| |
Синоп. Ночь после боя 18 ноября 1853 года. И. К. Айвазовский. 1853 год |
1853 год. 30 ноября (18 ноября ст.ст.) русский флот разгромил турецкую эскадру в Синопском сражении
«На рассвете 18(30) ноября 1853 г. русская эскадра оказалась километрах в пятнадцати от Синопского рейда. В 9 часов утра 18(30) ноября Нахимов на корабле «Мария» и рядом Новосильский на другом 120-пушечном корабле «Париж», а за ними, в двух колоннах, остальные суда пошли к Синопу.
В половине первого часа дня раздался первый залп турецких батарей против эскадры Нахимова, входившей на рейд. Корабль Нахимова шел впереди и ближе всех стал к турецкому флоту и береговым батареям. Нахимов стоял на капитанской рубке «Марии» и смотрел в подзорную трубу на развернувшийся сразу артиллерийский бой. Победа русских определилась уже спустя два часа с небольшим. Турецкая артиллерия осыпала снарядами русскую эскадру, успела причинить некоторым кораблям большие повреждения, но не потопила ни одного. А диспозиция Нахимова была исполнена в точности, и его приказы и наставления о том, как держаться в морском бою, принесли громадную пользу: корабль «Константин» оказался в опасном положении и был окружен неприятельскими судами. Тогда «Чесма» вдруг вовсе перестала отстреливаться от направленного на нее огня и направила полностью весь огонь своих орудий против особенно яростно громившего «Константина» турецкого фрегата «Навек-Бахра». Фрегат «Навек-Бахра», поражаемый огнем «Константина» и «Чесмы», взлетел на воздух — притом так, что груда его обломков и тела экипажа упали на береговую батарею, загромоздили ее и этим вывели временно из строя.
Подобное же положение, когда тоже помогло внушение Нахимова о взаимной
поддержке, повторилось спустя полчаса с кораблем «Три святителя», у
которого был перебит шпринг. Корабль беспомощно стал вращаться, и его
отнесло ветром под сильную береговую батарею, которая произвела на нем
сильные разрушения и могла его потопить. Но тут «Ростислав», сам
находясь под сильнейшим огнем, тоже сразу прекратил свои ответы на
обстрел, а весь огонь направил на ту самую турецкую батарею № 6, которая
расстреливала «Трех святителей». Не только корабль «Три святителя» был
спасен, но вся батарея № 6 была сама снесена русским огнем с лица земли.
Правда, это случилось лишь в начале четвертого часа дня и обошлось
недешево «Ростиславу»: он получил тяжелые повреждения и чуть сам не
взлетел на воздух, так как на нем возник пожар и искры подбирались к
крюйт-камере с ее запасами пороха, но удалось потушить огонь. С этой
дуэлью между «Ростиславом» и турецкой береговой батареей № 6 связано
бегство «Таифа» с места сражения.
Нужно заметить, что присутствие в составе эскадры Осман-паши двух
паровых судов очень озабочивало Нахимова, у которого в распоряжении ни
одного парохода не было, а были только парусные суда. Нахимов имел все
основания опасаться, что быстроходный 20-пушечный пароход «Таиф»,
удобоподвижный, находившийся притом под управлением не турка, а
прекрасного моряка-англичанина, может очень и очень себя проявить в
битве, где большим парусным судам поворачиваться и маневрировать не
так-то удобно и легко. Нахимов настолько считался с этим, что посвятил
пароходам Осман-паши особый (9-й) пункт своей диспозиции, отданной в его
приказе накануне боя вечером 17 ноября: «фрегатам „Кагул« и ,,Кулевчи«
во время действия оставаться под парусами для наблюдения за
неприятельскими пароходами, которые, без сомнения, вступят под пары и
будут вредить нашим судам по выбору своему».
Но это совершенно логичное и, казалось бы, безусловно правильное
предположение Нахимова не оправдалось нисколько. Случилось нечто совсем
неожиданное. Адольфус Слэд, командир «Таифа», мог сколько угодно
переименовываться в Мушавер-пашу, но он как был до своего превращения в
поклонника пророка истым бравым англичанином, а вовсе не турком, так
англичанином и остался, и служил он в турецком флоте не во славу аллаха и
Магомета, а во славу лорда Стрэтфорда-Рэдклифа. Свое пребывание в
составе эскадры Осман-паши он понимал по-своему, как всегда, без
исключений, понимали ее англичане, переходившие на турецкую службу. Если
бы, например, Новосильский или капитан Кутров, командир «Трех
святителей», или капитан Кузнецов, командир «Ростислава», или Микрюков,
командир «Чесмы», вздумали поступить среди боя так, как поступил этот
Мушавер-паша, то Нахимов без колебаний повесил бы его на рее. И если бы
Мушавер-паша был только Мушавер-пашой, а не был бы еще урожденным
Адольфусом Сладом, то, может быть, нашлась бы в свое время и для него
подходящая рея в турецком флоте.
Сделал же он следующее. Будучи превосходным, опытным командиром
(единственным в этом отношении во всей эскадре Осман-паши), Слэд уже с
самого начала битвы увидел, что турецкому флоту грозит поражение, а так
как от лорда Стрэтфорда ему было сказано наблюдать и доносить, а вовсе
не класть свою голову в борьбе за полумесяц, то, убедившись уже вскоре
после начала битвы в неминуемой и сокрушающей победе Нахимова, он,
искусно сманеврировав в самом опасном месте боя между «Ростиславом» и
береговой батареей № 6, вышел из рейда и помчался на запад, в
Константинополь, забыв, очевидно, за множеством дел уведомить об этом
внезапном бегстве своего прямого начальника Осман-пашу, которого
покинул, таким образом, в самый трудный момент. За ним вдогонку полетели
на всех парусах фрегаты «Кагул» и «Кулевчи», которые, как сказано,
именно и были предназначены Нахимовым по диспозиции для наблюдения за
«Таифом». Но им было не угнаться за превосходно управляемым быстрым
пароходом.
Слэд несколько раз менял курс, круто изменял направление, зная, как
трудно большим парусникам следовать за всеми его зигзагами. В конце
концов «Таиф» их оставил далеко позади и пропал на горизонте. Но именно
тут он чуть не погиб: его чуть-чуть не потопила эскадра Корнилова, как
раз спешившая из Севастополя на помощь Нахимову. Корнилов открыл огонь
по «Таифу». Командир Слэд стал отстреливаться и сильно повредил напавший
на него пароход «Одессу». Выведя на момент «Одессу» из боя, Слэд
помчался на всех парах дальше, держа румб на Константинополь. Корнилов
отрядил за ним два других парохода своей эскадры, «Крым» и «Херсонес»,
но они после долгой погони должны были отказаться от своей задачи.
«Таиф» прибыл в Константинополь. Эскадра Корнилова, еще подходя только к
Синопскому рейду, могла убедиться, что опоздала. Сражение шло к концу.
Можно сказать, что бой, начавшийся в половине первого, привел к полному
разгрому турок уже около трех — трех с четвертью часов дня, а от трех с
четвертью часов до четырех происходило лишь добивание остатков. Один за
другим грохотали страшные взрывы на уже искалеченных турецких судах. То
русские бомбы попадали в турецкие крюйт-камеры, то сами турки, покидая
свои суда, окончательно прибитые к берегу, перед своим бегством
поджигали пороховые камеры. Береговые батареи, уже погибая, все еще
продолжали борьбу из редких уцелевших своих орудий. Но и они в начале
5-го часа пополудни умолкли. Русская эскадра за четыре часа (с
двенадцати с половиной до четырех с четвертью часов) выпустила без
малого 17 тысяч снарядов (16 800). Стрельба нахимовских комендоров при
этом была всегда на редкость меткой.
Турецкий флот, застигнутый Нахимовым, погиб полностью — не уцелело ни
одного судна, и погиб он почти со всей своей командой. Были взорваны и
превратились в кучу окровавленных обломков четыре фрегата, один корвет и
один пароход «Эрекли», который тоже мог бы уйти, пользуясь
быстроходностью, подобно «Таифу», но на нем командовал турок, который не
последовал примеру Слэда. Были зажжены самими турками пробитые и
искалеченные другие три фрегата и один корвет. Остальные суда, помельче,
погибли тут же. Турки считали потом, что из состава экипажа погибло
около трех тысяч с лишком. В английских газетах упорно приводилась цифра
четыре тысячи».
Цитируется по: Тарле Е. В. Крымская война: в 2-х т. — М.-Л.: 1941-1944.
История в лицах
П. С. Нахимов, в приказе от 23 ноября 1853 года:
Истребление турецкого флота в Синопе эскадрою, состоящею под начальством моим, не может не оставить славной страницы в истории Черноморского флота. Изъявляю душевную мою признательность второму флагману как главному моему помощнику и который, идя передовым в своей колонне, так неустрашимо вел ее в бой. Г.г. командирам кораблей и фрегатов за хладнокровное и точное постановление своих судов по данной диспозиции во время сильного неприятельского огня, равно и за непоколебимую их храбрость в продолжение самого дела, обращаюсь с признательностью к офицерам за неустрашимое и точное исполнение их своего долга, благодарю команды, которые дрались, как львы
Цитируется по: Боевая летопись русского флота: Хроника важнейших событий военной истории русского флота с IX в. по 1917 г. — М.: Воениздат МВС СССР, 1948. с.225-226
Мир в это время
| |
Императрица Евгения. Ф.К.Винтерхальтер. 1853 год |
«(Eugénie-Marie do Montijo) — бывшая французская императрица, родившаяся в 1826 году, дочь испанского графа Мануэля-Фернанда де Монтихо, герцога Пенеранда из древнего рода Порто-Карреро, переселившегося в XIV в. из Генуи в Эстрамадуру. Воспитывалась частью во Франции, частью в Англии и большую часть юности провела с матерью в путешествиях под именем графини Теба. Ее появление на празднествах принца-президента второй французской республики (1851) привлекло всеобщее внимание. После восстановления империи Наполеон III, тщетно искавший союза с принцессой из какой-либо европейской династии, остановил свой выбор на графине Теба (1852). В 1856 г. от этого брака родился сын, который получил имя Наполеона и титул императорского принца (prince imp é rial). В время похода Наполеона III в Италию (1859) и путешествия его в Алжир (1865) императрица управляла государством. Законодательница мод, устроительница придворных празднеств, императрица Евгения старалась влиять на политику своего мужа в духе клерикальном и воинственном. Одною из главнейших причин франко-прусской войны 1870 г. признается обыкновенно вмешательство Евгении, рассчитывавшей на военную славу как на средство укрепить колеблющуюся династию. С началом войны она получила регентство, но уже 4 сентября 1870 г. принуждена была покинуть Тюльери и бежать в Англию, где она живет до настоящего времени под именем графини Пьерфон. В 1880 г. Евгения посетила место смерти своего сына, павшего в войне англичан с зулусами в Южной Африке. Пишет свои "Мемуары", которые должны появиться после ее смерти».
Цитируется по: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Спб: Издательское общество Ф. А. Брокгауз — И. А. Ефрон, 1890-1907