Еженедельник Eesti Ekspress 16.04 2009 опубликовал под названием «Sahinad» информацию следующего содержания: «Сийм Каллас вроде бы сердит на Андруса Ансипа и сказал на дне рождения заведующего кабинетом Хенрика Хололея, что Эстония получит евро только тогда, когда идиот не будет премьер-министром».
Первым Ансипу позвонил министр внутренних дел.
— Привет, камрад, — сказал Пихл. — Сегодняшний Eesti Ekspress читал?
Премьер-министр посмотрел на календарь.
— Какой еще Ekspress? — недовольно буркнул он. — Сегодня же вторник, еще два дня до четверга.
— А, ну да, ты же печатную версию читаешь… — пробормотал Пихл.
— А ты какую? Типографскую? Гранки вычитываешь? — полюбопытствовал Ансип.
— Да нет, в типографию газета только завтра пойдет. У них еще и редакционная правка не закончена, — проговорился силовой министр.
— Так откуда ты знаешь?.. — начал премьер-министр, но осёкся, услышав в трубке короткие гудки.
Вторым, в среду, позвонил Март Лаар. Он долго и скучно рассказывал
совершенно неинтересные сплетни, постоянно делая странные намеки на
происки мирового коммунизма в Еврокомиссии, на вероятное участие в этом
Калласа — и на причастность к процессу Eesti Ekspress. Ансип так и не
понял, зачем Лаар звонил, и когда разговор, наконец, закончился долго с
бешенством пялился на фотографию, на которой он был вместе с Лааром и
Падаром. И — как сглазил: через минуту позвонил министр финансов.
— Ты, камрад, главное не расстраивайся, — сказал он. — Мало ли кто чего ляпнет. Я, помню, на собственной свадьбе тещу крысой назвал, когда она у меня за спиной, оказывается, стояла, так полгода в свинарнике ночевал.
— Каком еще свинарнике! — заорал Ансип. — Вы дадите мне работать или нет!?
— Рабо-о-отать… — протянул, вроде как обидевшись, Падар. — Ну-ну… — и отключился.
Настоящий кавардак начался в четверг. Еще до начала рабочего дня позвонил министр юстиции Ланг, долго заверял премьера в своей преданности и зачем-то поведал, что идиотами в Древней Греции называли людей, не интересующихся политикой.
— Так что к тебе… то есть — к нам это точно не относится, — завершил он.
Тут же, без малейшего перерыва, зашел в гости министр социальных дел Певкур и битый час, заглядывая иногда в какие-то густо исписанные от руки листки, подробно перечислял симптомы идиотии в медицинском понимании этого явления.
Ансип узнал, что иные идиоты настолько беспомощны, что самопроизвольно не едят, или акт питания наступает только тогда, когда пища положена им в рот. Другие во всю жизнь не выучиваются управлять функциями мочеиспускания и испражнения, и эти акты происходят непроизвольно.
Что одни идиоты молчаливы, малоподвижны, не восприимчивы ни к каким впечатлениям. Другие, напротив, очень подвижны, все хватают, особенно блестящие предметы, все кладут в рот, постоянно что-то бормочут. Их даже можно обучить чтению и письму.
Что у некоторых идиотов появляются склонности к лакомствам, а впоследствии — к другому полу, которые они, при удобном случае, удовлетворяют совершенно импульсивно.
Что на идиотов никогда нельзя полагаться как на свидетелей какого-нибудь происшествия — обязательно всё переврут. И что к умственной бедности их часто присоединяется нравственное извращение, наклонность ко лжи и обману в самой грубой форме. Что в случае раздражения идиоты становятся крайне злыми и тем более опасными, что не умеют оценить последствий своих поступков.
Слушая это, Ансип все более недоумевал, а через час просто кипел. «Идиот!» — подумал он в сердцах о Певкуре. «Чья бы корова мычала!» — подумал в ответ министр и вежливо откланялся.
Спустя секунду раздался звонок — на связь вышла министр культуры Янес. Эту понесло в дебри русской классики. Медленно зверея от непонимания происходящего, Ансип узнал много для себя нового о Достоевском и его эпохе, о структуре романа «Идиот», о князе Мышкине и Настасье Филипповне. Ближе к полудню он прервал Янес, пересказывавшую своими словами уже третью часть великого произведения — на каком-то Ипполите, читающем свои записки — и сообщил ей, что обязательно сам со всем этим ознакомится.
— Хотя бы фильм посмотри, — после некоторой паузы сказала Янес. — Знаешь, камрад, этот Мышкин, хоть он русский князь и идиот — не такой уж плохой человек.
Премьер пообещал. «Какая их муха укусила?» — подивился он на своих однопартийцев, достающих его всю первую половину дня, и отправился обедать. Пищу, заметим для справедливости, он загружал в рот без посторонней помощи.
После обеда к Ансипу вдруг заявилась группа министров, социал-демократов и исамаа-республиканов. Они долго распинались в выражениях уважения, а в самом конце заявили что-то непонятное, что, мол, они Калласа не читали, но его осуждают. Премьер решил, что проще с ними согласиться без выяснения причин подобного отношения к еврокомиссару Калласу — через полчаса уже заканчивался рабочий день.
Когда министры ушли, Ансип облегченно вздохнул и подвинул к себе стопку сегодняшних газет, решив, что хоть одно-то дело он должен сделать. Но в этот момент скрипнули петли — это за каким-то чертом вернулся министр сельского хозяйства. Как обычно, Ансип не смог вспомнить его фамилию.
Главный хуторянин встал, подбоченившись, в дверном проеме, и уставился на премьера. Причем смотрел он не как обычно — взглядом побитой собаки, которую, ко всему прочему, уже неделю не кормят. Нет, сегодня он смотрел насмешливо и горделиво.
— Ха! — сказал он вдруг. И вышел прочь.
«Ну и денек!» — подумал Ансип раздраженно и зло, и отодвинул в сторону прессу, решив один день обойтись без нее. Ему хотелось сотворить что-нибудь этакое, чтобы снять стресс. Пойти раскопать еще десяток могил, что ли…