«Всё не как у людей»

Дом графа Николая Шереметева никак не походил на обычную дворянскую усадьбу XVIII века. Ещё при жизни своего батюшки – Петра Борисовича, обер-камергера Императорского двора при Петре III и Екатерине II, основателя собственного крепостного театра – здесь были заведены такие порядки, от которых блюстители аристократизма пребывали в наивысшем возмущении.

Крепостные сытно ели те же кушанья, что и хозяева, имели здоровый и цветущий вид, а, заболев, всегда могли рассчитывать на помощь лучшего в округе доктора и никогда не страдали от побоев и лишений. Домашний театр, который создал отец Николая, по праву считался лучшим частным театром империи, так как здесь не жалели денег и были крайне преданы своему делу все участники творческого процесса.

Всякому таланту и умению здесь находили предназначение: шла ли речь о создании декораций и работе над качеством акустики, о пошиве костюмов или обучении крепостных девиц изящной поступи – всё здесь ладилось и шло ровным ходом. Актёры театра Шереметева не знали горя, и были для своего положения на редкость образованными людьми, где ими не помыкали, а относились как к равным. Именно такую обстановку и застал дома Николай Шереметев, который вернулся из заграничного путешествия и решил обустроить в имении всё на европейский лад.

Жемчужина дома Шереметевых

Первым делом пышущий идеями молодой человек взялся за перестройку театра, задумав сделать его ещё больше и роскошным, чем предыдущий. Следя за строительными работами, он и познакомился с Прасковьей Ковалёвой – талантливой девочкой, которую из-за чудесного, почти ангельского голоса, отдали на воспитание в усадьбу Шереметьевых. Когда Николай впервые услышал её голос, то был так впечатлён, что даже оставил запись в своём дневнике: «Если бы ангел сошел с небес, если гром и молния ударили разом, я был бы менее поражен».

11-летняя девочка дебютировала в театре Шереметевых в опере Гретери «Опыт дружбы». Её манера исполнения, непринуждённая манера держаться, удивительной красоты глаза и стать, покорили знатных зрителей, съехавшихся на спектакль, и уже на следующих постановках маленькая Параша, как называли её друзья, не появлялась ни под каким иным именем, кроме как Прасковья Жемчугова. Такой псевдоним появился оттого, что во-первых, Шереметев-младший любил оригинальничать и давал актёрам своего театра фамилии по названиям драгоценных камней, а во-вторых, как гласит легенда, Жемчуговой Прасковья появилась в тот день, когда у пруда близ усадьбы была найдена маленькая жемчужина, что было воспринято как своеобразный знак.

Императорский бриллиант

Когда новый театр был построен, старший Шереметев приурочил его открытие к визиту Екатерины II в усадьбу. Этот вечер стал прорывом для молодой певицы. Её сопрано разносилось по саду, находило золотым облаком на сидевших в роскошных креслах гостей и вызывало слёзы даже у самых стойких зрителей. В роли храброй Элианы в опере «Самнитские браки» Жемчугова была настолько изящна, неповторима, и талантлива, что Екатерина II пожаловала ей перстень с бриллиантом со своей руки, отметив этим жестом безусловное дарование певицы. 

Сладкая жизнь продолжалась ещё ровно год. В 1788 году Петр Шереметев умирает, и поместье и крепостные отходят по наследству к Николаю. Глубоко раненый уходом отца, он впадает в сплин, начинает всё чаще запираться в одиночестве за бутылкой вина и теряет всякий интерес к театру. К жизни его возродила Прасковья, которая пришла к нему от имени труппы и ... осталась навсегда: Николай искренне полюбил девушку.

«Я питал к ней чувствования самые нежные, самые страстные. Долгое время наблюдал я свойства и качества ее: и нашел украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность, нашел в ней привязанность к святой вере и усерднейшее Богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее, ибо они сильнее всех внешних прелестей и чрезвычайно редки», - писал он.

Шереметев покинул имение Кусково и переехал в новое – Останкино, где в домашнем театре Прасковья продолжала блистать в главных ролях, заслуживая всеобщий почёт, зависть и пересуды со стороны дворянства. На тот момент ни для кого не было секретом то, что негласно она является женой графа. Шереметев, впрочем, и не думал таиться. Он знал, что в глазах общества эта связь выглядит непристойно, однако его это мало интересовало.

В 1797 году Павел I, при котором популярность Николая Шереметева не упала, хотя это случалось со многими после смерти Екатерины, дал ему звание обер-гофмаршала и потребовал личного присутствия в Петербурге. Шереметев в столицу поехал, но взял с собой в столицу лучшую часть труппы, среди которых, конечно, была и Жемчугову.

Прерванная песня

В сыром петербургском климате, с бесконечными перепадами температуры, отсутствием солнца и зелени, у 29-летней Прасковьи обострился зародившийся ещё в имении Шереметева туберкулёз. И если бы только одна болезнь обрушилась на неё ударом! Судьбе словно этого показалось мало, и она лишила Прасковью голоса, из-за чего та была вынуждена навсегда покинуть сцену.

Удар был сильнейшим. Отдавая всю себя искусству, одним только голосом передавая сложнейшую палитру человеческих эмоций и чувств, Прасковья впала в уныние и стала гаснуть день ото дня. Спас её Николай, который бережно заботился о ней, лечил болезнь и беспрестанно подбадривал.

В следующем году сливки общества Петербурга были потрясены скандальным известим: граф Шереметев дал вольную актрисе и её семье. Однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что в 1801 году он женился на Жемчуговой, о чём, правда, благодаря строжайшей секретности, узнали не сразу: на церемонии бракосочетания присутствовали только три человека.

Прощание с музой

Петербургская знать была оскорблена до глубины души поступком графа, однако ему всё было нипочём: он воссоединился с любимой и мог теперь жить открыто. Два последующих года их семейные будни ничем не были омрачены. Они вели тихую жизнь в своём имении, редко выезжали в свет, а в 1803 году случилось великое счастье: граф узнал, что Прасковья ждёт ребёнка. Радость будущего отцовства омрачало одно: ослабленный долгой болезнью организм Прасковьи тяжело переносил беременность, и когда сын Дмитрий появился на свет, доктора уже ничем не могли помочь. Любимой жене графа не суждено было излечиться: она не выходила из состояния бреда и только, когда к двери её комнаты подносили ребёнка, она затихала и ненадолго успокаивалась.

В отчаянии Николай созывал лучших врачей, метался по комнатам и молился о выздоровлении Прасковьи, однако когда стало ясно, что дни её сочтены, он решился открыть тайну своего брака и написал письмо Александру I, в котором умолял о прощении и просил признать сына законнорождённым. Император своё согласие дал.

Через несколько дней Прасковья умерла. Убитый горем граф искал утешения в своём сыне, в чертах которого видел жену, её ясные глаза, красивый изгиб губ. Следуя воле покойной, все свои силы и деньги он отныне употребил на дела благотворительности, основав в Петербурге Невскую богадельню и оказывая помощь малоимущим. К работе с театром он больше не возвращался: пока жива была Прасковья, они вместе трудились над спектаклями, советовались друг с другом, однако уход его музы и главной любви, подорвал душевные силы, и граф находил успокоение только в воспитании сына и помощи бедным.

Николай Шереметев пережил супругу на шесть лет, а умирая, вспоминал Прасковью и её чудесный голос, который звонкими колокольчиком впервые зазвучал в его жизни, когда он был ещё наивным юношей, страстно любившим музыку и затеявшим лучший театр во всей России.