ИСТОРИЯ

Амурский бросок

Айгунский трактат (Айгунский договор) был подписан 28 (16) мая 1858 г. в г. Айгун. Шестидневные переговоры вели с российской стороны – генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьёв, с китайской – амурский главнокомандующий князь И Шань. Поднебесная признала, что отныне российско-китайская граница пойдёт по Амуру (участок по Уссури был определён позже). То есть отменялся Нерчинский договор (см. справку) и вводилась линия размежевания, действующая доныне.

Сегодня ясно: «Айгунский договор» – один из важнейших документов в истории русской дипломатии. Россия как раз в те годы проиграла Крымскую войну. Но что такое тот проигрыш? Утрата (временная) Черноморского флота? Провал амбиций Николая I (см. «АН»-№3-2013) о покровительстве православным в Турции? Пережить можно. А вот закрепиться на Дальнем Востоке – прорыв на все времена!

 

Российский МИД при Николае возглавлял К. Нессельроде – человек, считавший, что Дальний Восток России не нужен в принципе. Отдать бы эти гиблые края Китаю окончательно – и не иметь забот! После Крымской войны и смерти Николая (новые времена – новые люди) Нессельроде ушёл в отставку. Взошедший на трон Александр II поддержал идеи Муравьёва и моряка Геннадия Невельского о русском броске на Амур. Ну а дальше… Административный гений восточносибирского генерал-губернатора, изыскания Невельского, доказанная Крымской войной необходимость защиты российских коммуникаций на Тихом океане (Англия тогда попыталась укусить нас и на Камчатке), слабость Китая – перечислять сопутствующие факторы можно долго. И очень скоро началась героическая эпопея – «сплавы» русских поселенцев по Амуру, закладка будущих Хабаровска, Владивостока, Благовещенска, формирование Амурского казачьего войска… Подписание Айгунского договора – знаковый эпизод этой хроники. Муравьёв именно после него стал Муравьёвым-Амурским.

Но в команде этого «сибирского Петра Великого» поищем взглядом человека по имени Рафаил Черносвитов. Сегодня пишут, что именно он готовил сам текст договора. Возможно: первые лица ставят задачи, подписывают итоговые документы, но кому-то ведь поручается теневая работа! Правда, об участии нашего героя в Айгунском деле заговорили недавно. С другой стороны, он ведь тогда ещё был в опале. Поскольку пребывал в «сильном подозрении» о причастности к государственному преступлению – «делу петрашевцев».

Фронда диссидентов

Разгром петрашевцев – это за десять лет до Айгуна. Петербург, 1848 год.

Сегодня петрашевцев вспоминают нечасто. Разве что в связи с тем, что среди них был молодой литератор Фёдор Достоевский. Это тогда его приговорили к расстрелу. Смертную казнь в последний момент заменили каторгой, но страшное ожидание залпа Достоевский пережил. А ведь всей вины – читал «Письмо Белинского к Гоголю». У других приговорённых грехи не тяжелее.

Петрашевцы – такая «диссидентская тусовка» Николаевской эпохи. Компания молодых интеллигентов собиралась у Михаила Петрашевского, богатого человека, сына столичного врача (плюс была ещё пара подобных кружков). Спорили, слушали доклады друг друга, почитывали тогдашний самиздат. Некоторые собирались что-то вроде подпольной типографии устроить, чтобы статьи свои печатать – да не собрались.

Но царствование Николая началось с восстания декабристов – с тех пор любая невинная болтовня казалась формой подрыва устоев. А ещё соперничали две спецслужбы – Третье отделение (скажем так, КГБ) и МВД. Министр внутренних дел Л. Перовский и его чиновник для особых поручений И. Липранди решили отличиться перед государем (а заодно уесть конкурентов из Третьего отделения) и начали разработку фрондирующих кружков...

Дело петрашевцев не то чтобы совсем дутое – тогдашнюю власть обвиняемые действительно не любили. Однако были искренне убеждены, что наказывать их не за что, ничего незаконного не совершают! И характерно – когда однажды появился человек, заговоривший о том, как реально может вспыхнуть в стране народное восстание, все замахали руками, решив, что это «засланный казачок» от власти.

А говорил опасные вещи Р. Черносвитов.

Арии сибирского гостя

С другой стороны – с точки зрения питерских оппозиционеров он действительно был фигурой странной.

Заезжий сибиряк (то есть не местный, ни с кем не учился, не служил, не рос – и невозможно навести справки, проверить). Богатый купец-золотопромышленник. Постарше большинства кружковцев. Колоритная биография. Одноногий – ногу потерял офицером, при подавлении польского восстания 1831 года. Потом служил исправником (главой администрации) в уральских городках и сам разгонял крестьянские бунты. Перебрался в Сибирь, весьма успешно занялся бизнесом. В Петербурге, пояснял, «сейчас по делам». Прослышал про здешних умных людей, потянуло пообщаться.

И этот вполне благополучный человек говорил: перемены в России начнутся с того, что захочет жить сама по себе Восточная Сибирь – край богатый, вольный по духу. Да, на её подавление власть пришлёт армию. Но, когда карательный корпус войдёт в Сибирь, за спиной у него окажется Урал, – а там 400 тысяч недовольных горнозаводских рабочих. Если Урал поднимется – войска окажутся в ловушке. А если к тому же закипят волжские губернии, казаки… А уж когда вывалят на улицы городские низы Москвы да Питера – вообще «всё кончено».

Тут напомним, что николаевское царствование отнюдь не было тихим. В том же 1848 г. в стране произошло около 70 крестьянских восстаний: холерные и голодные бунты, выступления против помещиков. Власть боялась, что однажды умствования интеллигентов и стихия народного мятежа совпадут.

Разумеется, свои речи Черносвитов не произносил на каждом углу. Лишь однажды осторожно побеседовал с двумя самыми серьёзными людьми из столичных крамольников – Петрашевским и Спешневым, с каждым по отдельности. Те на следствии позднее сдали его с лёгкой душой именно потому, что решили: явно провокатор. Такие вещи – и так легко говорит! Впрочем, чем-то энергичный провинциал с ладной и точной речью (её у Черносвитова отмечали многие) смутил и других кружковцев. Его многие заподозрили в «шпионстве» (между прочим, Достоевский тоже). Видно, была у человека привычка раздражать умы.

Так что ничего у сибиряка со столичными «диссидентами» не завязалось. Уехал домой.

Перебдеть и недобдеть

Забавно: настоящих засланных к ним агентов петрашевцы в упор не разглядели. А с Черносвитовым перебдели. Хотя, например, знаток темы, автор книги «Петрашевцы», профессор Б. Егоров категорически опровергает разговоры о его провокаторстве. Был бы провокатором – не наказали бы так сурово.

Его взяли в Сибири, привезли в Петербург. Долго допрашивали, устраивали очные ставки. Но, видимо, подозрения петрашевцев неожиданно обернулись Черносвитову на пользу: его опасались, говорили с ним немного и сдержанно – в результате стопроцентно доказанного компромата не оказалось. Посему сибиряка просто «оставили в сильном подозрении» – и отправили в Кексгольмскую крепость (использовалась как тюрьма). Пробыл там пять лет, потом сослали в Вологду. После смерти Николая I вернулся в Сибирь. Между прочим, в Кексгольме занялся изобретательством. Придумал протез ноги (ведь был, напомним, одноногим) и проект дирижабля.

Кем был этот странный человек? Снова процитируем Б. Егорова: «Черносвитов – недюжинная энергичная натура, мечтавшая о значительно более широких масштабах деятельности, чем ему уготовила судьба; патриот и знаток Сибири, он прекрасно понимал, какие возможности таит этот край; (…) зная глубину недовольства уральских рабочих, вполне серьёзно мог предполагать там наличие больших людских резервов для повстанцев, и планы его (…) – не хлестаковщина». «В дальнейшем, в свете общефедералистских идеалов петрашевцев, Черносвитов мог мечтать о Сибири как об особой российской республике, где ему предстояло играть значительную роль».

Впрочем, свою значительную роль Черносвитов сыграл позже, став соратником Муравьёва-Амурского. Тот на краю империи запросто мог плюнуть на огрехи чьей-то биографии: мы такое дело затеяли, мне толковые мозги нужны, а не анкеты! И если Черносвитов действительно причастен к созданию Айгунского трактата, то годовщина подписания – повод вспомнить Рафаила Александровича добрым словом.

Интересная страна Россия – здесь человек на протяжении судьбы может быть и революционером, и державником, а иногда и тем и другим одновременно.

До Айгуна

До Айгунского договора граница с Китаем определялась Нерчинским договором (1689). Россия его подписала, проиграв в десятилетнем вооружённом противостоянии с Китаем. Тот при подписании претендовал на пространство до Байкала. Однако сколь далеко продвинулись китайцы в реальности – точно сказать никто не мог ни в те времена, ни сейчас: карты были неточны, реки, по которым обозначили границу, по-русски и по-китайски именовались различно (и возникла путаница), по ряду участков размежевание отложили. Китайцы на отошедших к ним землях всё равно не жили – у Поднебесной не было сил контролировать холодные и дикие таёжные просторы. Но русские тогда утратили Амур и Приамурье, потеряли (срыли сами) пограничную крепость Албазин.

Ситуация с фактически неконтролируемыми и юридически спорными землями оставалась неопределённой где-то до первой половины XIX века. Китай дряхлел, отставал технологически, изнемогал от внешних и внутренних конфликтов. Россия же набирала силу. До поры её продвижение на Дальний Восток сдерживал недостаток географических знаний: всерьёз эти территории никто не исследовал, считалось, например, что устье Амура теряется в песках и несудоходно. Лишь экспедиции (1849–1855) Г. Невельского доказали перспективу продвижения вперёд – и генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Муравьёв начал осуществлять свой грандиозный план освоения края.