1886 г., произошло два события. В Англии впервые вышла отдель­ная книга стихов Редьярда Киплинга. В Европу после семилетней экспедиции по Африке возвращается доктор Василий Юнкер, открывший водораздел Нила и Конго. Но было и третье, что связало их воедино. В Кронштадте 15 апреля того же года родился Николай Гумилёв.

Какая самая первая ассоциация, возникающая при упоминании Гумилёва? Определение «Русский Киплинг» плюс экзотика африканских путешествий с непременным цитированием строк про «далёко, далёко, на озере Чад» из  стихотворения «Жираф». Хотя к озеру Чад Гумилёв и близко не подходил, а знаменитого «Жирафа» написал как минимум за год до первого посещения Африки: «Постоянно бывал в музеях природы и зверинцах. Подолгу наблюдал гиен, крокодилов и других редких животных».

Колдовской ребёнок

О своих настоящих походах по северо-востоку Чёрного континента Николай Степанович отзывался так: «Путешествовать по Африке отвратительно. Жара. Негры не хотят слушаться, падают на землю... Приходится поднимать их плёткой». А на вопрос, что он испытал, увидев пустыню Сахара, ответил: «Я её не заметил. Я сидел на верблюде и читал Ронсара».

Многих, в том числе и жену Гумилёва поэтессу Анну Ахматову, тема Африки сильно раздражала. Анна Андреевна даже выходила из комнаты, когда он начинал рассказывать о своих путешествиях. Причина общего раздражения, возможно, кроется в строках:

Дай назвать моим именем чёрную,
До сих пор неоткрытую реку.

Первое стихотворение он сочинил в 6 лет. Зато читать начал поздновато - в 7. В том же возрасте с ним случился сильный нервный припадок - соревнуясь в беге, его перегнал шестилетний мальчик. Позже критик Сергей Маковский скажет: «Он страстно хотел - в жизни, в глазах почитателей, последователей и особенно женщин - быть большим и непобедимым».

История любви: Анна Ахматова и Николай Гумилёв

Читать об этом

Злое торжество

А окружающие постоянно твердили иное: «Смешной и претенциозный», «Без особого на то права провозглашал себя мэтром», «Война для него была экзотической бутафорией, таким образом он бежал от несчаст­ной любви и литературных неудач». Последнее утверждение принадлежит Анне Ахматовой.

Та страна, что могла быть 
раем, 
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день 
наступаем,
Мы не ели четыре дня. 

Много ли в этом картинности и бутафории? Между прочим, Гумилёв из-за косо­глазия был признан негодным к службе даже в военное время. Попасть в 1914 г. на фронт ему удалось, только подкупив писаря из медкомиссии. 

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, 
бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул 
дважды
Пулею нетронутую грудь.

Стихи точны, но не полны. Первого Георгия Гумилёв получил за ночную разведку, второго - за «отличие в бою». Однако уже после Февральской революции, 30 марта 1917 г., он был награждён орденом Св. Станислава III степени с мечами и бантом, о чём вспоминают крайне редко.

Да, он сам признавался: «На войне страшно и скучно». Но тем не менее это занятие, достойное мужчины и поэта, возвышающее его до героя эпоса: «Мы всё воюем. Солдаты озверели и дерутся прекрасно. Я читаю «Илиаду» - удивительно подходящее чтенье. У ахеян тоже были и окопы, и заграждения, и разведка». Нелишним будет добавить - и победы:

И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

«Древний я отрыл храм 
из-под песка,
Именем моим названа река,
И в стране озёр пять 
больших племён
Слушались меня, чтили мой закон...»
И, тая в глазах злое 
торжество,
Женщина в углу слушала его.

Гумилёв ещё в детстве вообразил себя героем. И стал им. А по закону жанра вокруг героя всё превращается в трагедию. И она случилась - 3 августа 1921 г. поэт был арестован как «участник белогвардейского заговора». Многим это показалось диким: «Он мог пойти добровольцем в окопы или в Африку стрелять львов, но Гумилёв-заговорщик? Гумилёв-конспиратор? Неужели все сошли с ума?» Сам Гумилёв так не считал и спокойно сознался, что получил от «антибольшевистской Петроградской боевой организации, напрямую финансируемой Антантой, 200 тысяч советских рублей на расходы». Этого было вполне достаточно, чтобы 25 августа того же года поэт был расстрелян. Никто не знает, где его могила. Но первый памятник ему был создан, как ни странно, в СССР. Исследователь Павел Лукницкий в 1932 г. назвал один из горных пиков Памира Шатёр - в честь последнего прижизненного сборника стихов Николая Гумилёва.