1720 год. 24 января (13 января ст.ст.) выходит указ о создании Морского устава
Помимо уставных положений, инструкций и указов для выработки единого Морского устава было использовано и то полезное для русского флота, что имелось в иностранных уставах. Однако сведения и материалы из иностранных источников не переписывались механически, а творчески перерабатывались в соответствии с теми задачами, которые стояли перед русским флотом. Русский Морской устав 1720 г. коренным образом отличался от заграничных уставов и не являлся механическим соединением иностранных морских уставов, как об этом заявлялось в зарубежных работах, да и в некоторых трудах русских дореволюционных историков флота.
Текст устава 1720 г. состоял из пяти книг и прибавления о сигналах для корабельного и галерного флотов, прилагались две таблицы корабельных и сигнальных флагов и формы списков, которые должны вестись на корабле. В предисловии определялась цель устава: «И понеже сие дело (мореплавание) необходимо нужное есть государству (по оной пословице: что всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет. А который флот имеет, обе руки имеет), того ради сей воинской морской устав учинили дабы всякий знал свою должность и неведением никто б не отговаривался».
В статье первой книги первой выражалась основная идея устава — все служащие во флоте, от рядового матроса до адмирала, обязаны «со всяким тщанием и ревностью» охранять и защищать интересы государства. Особое место отводилось тактике эскадры в бою. Всячески подчеркивались инициативные решения в каждом конкретном случае, но при этом командующий флотом (адмирал-аншеф) не устранялся от руководства боем. Для этой цели выделялись сигнальные фрегаты, которые должны были передавать сигналы командующего по всей боевой линии эскадры или флота. Сам командующий в случае потери или повреждения корабля был обязан перейти на другой боевой корабль.
Важное значение в уставе придавалось взаимовыручке. При серьезном повреждении предписывалось защищать корабль от неприятеля, а при невозможности оставить его на плаву команда снималась, а корабль сжигался, чтобы он не был пленен неприятелем. В уставе впервые формулировалась замечательная традиция русских моряков: действовать в сражении с максимальной самоотверженностью. Кораблям категорически запрещалось самовольно выходить из боя, они должны были ни перед кем не опускать флаги, вымпелы и марсели, предписывалось в бою ни в коем случае не отдавать корабль неприятелю. Храбрость в сражении являлась основным правилом поведения экипажа.
В системе боевого воспитания большое значение придавалось личному мужеству как матросов, так и офицеров всех рангов. В уставе от командующего флотом требовалось не только указами «людей в добрый порядок приводить», но и личным примером показывать образец храбрости. Командующий обязан был сочетать требовательность и справедливость: «Ему надлежит к подчиненным быть яко отцу, пещися о их довольстве, жалобы их слушать и в оный правый суд иметь. Также дела их накрепко смотреть, добрыя похвалить и награждать, а злыя наказывать». Капитан корабля в сражении должен был первым показывать пример: «Капитан или командующий кораблем не токмо сам мужественно против неприятеля бьется, но и людей к тому словами, а паче дая образ собою побуждать, дабы мужественно бились до последней возможности, и не должен корабля неприятелю отдать ни в коем случае, под потерянием живота и чести».
Русский Морской устав закрепил основы организации флота. Лишенный догматизма, требовавший самостоятельных решений, он выгодно отличался от западноевропейских морских уставов. Это обеспечило ему большую жизнь. Устав действовал до замены парусного флота паровым».
Цитируется по: Ростунов И. И. и др. История Северной войны 1700–1721 гг. — М.: Наука, 1987. с.185-187
История в лицах
Предисловие к морскому уставу императора Петра Великого:
Божиею милостию мы, Петр Первый, Царь и Самодержец Всероссийский. И прочая, И прочая, И прочая.
Учиняя устав воинской сухопутной, ныне с помощью Божиею приступаем к морскому, которое також прежде сего начинаемо было: а имянно, при блаженной и вседостойной памяти Его Величества Государя Отца Нашего, для мореплавания на Каспийском море; но тогда чего ради тому не исполнишися, и на НАС сие бремя воля всевышнего Правителя возложить изволила, оное оставляем непостижимым судьбам его. И понеже сие дело необходимо нужное есть Государству (по оной присловице, что всякой Потентант, которой едино войско имеет, одну руку имеет, а которой и флот имеет, обе руки имеет), того ради сей воинской устав учинили, дабы всякой знал свою должность и неведением никто б не отговаривался. Которое выбрано из пяти морских регламентов и к тому довольную часть прибавили, что потребно, еже все через собственный Наш труд учинено и совершено в Санкт-Петербурге, 1720 году, Генваря в 13 день.
Спешащего тебе любезнейший читателю к осмотрению дела в книге сей заключенного о флоте Российском Регламента молим остановитися на время в преддверии и услышать от нас, как долго Россия, толе пространное, сильное и во всем изобильное Государство, не имело кораблей и искуснаго морского плавания, и не допускало оной к получению дела сего, толь полезнаго и славнаго, и каковыми судьбами премилостивый Бог в нашы время через Петра Перваго, благополучно нами царствующего, как многие иные, так и сей недостаток, прещедро исполнил. Тако бо читателю доброжелательный, познаоом прежнее наше несчастье со своими причинами и наставшее по нем благополучие с дивным Божиим смотрением, большую зажгут в тебе охоту и лучше предуготовят дух твой к познанию преизрядных правил к доброму флота управлению, в книге сей написанных.
Цитируется по: Манвелов Н. В. Обычаи и традиции Российского Императорского флота. — М.: Яуза, Эксмо, 2008
Мир в это время
В 1720 году Джонатан Свифт начинает работу над книгой «Путешествия Гулливера»
Гулливер рядом с бюстом Свифта пишет о своих путешествиях. И.Ж. Гранвиль
|
---|
«Высшей степени силы, шири и глубины сатира Свифта достигла в пользующихся всемирной известностью "Странствиях Гулливера" ("Travels of Lemuel Gulliver", 1727) — произведении художественном, несмотря на односторонность его бешеного нигилизма. Оно затрагивает и клеймит не какие-нибудь отдельные явления, а весь мир, в его порочности и бессмысленности, причем имеется в виду и английская современность. Мелочность человека, отсутствие всякого прочного и глубокого фундамента в его чувствах, гниение общества в лице его законодателей, развратных и негодных дворян, порочность лиц, стоящих во главе государства — все это и многое другое изображено в этой аллегории с такой горечью и злобой, с таким свирепым ожесточением, каких нельзя встретить ни у одного сатирика ни до Свифта, ни после него. Отчасти основательно проводит один немецкий критик параллель между "Гулливером" и "Д. Жуаном" Байрона, но еще справедливее замечает, что "Байрон — лев, а Свифт — пантера". В отношении чисто художественном, "Гулливеру" вредит переходящее за последние пределы раздражение; но этот недостаток значительно возмещается такими достоинствами, как неотразимая логика, безусловная, производящая полную иллюзию естественность и даже документальность в описаниях, необычайная оригинальность слога, который у Свифта вообще обладал страшной силой, непобедимым хладнокровием и практической действительностью, а здесь достиг высшего совершенства. Сочинения Свифта были изданы в первый раз в 1727 г. известным английским поэтом Попом»
Цитируется по: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Спб: Издательское общество Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон, 1890-1907