1727 год. 5 августа (25 июля ст.ст.) дочь Петра I Анна с мужем, герцогом Шлезвиг-Гольштейн-Готторпским навсегда покидает Россию
«В тот же день, т. е. 19 мая, епископ любский умер. С лишком через месяц, 27 июня, голштинское дело было возобновлено в Верховном тайном совете: призван был гофмейстер цесаревны Елисаветы Сем. Григор. Нарышкин, которому объявлено, чтоб он по данной ему копии брачного договора с герцогом голштинским всячески наблюдал и предостерегал, все ли обязательства этого договора будут исполняться со стороны герцога; приданые 300000 рублей все уже выплачены, и герцог в получении этой суммы прислал расписку; потому приказали, чтоб Нарышкин сделал от имени членов Верховного совета цесаревне Анне представление, что они для выгоды ее высочества желают знать, выплачиваются ли ей надлежащие проценты. На другой день, 28 июня, министры герцога голштинского Бассевич и Стамке явились в Верховный тайный совет и объявили формально о намерении своего государя и его супруги выехать из России, причем подали новый мемориал, заключавший в себе те же требования, какие мы сидели в мемориале 19 мая. Члены Совета согласились удовлетворить всем этим требованиям, только отказали в выдаче копии с завещания императрицы Екатерины, объявив, что дать эту копию неприлично и невозможно, к тому же она герцогу и не нужна, ибо распоряжение касательно наследства русского престола зависит исключительно от воли императора. Разумеется, голштинские министры могли возразить, что в завещании, которое все, начиная с императора, поклялись исполнять, прямо определен был порядок престолонаследия. Наконец, голштинским министрам было объявлено, что из имения покойной императрицы для цесаревны Елисаветы оставлено будет столько, сколько дано уже герцогине Анне Петровне, остальное же пойдет в равный раздел между обеими сестрами. 24 июля от имени императора за подписью членов Верховного тайного совета герцогу голштинскому дана была декларация, в которой говорилось, что все трактаты и секретные артикулы, которые император Петр I заключил с Швециею в пользу герцога и с ним самим, равно как тайная конвенция, заключенная императрицею Екатериною с цесарем насчет Шлезвига, наикрепчайшим образом возобновляются и утверждаются; и пока шлезвигское дело не будет окончено, герцог получает от России ежегодно по 100000 цесарских гульденов; из назначенного ему миллиона рублей герцог получает до отъезда 200000, остальные выплачиваются в восемь лет. Впоследствии Бассевич показал, как мы видели, что между ним и Меншиковым было условлено, чтоб герцог из этого миллиона заплатил Меншикову 80000 рублей, именно: 60000 вперед, а 20000 - при последней выдаче. Когда все дело было кончено и Бассевич привез Меншикову 60000 рублей и письменное обязательство герцога уплатить остальные 20000, то Меншиков отдал это обязательство Бассевичу назад, сказавши ему: "Ваше превосходительство много при том труда имел; я дарю тебе эти 20000, возьми их с герцога, ты их заслужил". Бассевич взял записку и отдал ее герцогу, говоря, что отдает в его волю, чем ему угодно будет наградить его. Герцог, взявши записку, надавал Бассевичу много устных и письменных обещаний, но не дал ни копейки денег; напротив, цесаревна Елисавета Петровна подарила ему алмазный крест, доставшийся ей после отца; и этот крест герцог выменил у Бассевича на свой, который по меньшей мере стоил 4000 ефимков дешевле.
Герцог и герцогиня голштинские уехали из Петербурга 25 июля. По приезде в свою резиденцию Киль Анна Петровна писала к сестре в Петербург: "Государыня дорогая моя сестрица! Доношу вашему высочеству, что я, слава богу, в добром здоровье сюда приехала с герцогом, и здесь очень хорошо жить, потому что люди очень ласковы ко мне; только ни один день не проходит, чтоб я не плакала по вас, дорогая моя сестрица: не ведаю, каково вам там жить. Прошу вас, дорогая сестрица, чтоб вы изволили писать ко мне почаще о здравии вашего высочества. При сем посылаю к вашему высочеству гостинец: опахало, такое, как здесь все дамы носят, мушечную коробку, зубочистку, готовальню, орехи; прислала б здешних фруктов, только невозможно; крестьянское платье, как здесь носят, а шапку прошу ваше высочество отдать Миките Волоките и белую шляпу. Впрочем, рекомендую себя в неотменную любовь и остаюсь верная до гроба сестра и услужница Анна. Прошу ваше высочество отдать мой поклон всем петербургским, а наши голштинцы приказали отдать свой поклон вашему высочеству". Мы видели, что Толстой, вооружаясь против возведения на престол Петра II, выражал опасения насчет влияния, которое должна будет получить бабка Петра инокиня Елена (Авдотья Федоровна Лопухина). И Меншиков, подобно Толстому, не мог надеяться доброго расположения к себе от первой жены Петра Великого, но оставлять в заключении бабку императора было нельзя; Елену освободили из Шлиссельбурга и отправили прямо в Москву, где она была помещена в Новодевичьем монастыре с приличным содержанием. 3 июня велено было освободить Елену, а 26 июля в Верховном тайном совете состоялся именной указ об отобрании манифестов 1718 года по делу царевича, Глебова и Досифея, чтобы впредь ни в каких коллегиях и канцеляриях и по церквам их не было и не читали; а кто имеет их из частных людей, те должны приносить в Петербурге в Сенат, в Москве - в Сенатскую контору, по городам и уездам отдавать губернаторам и воеводам; утаившие будут отданы под суд. Вместе с означенными манифестами были отобраны манифест 1718 года о наследстве и устав о наследстве престола российского 1722 года; этим хотели показать, что Петр II есть законный император по наследству и что устав Петра Великого потерял силу».
Цитируется по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Том 19, глава 2. М.: Мысль, 1993. с.84-86
История в лицах
Из записок Христофора Манштейна:
16 мая 1727 г. скончалась Екатерина (возведенная на престол пристрастием к ней Петра I), и преемником ее был Петр II, законный наследник этой обширной империи. Этот государь родился в 1715 г. от брака царевича с принцессою Вольфенбюттельской, и в момент вступления на престол ему было только 11 лет с половиною. Ввиду этого обстоятельства вторым пунктом своего завещания Екатерина учредила над молодым государем до достижения им 16-летнего возраста опеку регентства, которое составляли царевны, ее дочери Анна и Елизавета Петровны, герцог Голштейнский, муж Анны, принц Голштейнский, епископ Любский и жених Елизаветин, и Верховный совет, состоявший тогда из шести членов, а именно: из князя Меншикова, генерал-адмирала Апраксина, государственного канцлера графа Головкина, вице-канцлера графа Остермана, действительных тайных советников князей Дмитрия Михайловича Голицына и Василия Лукича Долгорукого. Это регентство только однажды собралось в полном составе, а именно в день кончины императрицы Екатерины: занятия его ограничились утверждением духовного завещания, которое через два же часа потом было нарушено. По завещанию требовалось положительно, что все дела решались не иначе как большинством голосов, но это не нравилось князю Меншикову; он хотел всем управлять один, распоряжаться по своему усмотрению, предоставляя другим только честь повиноваться его приказаниям. Ему не трудно было успеть в этом намерении, так как никто не смел ему противоречить, не подвергаясь гибели. Тотчас же после кончины Петра I Меншиков захватил власть в свои руки, и чтобы удержать ее за собою, он склонил императрицу Екатерину к принятию одной из дочерей его в супруги императору. В ее завещании есть об этом статья. В самый день кончины императрицы Меншиков перевел государя на жительство в свой дворец, для того чтобы никто не имел доступа к Е. В. без его, Менши-кова, позволения. Между тем герцог Голштейнский и министры радовались своей удаче чрез завещание императрицы Екатерины, давшей в их руки регентство; они воображали, что на их стороне будет лежать перевес голосов, так как во главе управления и председательницею совета была герцогиня. Однако Меншиков перехитрил их и заблаговременно принял свои меры.
В России есть обычай: при каждой перемене царствования или министерства давать свободу нескольким заключенным. Следуя этому обыкновению, Петр II приказал освободить свою бабушку, императрицу Евдокию Федоровну из рода Лопухиных. (В 1696 г. Петр I развелся с нею и заключил ее в монастырь.) Император назначил ей приличный ее сану двор и приглашал ее в Петербург. Однако она предпочла остаться в Москве, потому что не любила новой столицы, да и министры, по-видимому, не хотели допустить ее вмешиваться в дела. Так она провела жизнь свою в уединении. Близкие родственники ее, Лопухины, тоже были вызваны из изгнания, в котором находились уже несколько лет. Эти милости были оказаны против желания Меншикова, по внушению некоторых членов Верховного совета, которым удалось расположить молодого государя в пользу бабушки и ее родственников и склонить его к требованию, чтобы они были освобождены из заточения. Все это не нравилось князю Меншикову, однако он не осмелился открыто противиться этим распоряжениям. Зато уж он сам не имел ни минуты покоя. Зная общую к себе ненависть, он ежеминутно страшился какого-нибудь неожиданного удара.
Еще в предыдущее царствование несколько знатных лиц составили было заговор против Меншикова. Хотели склонить императрицу, чтобы она удалила его от дел. Лица, вступившие в этот заговор, были все употреблены Петром I в деле царевича; опасаясь за это мщения Петра II, если он вступит на престол, они намеревались убедить Екатерину, чтобы она отправила его за границу для науки, но тайно решили в случае смерти Екатерины в его отсутствие исключить его от наследства и возвести на престол герцогиню Голштейнскую.
Дело происходило во время отсутствия Меншикова, находившегося в Курляндии. Опасаясь, как бы по возвращении он не уничтожил их замысла, они постарались и успели внушить императрице такое дурное о нем мнение, что ее величество подписала уже указ об аресте Меншикова на пути его в Петербург. Но по какому-то особенному для Меншикова счастию, граф Бассевич, первый министр герцога Голштейнского, находил, что нужно непременно вступиться за этого любимца; он успел склонить к тому своего государя, который и выпросил у императрицы прощение Меншикову. Возвратясь ко двору, Меншиков узнал о кознях своих врагов; приказал произвести розыскания, и все приверженцы голштейнского дома были арестованы и строго наказаны. Зять Меншикова, португалец по имени Девьер, также генерал Писарев были наказаны кнутом и сосланы в Сибирь, а имение их конфисковано. Действительный тайный советник Толстой да сын его и генерал Бутурлин и другие еще лица были отправлены в Сибирь. Граф Александр Нарышкин и генерал Ушаков сосланы в их поместья. Говорят, что граф Бассевич, слишком доверяясь Меншикову, передал ему слышанное им от некоторых знатных лиц уверение в их добром расположении к герцогине. Меншиков тотчас же воспользовался сообщением и пресек все их меры. Это чрезвычайно устрашило лица, которые еще оставались привержены голштейнскому двору, но в то же время исполнило их не только недоверия, но даже презрения к графу Бассевичу.
Меншиков не удовольствовался наказанием своих врагов; он хотел оставить память о том всей России и тем отнять у всякого охоту вредить ему и впредь. Вследствие этого Верховным советом был издан манифест, которым предостерегали вступать в опасные сношения, угрожая виновным еще строжайшим против прежних примеров наказанием. Этот указ подписан 6 июня, и в тот же день состоялось обручение молодого императора с дочерью князя Меншикова. Отец невесты воображал себя на верху блаженства. Только еще один план оставалось ему выполнить, после чего он мог считать себя вне всякой опасности, а именно: он хотел женить своего сына на великой княжне Наталии, сестре императора. Таким образом он надеялся передать русский престол своему потомству. План был ловко обдуман, однако не удался. Между тем Меншиков пожаловал себя в генералиссимусы сухопутных и морских сил. Одни только герцог и герцогиня Голштейнские возбуждали его подозрения; он опасался, как бы не образовалась в пользу герцогини партия, которая могла разрушить его великие, обширные замыслы. Полагая, что, напротив, если они будут принуждены уступить ему поле битвы, то уже никто не осмелится бороться с ним, Меншиков вдруг перестал их щадить. Делая им всяческие затруднения, он заставил их, наконец, выехать из России. Но отъезд их не уменьшил числа его врагов; вся нация уже успела возненавидеть его.
Цитируется по: Перевороты и войны. М.: Фонд Сергея Дубова, 1997
Мир в это время
|
|
Афганские королевские воины в боевом облачении. Иллюстрация из книги «Афганистан» Д.Рэттрэя. |
«В начале XVIII в. Османской империи удалось одержать победу над русской армией в русско-турецкой войне 1710-1713 гг., в результате чего она добилась возвращения Азова. В 1714-1715 г.г османская армия легко отвоевала Морею у Венеции. Но меняет ли это общую оценку состояния османской армии? Безусловно, нет. Прутский успех, достигнутый за счет большого перевеса в людях, был в значительной степени случайным - об этом говорит хотя бы тот факт, что он был единственным в войне XVIII в. с Россией. Победа в Морее над слабыми гарнизонами венецианских крепостей (даже в период своего расцвета Венеция была слабым противником на суше) была делом не слишком трудным. Но война с Венецией вылилась в столкновение с Австрией (1716- 1718), и османская армия была вновь разбита. Политика империи в отношении своего мусульманского соседа - Ирана была не менее агрессивной, чем в отношении европейских стран. В 1721 г. в Иран было направлено посольство Дурри-эфенди с целью выяснения обстановки, сложившейся там в результате фактического развала державы Сефевидов и афганского нашествия. Затем Порта пришла к выводу о необходимости в случае победы афганцев над Ираном присоединить к "богохранимому государству страны, остающиеся без хозяина"79. К таким странам были отнесены Азербайджан, Грузия, Ширван, Дагестан. В 1723 г. Османская империя начала войну с Ираном. Захватив обширные территории в Закавказье и Западном Иране, Порта вопреки русско-турецкому договору 1724 г., ограничивавшему османскую экспансию на Кавказе и в Иране, продолжала войну с Ираном и захватила в 1724-1725 гг. Тебриз, весь Азербайджан, Ардебиль, Керманшах, Луристан, Хамадан и Казвин, а затем предприняла наступление на Исфаган. Однако в 1726 г. афганский правитель Ашраф сумел нанести поражение турецкой армии (ловко сыграв на единоверии турок с афганцами) и заключил с Портой в 1727 г. Хамаданский мирный договор, согласно которому Османская империя сохраняла все захваченные ею территории, но обязалась не продвигать свои войска далее. Затяжная война с Ираном осложнила и без того тяжелое внутреннее положение Османской империи, и с началом новой, неудачной для турок ирано-турецкой войны 1730-1736 гг. в Стамбуле вспыхнуло крупное народное восстание, вынудившее Порту искать мира. По договору 1736 г. с правителем Ирана Надиром Порта возвратила все завоеванные иранские земли. Огромные силы и средства, отнятые у народа, были бессмысленно растрачены».
Цитируется по: Витол А.В. Османская империя (начало XVIII в.) М.: Наука, 1987