1796 год. 17 ноября (6 ноября ст.ст.) скончалась императрица Екатерина II, ей унаследовал ее сын, Павел

«Третий раздел Польши был последней значительной акцией царствования Екатерины Великой. Проживи она еще два-три года и, быть может, ей удалось бы расправиться с тысячедвухсотголовой гидрой во Франции, но смерть лишила ее этого.Казалось бы, симптомов ее близкой кончины не обнаруживалось; всем она пыталась внушить мысль о полном своем здравии. Действительно, внешне она выглядела достаточно бодрой, хотя и располневшей женщиной. Единственная болезнь, о которой знали окружающие, - незаживающие раны на ногах, затруднявшие ходьбу. Самочувствие тоже не предвещало тревоги. 18 августа 1796 года, то есть за два с половиной месяца до кончины, она писала Гримму: "Будьте здоровы; я весела и чувствую себя легкою, как птица". Думается, что императрица утешала и себя, и своего корреспондента. 5 ноября 1796 года Масон записал: "Здоровье (императрицы. - Н. П.) плохо; не ходит более; буря, похожая на случившуюся в последнее время императрицы Елизаветы, произвела тяжелое впечатление (на Екатерину. - Н. П.); не выходит более"

Скорее всего, информация в письмах Гримму объясняется бравадой, напускным оптимизмом, стремлением дать ответ на появившиеся при европейских дворах слухи, усердно распространявшиеся ее недругами, о скорой кончине императрицы. Напомним, богатырским здоровьем императрица не могла похвастаться ни в молодые, ни в зрелые годы, ни тем более в старости: болела она часто, жаловалась то на боли головы, то поясницы, то на простуду, но в постель укладывалась в редких случаях, когда к тому принуждала острая необходимость.

И если императрица прожила долгую для женщины жизнь, то объясняется это несколькими причинами. Одна из них - размеренный образ жизни, строгое соблюдение распорядка дня: Екатерина вставала в одно время, в шесть утра, затем следовали заботы по управлению государством, обед, после которого либо продолжались занятия делами, либо чтение книг; вечером - развлечения: театр, игра в карты и на бильярде, прогулки и т. д.

Благотворно повлиял на состояние здоровья отказ от обильной и жирной пищи; все современники отмечали скромное меню императрицы. Имел значение и отказ императрицы от употребления горячительных напитков, которыми грешили ее предшественницы и предшественники. Некоторые современники, редко наблюдавшие императрицу за столом, отмечали емкие сосуды, якобы наполненные вином. В действительности это было не вино, а смородинный сок, разбавленный в небольшом количестве вина. Наконец, Екатерина избавилась от истощения организма сравнительно редкими родами: за всю жизнь она родила пятерых детей, в то время как в обычной семье того времени насчитывалось 18-22 новорожденных.

Все эти ограничения продлевали жизнь и избавляли императрицу от некоторых хворей. Неизвестно, правда, компенсировали ли они чрезмерное увлечение Екатерины ночными забавами.

В личной жизни императрицы не стыкуются две особенности ее поведения: сравнительно частые болезни и игнорирование медицинской помощи. Казалось бы, она должна была часто пользоваться услугами медиков, иметь с десяток эскулапов, созывать консилиумы и т. д. Но Екатерина не только игнорировала медиков, но и пренебрежительно отзывалась о них, именуя их шарлатанами. Подозрительность к медикам, по ее признанию, внушил ей Мольер, сочинения которого она прочла еще в молодости. В 1774 году она писала Гримму: "Не люблю я частых совещаний с докторами, эти шарлатаны всегда сделают вам больше вреда, чем пользы; пример Людовика XV; у него их было человек десять..." Даже профессиональному медику доктору И. Г. Циммерману, с которым она находилась в дружеской переписке, императрица с некоторой дозой издевки писала в 1789 году, что ее с 1766 года мучили нестерпимые головные боли, иногда сопровождавшиеся рвотами и почти летаргическим сном: "Лекарствами не пользовалась, но года три-четыре назад стала употреблять капли Бестужева, и вот уже два года как эти капли избавили меня от этих ужасных головных болей". Ему же она хвасталась, что годовой счет аптеки за лекарства, лично ею израсходованные, редко превышал 30 су. В 1783 году императрица повторила нападки на медиков: "Боль и доктор стали у меня однозначущими словами. Эти дьяволы морили меня много раз; по крайней мере они никого не вылечили. Месяца два у меня началась горячка; семь дней я пролежала в постели, но ни один эскулап не перешагнул порога моей комнаты".

Последний раз нелестный отзыв о врачах Екатерина высказала за год до смерти, когда пожаловалась Гримму на "ужасную боль головы", лишавшую ее возможности заниматься делами: "Вот уже двенадцать дней как я почти ничего не ем и совсем не сплю, а доктора глупы. Я из сил выбиваюсь, толкуя им, что это просто спазмы. Наконец сегодня я потеряла всякое терпение и начала лечить себя от спазмов, стала употреблять самые сильные лекарства от этой болезни, и вот я спала после этого целый час и вот доктора все дураки, а я права".

На наш взгляд, подобные заявления императрицы можно расценить как банальное кокетство, стремление выглядеть оригинальной. Иначе как объяснить вызов в Россию из Англии доктора Демсделя, прославившегося изобретением эффективного препарата для борьбы с бичом средневековья - оспой.

Доктор сначала сделал прививки четырем кадетам. Убедившись, что у подопытных пациентов прививка прошла благополучно, Екатерина сделала прививку и себе. Граф Сольмс, со слов Н. И. Панина, доносил Фридриху II, как протекала процедура: "Прививка натуральной оспы имела самый счастливый исход у ее величества императрицы России. Ее величество чувствовала небольшую лихорадку". Подвиг считался столь значительным, что о нем трубили почти весь 1768 год.

Императрица возложила на себя обязанности пропагандиста оспопрививания. В циркулярном рескрипте от 20 апреля 1768 года она скрыла свое небольшое недомогание и объявила, "что не чувствовала во все время такого припадка, который принудил нас хоть на краткое время быть в постеле".

Игнорируя профессиональных медиков, Екатерина часто пользовалась либо услугами знахарей, либо занималась самолечением. Смерть ее, если верить молве, ускорил совет какого-то проходимца принимать ванны для ног в холодной воде. П. Зубов настоял, чтобы императрица воспользовалась советом. Ей стало легче, но на следующий день, 6 ноября 1796 года, последовал удар и тридцатишестичасовая агония, завершившаяся смертью».

История в лицах

---

Из записок графини В. Н. Головиной:

Она жаловалась на ноги. Однажды в воскресенье между обедней и обедом она взяла меня за руку и подвела к окошку по направлению в сад. «Хочу, сказала она, построить здесь арку, которую я соединю с салонами колонады и на которой построю домовую церковь: это даст мне возможность избежать продолжительнаго пути, который я вынуждена делать, чтоб идти к обедне. Когда я прихожу на место, я не в силах уже держаться на ногах. Еслиб я умерла, ведь вам было бы жаль? Я в этом уверена»...

Слова, произнесенныя императрицей, произвели на меня непостижимое впечатление. У меня по лицу потекли слезы. Ея Величество продолжала: «Вы меня любите, я это знаю; я тоже вас люблю... Придите в себя»...

Великий князь Александр давал бал... Все были в трауре по королеве Португальской. Императрица прибыла на этот праздник; она также была в черном, чего я прежде никогда не видела. Ее Величество села около меня. Я нашла ее бледною и утомленною. Сердце мое исполнилось необычайною тревогой.

«Не находите ли вы», сказала она мне, «что этот бал не похож на праздник, а скорее на Немецкия похороны? Черныя пятна и белыя перчатки производят на меня это впечатление. Бальная зала в два света находилась по направлению к набережной, перед которой мы и были. Месяц уже поднялся. Императрица это заметила и сказала: «Луна очень хороша сегодня, ее следовало бы разсмотреть в телескоп Гершеля».

Объявлен был ужин. Ея Величество никогда не ужинала и гуляла по комнатам; она подошла опять и поместилась за нашими стульями. Я была рядом с г-жей Толстой, которая кончила есть и передала тарелку свою, не поворачивая головы. Она очень [478] удивилась, когда увидала, что тарелку приняла красивейшая рука в мире, с чудным солитером на пальце. Она вскрикнула, узнав императрицу, которая сказала ей: «Разве вы меня боитесь?» (Vous lavez dono peur de moi?).

«Я смущена, Ваше Величество», отвечала г-жа Толстая, «что дала Вашему Величеству убрать мою тарелку».— «Я пришла вам помочь», отвечала императрица. Она потом шутила с нами над пудрой, которая сыпалась с наших шиньонов на плечи, и разсказала как граф Матюшкин, личность очень нелепая (ridicule), по возвращении своем из Парижа, заставлял себе пудрить спину... Потом императрица добавила: «Я очень устала». Она удалилась; но перед тем положила мне на плечо руку, которую я поцеловала в последний раз с чувством безпокойства и грусти, которых я не в силах была превозмочь. Я следила за нею глазами до самой двери, и когда я перестала ее видеть, сердце мое забилось, словно оно отделялось от моего тела... Спустя немного дней (я сидела в 10 часов за завтраком у моей матери), входить придворный лакей, находившийся на службе у моего дяди (Ивана Ивановича Шувалова) и спрашивает у матери моей позволения его разбудить. «Императрица сражена апоплексическим ударом», сказал он, «уже более часу тому назад». Я почувствовала повсеместную дрожь, не позволявшую мне сделать шага. Когда я взошла к своему мужу, я была вынуждена пересилить себя, чтобы произнести страшныя слова: «Императрица умирает»...

Обсуждение закрыто