1634 год. 14 июня (4 июня ст.ст.) в селе Семлево на реке Поляновке Россия и Польша заключили мир, положивший конец русско-польской войне 1632-34 гг.

«Во время переговоров к послам пришла из Москвы грамота, чтоб они потребовали у польских комиссаров наряда, взятого у Шеина под Смоленском, потребовали бы этого в знак любви государской: "За то бы стояли и говорили не торопко, потому что полякам разорвать переговоров уже нельзя: ведомо государю подлинно, что турский салтан наступил на Польшу, в Польше и Литве от турского великое страхованье и король пошел назад к себе в Литву; если б государь об этом знал вовремя, то он бы им, послам, с такою уступкою на стольких городах делать не велел. Главные послы, боярин и окольничий, должны говорить сердито, а остальные унимать и покрывать гладостью и разговором, чтоб договора не разорвать и бесславными не быть же". Исполняя наказ, московские послы стали говорить комиссарам о возвращении пушек, сказали и о тех двенадцати пушках, которые король отдал Шеину, но тот не взял изменою своему государю. Комиссары отвечали, что донесут об этом королю, причем гетман литовский Радзивилл прибавил: "Вы нам говорили о двенадцати пушках, которых не взял Шеин, будто бы изменою своему государю: так вам бы такого слова не говорить и в письме не писать, потому взял весь наряд государь наш своею ратною силою, а не по чьей-нибудь измене, двенадцать же пушек, которые были Шеину отданы, он подарил мне по любви, а не по неволе, и те пушки у меня, а не у короля, и отдать их назад непригоже, потому что Шеин ими меня подарил". Польские комиссары требовали, чтоб купцам их можно было торговать в Москве и в замосковных городах, но московские послы согласились только позволить им торговать в пограничных городах: что же касается до торговли в Москве и других городах, то это дело отложили до тех пор, пока польские послы будут у царя в Москве. Уговорились - пленников всех отпустить с обеих сторон без ограничения, причем поляки не согласились на требование московских послов, чтоб не отпускать тех, которые приняли православную веру или женились в России. В образцовой докончальной грамоте, присланной из Москвы, было внесено условие, чтоб в уступленных Польше городах не трогать православия. Польские комиссары говорили об этом с великою досадою: "Какое вы в нас безверство узнали? всякий человек себя остерегает, а чужого дома строить не замышляет; у нас никакому человеку свою веру держать не запрещают, мы обещаем это под клятвою, а в докончальную запись это внести зазорно, королю и нам это будет в стыд, как будто мы разорители вер". И отказали с шумом. Образцовая грамота московская начиналась укоризнами, что поляки нарушили перемирие и т. п.; комиссары объявили, что они такой грамоты допустить не могут. "Заключен вечный мир, - говорили они, - а в начале грамоты будут укоризны! мы вас укорять не хотим, и вы нас не укоряйте". Два часа спорили об этом и наконец порешили оставить укорительные слова. Все было окончено 4 июня. На прощанье польские комиссары говорили: "Такое дело великое и славное сделалось, чего прежние государи сделать не могли; так на том бы месте, где такое великое и славное дело совершилось, где стояли шатры, для вечного воспоминанья насыпать два больших кургана и сделать на них два столпа каменных, один на московской, а другой на королевской стороне, и на тех столпах написать государские имена, также год и месяц, каким образом и посредством каких послов такое великое дело учинилось". Шереметев с товарищами не согласились на предложение, они отвечали: "В Московском государстве таких обычаев не повелось и делать этого не для чего; все сделалось волею божиею и с повеления великих государей и написано будет в посольских книгах". Шереметев дал знать об этом в Москву и получил такой ответ: "Государевы послы сделали хорошо, что у литовских послов отговаривали, потому что они начинают дело новое, и впредь литовским послам отказывать, что дело нестаточное бугры насыпать и столпы ставить, быть тому непригоже и не для чего, потому что доброе дело учинилось по божией воле, а не для столпов и бугров бездушных".

История в лицах

Письмо короля Владислава к архиепископу Гнезненскому из лагеря под Шевлевым, от 25 мая 1634 года:
Достопочтеннейший и проч. С приближением нашим к месту переговоров, Бог ниспослал свое благословение. Так как мы желаем иметь прочный мир с тем неприятелем и так как по нашей любви к любезным нашим подданным мы отказались от нашего права на Московское царство, то вчера заключен вечный мир. Bсе крепости, взятые в перемирные годы, переходят от Москвы к нам, исключая Серпейск. От этих крепостей и областей имеют отказаться на вечные времена и настоящий государь их [русских] и вся русская земля. Извещаем об этом ваше преосвященство с тем, чтобы вы передали главнейшим гг. сенаторам это известие и эту нашу заботливость о целости речи-посполитой, от которой ожидаем за это всякой благодарности. Другие условия, которыми этот мир с обеих сторон будет твердо обеспечен и которые обсуждают гг. комиссары, вы узнаете в скором времени. Оставив их здесь скреплять постановленное на бумаге и присягами, возвращаемся в королевство, куда желаем, при Божией помощи, прибыть к наступающему сейму. Желаем вам затем и проч.

Заметка. После этого поспешного отъезда короля в Варшаву русские начали было сильно и безрассудно колебаться принимать условия мира; но ксендз канцлер своею счастливою сановитостью сумел счастливо устрашить и смягчить их и добился того, что все нижеизложенные условия, приняты, как прежде было обещано [русскими]. 14 июня 1634 года.

Мир в это время

В 1634 году в ходе Тридцатилетней войны состоялась битва за Нердлинген

Обсуждение закрыто