ИСТОРИЯ

19 марта 1611 г. Москва восстала против присутствия в Кремле солдат польского короля. Дело кончилось кровавой резней, сожженной столицей и победой врага. Однако эти жертвы предопределили и победу над интервентами ополчения Минина и Пожарского.

Феодальный интернационализм

После нелепой смерти царевича Дмитрия в России пресеклась династия Рюриковичей и началась гражданская война. Поцарствовать успели Борис Годунов, Федор Годунов, Лжедмитрий I, Василий Шуйский… В 1610 г. Шуйский был свергнут с престола Семибоярщиной, «временным правительством» страны. Выход из династического кризиса семи представителям русской аристократии виделся в призвании на трон иностранца. Вполне здравый выбор: в средневековой Европе, когда местная знать не могла достичь консенсуса по кандидатуре монарха «из своих», всегда звали кого-нибудь из соседей. К XVII в. большинство королевских домов было здорово перемешано в смысле крови.

Выбор семибоярщины пал на польского принца Владислава, сына короля Сигизмунда III. Владислав (на момент описываемых событий ему 15 лет) был, что называется, сыном разных народов. Его отец происходил из шведской династии Ваза, мать — из австрийских Габсбургов, бабка — потомок литовских князей Ягайло…

Оккупанты в Кремле

Чтобы достойно встретить нового русского царя в Москве, туда 1 октября 1610 г. вступил вооруженный польский отряд гетмана Жолкевского и занял Кремль. Чуть позже гетмана сменил Александр Гонсевский, который нам еще встретится. А теперь пару слов о человеке, благодаря перу которого мы так много знаем о восстании 1611 г. Милости просим: Конрад Буссов, немец, наемник, но скорее не солдат, а администратор. В России успел послужить Годунову, обоим Лжедмитриям, полякам. На момент событий ему под 60, но он крепок и бодр. Сочинение Буссова «Московская хроника» неплохо написано и легко читается.

Если верить Буссову, сперва москвичи относились к полякам и союзным им наемникам со всей Европы довольно терпимо. С ними были связаны надежды на нового царя, который, разумеется, решит все проблемы. Но время шло, а Владислав в Москву не спешил. Что еще хуже, жалования войску из Варшавы тоже не поступало.

«25 января, — писал Буссов, — в День обращения апостола Павла, в Москве собрался народ, стали жаловаться, что польские солдаты всячески притесняют их, насильничают, глумятся над их богослужением, бесчестят их святых, стреляя в них из ружей, бьют их соотечественников и сильно бесчинствуют в их домах, кроме того, расточается царская казна, народ обирают, каждый месяц уходят большие деньги на 6000 солдат, а избранный царь Владислав все равно не приезжает…»

Гонсевский пообещал написать в Варшаву, а на обидчиков велел жаловаться.

«Тотчас же после этого некоторые стали жаловаться на одного польского дворянина, который у Сретенских ворот в пьяном виде трижды стрелял в образ св. Марии, и просили, чтобы его наказали. Наместник приказал тотчас же его арестовать, а затем осудить на смерть… Его привели к вышеупомянутым воротам, отрубили ему сначала на плахе обе руки и прибили их к стене под образом св. Марии, потом провели его через эти же ворота и сожгли в пепел на площади».

«Курвин сын, москаль»

13 февраля произошел инцидент на хлебном рынке. Трое слуг польских дворян пошли купить овса, но продавец потребовал с них вдвое больше, чем брал с московитов. «Когда же московский барышник не захотел удовольствоваться одним гульденом и пожелал получить два гульдена за бочку, слуга сказал: «Эй ты, курвин сын, москаль, так тебя растак, почему ты так дерешь с нас, поляков? Разве мы не одного и того же государя люди?»

Московит ответил: «Если ты не хочешь платить по два флорина за кадку, забирай свои деньги и оставь мне мой овес для лучшего покупателя. Ни один поляк у меня его не получит, пошел ты к черту».

Поляки схватились за сабли, русские — за оглобли (ношение оружия, в том числе ножей и плотницких топоров, гражданским населением интервенты запретили). Оглобли победили, трое поляков были убиты. Дело кончилось тем, что из Кремля прислали отряд наемников, те начали стрелять и убили 15 человек.

На переговоры снова выехал Гонсевский. Бусов так передал его слова: «Вы убили стольких ваших государей, избрали своим государем сына нашего короля, присягнули и поклялись ему, а теперь только за то, что он не смог приехать сюда так скоро, как вам хотелось бы, вы поносите его и его отца, вы обзываете его щенком, а его отца старой собакой»…

Тут кое-кто из черни перебил его и сказал: «Ну, все вы вместе нам только на закуску, нам ни к чему брать в руки ни оружия, ни дубин, сразу закидаем вас насмерть колпаками (mit Kolpacken)».

Вероятно, это первый точно зафиксированный случай угрозы применения таинственного русского оружия — метательной шапки.

Пожар Москвы

Как раз 19 марта 1611 г. предместий Москвы достигли передовые отряды народного ополчения под руководством Прокопия Ляпунова. Позднее его назовут первым ополчением. В тот же день в городе вспыхнуло восстание. Как вскоре выяснилось — преждевременное.

На стороне повстанцев выступило стрелецкое войско. Оно, в отличие от обывателей, было вооружено. Утром 19 марта стрельцы открыли огонь по польской кавалерии.

«Когда поляков столь бесславно проводили пулями и стрелами снова до ворот Кремля и на них напал великий страх, капитан иноземных ратников господин Яков Маржерет (капитан Жак Маржере, еще один наемник, оставивший воспоминания о русской Смуте — АиФ) в восемь часов по нашему времени выслал из Кремля на Никитскую улицу три роты мушкетеров, в совокупности всего только 400 человек». Им удалось отогнать восставших, хотя в Кремле думали, что все три роты погибли. «Но те вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь вид у них был устрашающий. Они уложили много московитов, а из своих потеряли только восемь человек».

На замену пехоте прислали конницу. Тут полковник Борковский, командир всех наемников из Кремля, «приказал поджечь на всех улицах угловые дома, а дул такой ветер, что через полчаса Москва от Арбата до Кулижек была вся охвачена огнем, благодаря чему наши и победили, ибо русским было не под силу обороняться от врага, тушить огонь и спасать оттуда своих, и им пришлось поэтому обратиться в бегство и уйти с женами и детьми из своих домов и дворов, оставив там все, что они имели… В этот день выгорела третья часть Москвы и много тысяч людей погибло от пуль, мечей и от охватившего их огня. Улицы, где стояли ювелирные и оружейные лавки, были до того завалены мертвыми телами, что ноги проходивших там в некоторых местах едва касались земли. Воинские люди захватили в этот вечер в ювелирных и других лавках огромную и превосходную добычу золотом, серебром, драгоценными каменьями, жемчугом, дорогими украшениями, парчой, бархатом, шелком и т. п.».

На следующий день стрельцы еще пытались обороняться в Чертолье, это район нынешней Пречистенки, где накануне пожара не было. Они даже стреляли по Кремлю из пушек. Но иностранцы, продвинутые в тактике, обошли их с тыла и перебили. «Сравняв с землей Чертолье, — писал Буссов, — наши солдаты отправились и на ту сторону реки Москвы, тоже подожгли шанцы (вероятно, баррикады — АиФ) и все дома, до которых они могли добраться, и тут уж московитам не помогли ни крик, ни набат. Нашим воинам помогал и ветер и огонь, и куда бы московиты ни отступали, за ними гнались ветер и пламя…

К полудню уже не было ни малейшего сопротивления и не видать было московитских воинов. Так в течение двух дней великая столица Руси, имевшая в окружности более 4 немецких миль, обратилась в грязь и пепел, и не осталось от нее ничего, кроме Кремля с предкремлевской частью, занятых королевскими людьми, и нескольких каменных церквей».

По подсчетам современных историков, во время восстания погибли примерно 7 тыс. горожан.

Пир стервятников

«Так как в течение четырнадцати дней не видно было, чтобы московиты возвращались, воинские люди только и делали, что искали добычу… Они брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг… На пиво и мед на этот раз и не смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитских погребах — французского, венгерского и мальвазии…

От этого начался столь чудовищный разгул, блуд и столь богопротивное житье, что их не могли прекратить никакие виселицы, и только потом Ляпунов положил этому конец при помощи своих казаков. Столь постыдно воинские люди использовали во зло эту большую победу, а господу богу никакого благодарения не воздали!»

Кроме вознесения молитв, по мнению Буссова, полякам и наемникам следовало запастись в сожженной Москве провиантом. Такая возможность была, но оккупанты были слишком охочи до золота. А оно так обесценилось в Кремле, что «через два или три месяца нельзя было получить за деньги ни хлеба, ни пива».

И все же в этот раз поляки Москву удержали. В ополчении начались свары, Прокопий Ляпунов был убит казаками, из Варшавы пришел обоз с продовольствием. Освобождение столицы перенеслось больше чем на год.

Второе ополчение Минина и Пожарского подошло к Москве летом 1612 г.