густевшей вечерней тьме плыли густые толпы народа. Словно волны прилива, двигалась они вверх и вниз по Невскому. Газеты брались с боя... Грабежи дошли до того, что в боковых улочках было опасно показываться... Однажды днём на Садовой я видел, как толпа в несколько сот человек избила до смерти солдата, пойманного на воровстве... Какие-то таинственные личности шныряли вокруг хлебных и молочных хвостов и нашёптывали несчастным женщинам, дрожавшим под холодным дождём, что евреи припрятывают продовольствие и что, в то время как народ голодает, члены Совета живут в роскоши».

«Золотой мальчик» с чувством справедливости

Джон Рид, появившийся на свет 22 октября 1887 года в Портленде, по рождению был очень далек от пролетариата. Отец был успешным бизнесменом, мать была дочерью богатого владельца заводов, и Джон провел свое детство в окружении представителей высшего класса.

Учеба в престижной школе, поступление в Гарвард, участие в студенческих клубах, занятия спортом — казалось, Джон уверенно двигался по лестнице, ведущей в политическую или предпринимательскую элиту Соединенных Штатов. Но еще в университете Джон вступил в Клуб Социалистов. Его участники спорили о несправедливом устройстве общества, опираясь на личный опыт — руководство университета нещадно критиковали за то, что оно мало платит работникам.

Окончив университет, Джон Рид стал репортером, окунулся в жизнь Нью-Йорка, одного из крупнейших городов планеты. Он писал на разные темы, но все чаще молодого журналиста влекла социальная тематика, проблемы рабочего класса, городской бедноты.

Из записей Джона Рида:

«В казармах и рабочих кварталах большевики проповедовали свой лозунг „Вся власть Советам!“, а агенты тёмных сил подстрекали народ резать евреев, лавочников и социалистических вождей...

С одной стороны, погромные статьи монархической печати, с другой стороны, громовой голос Ленина: „Восстание!... Больше ждать нельзя!“

Даже буржуазная печать заволновалась. „Биржевые Ведомости“ называли большевистскую пропаганду покушением на „основные устои общества, на неприкосновенность личности и уважение к частной собственности“...

А правительство с каждым днём становилось всё беспомощней. Даже городское самоуправление разваливалось. Газетные столбцы пестрели сообщениями о самых дерзких грабежах и убийствах, а преступники оставались безнаказанными...

Но, с другой стороны, вооружённые рабочие патрули по ночам уже охраняли улицы, разгоняя мародёров и реквизируя оружие, какое только попадало им в руки».

Военный корреспондент

В 1913 году Рид, будучи сотрудником журнала The Masses, был впервые арестован — полицейские схватили его во время подавления рабочих выступлений в Паттерсоне. Жестокие действия властей еще более радикализировали взгляды Рида.

Осенью того же года в качестве корреспондента журнала Metropolitan Magazine Джон Рид отправился в Мексику, где полыхала революция. Он четыре месяца провел в лагере народного вождя Панчо Вильи, заработав признание в качестве военного корреспондента. Мексиканские репортажи Рида позднее были собраны в книге «Восставшая Мексика».

С началом Первой Мировой войны Джон Рид был откомандирован в Европу, и его репортажи оттуда носили жесткий антивоенный характер. Американец видел в этой войне схватку империалистических хищников, сошедшихся в борьбе за передел мира.

Из записей Джона Рида:

«3 ноября (21 октября) вожди большевиков собрались на своё историческое совещание. Оно шло при закрытых дверях. Я был предупреждён Залкиндом и ждал результатов совещания за дверью, в коридоре. Володарский, выйдя из комнаты, рассказал мне, что там происходит.

Ленин говорил: «24 октября будет слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го не все ещё делегаты на Съезд прибудут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени Съезд организуется, а крупному организованному собранию трудно принимать быстрые и решительные мероприятия. Мы должны действовать 25 октября — в день открытия Съезда, так, чтобы мы могли сказать ему: Вот власть! Что вы с ней сделаете?»...

В понедельник 5 ноября (23 октября), утром, я заглянул в Мариинский дворец, чтобы узнать, что делается в Совете Российской республики....

В момент, когда я входил, левый эсер Карелин читал вслух передовицу лондонского «Times», в которой говорилось: «Большевизм надо лечить пулями».

Повернувшись к кадетам, Карелин кричал: «Это также ваши мысли!».

Голоса справа: «Да! Да!».

«Да, я знаю, что вы так думаете, — горячо ответил Карелин. — Но посмейте только попробовать на деле!»

Командировка в Россию

Когда в апреле 1917 года США вступили в Первую Мировую войну, Джон Рид заявил: «Это не моя война, и я не буду поддерживать его. Это не моя война, и я не буду иметь ничего общего с ней».

После этих заявлений от его статей отказалось большинство изданий, с которыми Рид сотрудничал. Его антивоенный посыл не нашел понимания и поддержки в американском обществе. Подавленный и ошеломленный журналист нашел выход — летом вместе со своей женой Луизой Брайант он отправляется в Россию, чтобы своими глазами увидеть страну, где в феврале революция смела монархию. В Петроград американцы прибывают сразу после мятежа Корнилова, и оказываются в гуще событий.

Из записей Джона Рида:

«Около 4 часов утра я встретил в вестибюле Зорина. За плечами у него была винтовка.

— Мы выступили! — спокойно, но удовлетворённо сказал он мне. — Мы уже арестовали товарища министра юстиции и министра по делам вероисповеданий. Они уже в подвале. Один полк отправился брать телефонную станцию, другой идёт на телеграф, третий — на Государственный банк. Красная Гвардия вышла на улицу...

На ступенях Смольного в холодной темноте мы впервые увидели Красную Гвардию — сбившуюся группку парней в рабочей одежде. Они держали в руках винтовки с примкнутыми штыками и беспокойно переговаривались.

Издали, с запада, поверх молчаливых крыш доносились звуки беглой ружейной перестрелки. Это юнкера пытались развести мосты через Неву, чтобы не дать рабочим и солдатам Выборгской стороны присоединиться к вооружённым силам Совета, находившимся по другую сторону реки, но кронштадтские матросы снова навели мосты...»

Позиция большевиков, выступавших за немедленное прекращение империалистической войны, была близка Джону Риду. Но как настоящий репортер, он старался оставаться над схваткой, рисуя картину событий со всех сторон, встречаясь с представителями различных политических сил. Американский паспорт действовал магически — с иностранным журналистом охотно общались и большевики, и монархисты.

«Откликнется ли Россия, восстанет ли она?»

Из записей Джона Рида:

«Американцы? Очень рад!... Штабс-капитан Владимир Арцыбашев. Весь к вашим услугам...» Казалось, он не видел решительно ничего странного в том, что четверо иностранцев, в том числе одна женщина, расхаживают по месту расположения отряда, ожидающего атаки. Он начал жаловаться на положение дел в России.

«Дело не только в большевиках, — говорил он. — Беда в том, что пропали благородные традиции русской армии. Взгляните кругом: вот это всё юнкера, будущие офицеры... Но разве это джентльмены? Керенский открыл военные училища для всех желающих, для каждого солдата, который может выдержать экзамен. Понятно, здесь много, очень много таких, которые заражены революционным духом...»

И вдруг без всякой последовательности заговорил о другом. «Мне бы очень хотелось уехать из России. Я решил поступить в американскую армию... Не будете ли вы добры помочь мне в этом деле у вашего консула? Я дам вам свой адрес».

Несмотря на наши протесты, он написал несколько слов на клочке бумаги и, кажется, сразу почувствовал себя гораздо веселее. Его записка сохранилась у меня: «2-я Ораниенбаумская школа прапорщиков. Старый Петергоф».

Джон Рид был свидетелем революции в Петрограде, оставив картину событий, не слишком похожую на ту, что войдет в советские учебники. И, тем не менее, его симпатии с каждым днем проявлялись все более явственно: «Свершилось... Ленин и петроградские рабочие решили — быть восстанию, Петроградский Совет низверг Временное правительство и поставил съезд Советов перед фактом государственного переворота. Теперь нужно было завоевать на свою сторону всю огромную Россию, а потом и весь мир. Откликнется ли Россия, восстанет ли она? А мир, что скажет мир? Откликнутся ли народы на призыв России, поднимется ли мировой красный прилив?».

«Они боялись и ненавидели большевиков»

Он переводил первые документы правительства большевиков на английский язык, помогая оповещать мир о социалистической революции в России. Скрупулезно фиксировал американец первые шаги нового государства.

Из записей Джона Рида:

«Центральная рада в Киеве немедленно объявила Украину самостоятельной республикой. То же самое сделало и финское правительство в лице Гельсингфорсского сената. В Сибири и на Кавказе тоже появились независимые „правительства“. Польский главный военный комитет немедленно выделил из русской армии все польские отряды, собрав их в одно целое, упразднил их комитеты и ввёл в них железную дисциплину...

Все эти „правительства“ и „движения“ отличались двумя общими характерными чертами: ими заправляли имущие классы, и они боялись и ненавидели большевиков.

Среди всего этого хаоса, ошеломляющих перемен Совет Народных Комиссаров неустанно продолжал строить социалистический порядок. Декрет за декретом: о социальном обеспечении, о рабочем контроле, правила для волостных земельных комитетов, отмена чинов и сословий, уничтожение старой судебной системы, создание народных трибуналов...»

«Возвышение большевиков — явление мирового значения»

Когда работа в России была закончена, Риду пришлось два месяца ждать въездную визу в США. Вашингтон к большевистской революции отнесся враждебно, а взгляды журналиста были прямо противоположными. Его репортажи рисовали совершенно иную картину.

Рид объехал всю Америку, рассказывая об Октябрьской революции, о государстве, где власть перешла в руки рабочих и крестьян. Журналист требовал отмены экономической блокады Советской России, отказа от интервенции. Власти начали расследование в отношении Рида по обвинению в «антиамериканской деятельности», но от своих взглядов он не отказался.

В марте 1919 года записки о революции в России были изданы в виде книги, которая получила название «Десять дней, которые потрясли мир». В предисловии журналист писал: «Что бы ни думали иные о большевизме, неоспоримо, что русская революция есть одно из величайших событий в истории человечества, а возвышение большевиков — явление мирового значения. Точно так же, как историки разыскивают малейшие подробности о Парижской Коммуне, так они захотят знать всё, что происходило в Петрограде в ноябре 1917 г., каким духом был в это время охвачен народ, каковы были, что говорили и что делали его вожди. Именно об этом я думал, когда писал настоящую книгу».

Даже оппоненты признавали, что автор в изложении событий был предельно честным. В конце XX книга Рида займет 7-е место в «100 лучших работ по журналистике» по данным Нью-Йоркского университета.

Летом 1919 года Джон Рид стал одним из основателей Коммунистической партии США. Осенью он вернулся в Россию, где был избран членом Исполкома Коминтерна.

Свою книгу он считал лишь первой часть рассказа о революции в России, и активно собирал новый материал. Но 17 октября 1920 года, не дожив пять дней до 33-летия, Джон Рид скончался в Москве от сыпного тифа. Летописца Октября 1917-го похоронили также, как и павших героев революции — на Красной площади у Кремлевской стены.