«В последнее время можно в коридорах власти видеть делающих упражнения для голоса или самозабвенно что-то напевающих народных депутатов (Рийгикогу, парламента Эстонии). Причина проста — и на Тоомпеа есть свой хор. В свободное от заседаний время депутаты собираются в репетиционном зале и тогда звучат голоса…»
Toompea laulukoor (Хор Тоомпеа)
Тетушка Маали внесла деревянное крытое блюдо, в котором что-то ворчало. Запах от блюда шел такой!..
— Сюда их! — хищно скомандовал Вилле Виллемович. — Доктор Борменталь, умоляю вас, оставьте икру в покое. И если хотите послушаться доброго совета, налейте не эстонской, а обыкновенной русской водки.
Вилле Виллемович вышвырнул одним комком содержимое рюмки себе в горло, и подцепил ложкой что-то похожее на маленький темный хлебик. Борменталь последовал его примеру. Глаза Вилле Виллемович засветились.
— Это плохо? — жуя, спрашивал он. — Кровяная колбаска, а? Плохо?
Заметьте, Яан Арнольдович: холодными закусками и супом закусывают
только недорезанные демократами коммунисты.
Затем от тарелок подымался пахнущий мульгикапсад пар, а откуда-то
сверху и сбоку донесся глухой, смягченный потолками и коврами хорал.
Вилле Виллемович позвонил, и пришла тетушка Маали.
— Малюшка, что это такое означает?
— Опять общее собрание сделали, профессор, — ответила Маали.
— Опять! — горестно воскликнул Вилле Виллемович, — ну, теперь, стало
быть, пошло! Пропала страна! Придется уезжать, но куда, спрашивается?
Все будет как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах
замерзнут трубы, потом лопнут котлы электростанций и так далее. Крышка
Эстонии!
— Убивается Вилле Виллемович, — заметила, улыбаясь, Маали и унесла груду тарелок.
— Да ведь как же не убиваться! — возопил Вилле Виллемович, — ведь это какая страна была! Вы поймите!
— Вы слишком мрачно смотрите на вещи, Вилле Виллемович, — возразил Борменталь.
— Голубчик, вы меня знаете? Не правда ли? Я — человек фактов, человек
наблюдения. Я — враг необоснованных гипотез. И это очень хорошо
известно не только в Эстонии, но и в Европе. Если я что-нибудь говорю,
значит, в основе лежит некий факт, из которого я делаю вывод. И вот вам
факт: безработица за три месяца выросла вдвое – они поют. Столичные
ночлежки, раньше полупустые, сейчас не вмещают всех желающих – они
репетируют. Экономика вот уж год как падает – они вокал шлифуют.
Голубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении! О стоимости тепла - не
говорю! Пусть: раз национальная революция — не нужно трогать
монополистов. Хотя когда-нибудь, если будет свободное время, я займусь
исследованием мозга и докажу, что вся эта национальная кутерьма
просто-напросто больной бред… Так я говорю: почему, когда началась вся
эта история, все стали, фигурально выражаясь, ходить в грязных калошах
и в валенках по мраморной лестнице? Почему главным стало перетаскивать
с места на место памятники и проверять уровень владения государственным
языком у тех, кому он на требуемом уровне не нужен ни в быту, ни по
работе?
— Кризис, Вилле Виллемович!
— Нет, — совершенно уверенно возразил профессор, — нет. Вы первый, дорогой Яан Арнольдович, воздержитесь от употребления самого этого слова. Это — мираж, дым, фикция! — Вилле Виллемович широко растопырил короткие пальцы, отчего две тени, похожие на черепах, заерзали по скатерти. — Что такое этот ваш «кризис»? Старик с клюкой? Ведьмак, который останавливает производства, топит торговлю? Что вы подразумеваете под этим словом? — яростно спросил Вилле Виллемович у несчастной деревянной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за нее: — Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет кризис. Если я, живя в стране, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза – то есть лишать ее города денег на ремонт дорог и строительство школ – в стране получится кризис. Следовательно, кризис не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат: «Бей кризис!» — я смеюсь. Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя пещерный национализм, Фридмана, Молотова и Риббентропа, угнетенные финно-угорские народы и тому подобные галлюцинации, займется чисткой сараев — прямым своим делом, — кризис исчезнет сам собой. Двум богам нельзя служить! Невозможно в одно и то же время поддерживать трудовую занятость в стране и бороться с Петром Великим, почившим в бозе почти триста лет тому! Это никому не удается, доктор, и тем более — людям, которые вообще, отстав от развития европейцев лет на двести, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные штаны!
Вилле Виллемович вошел в азарт. Ястребиные ноздри его раздувались. Набравшись сил после сытного обеда, гремел он подобно древнему пророку, и голова его сверкала серебром.