Мне трудно согласиться с нашей государственной политикой в этом вопросе. По-моему, обучение русских ребят математике или, например, химии на эстонском едва ли заметно улучшит их владение эстонским языком, зато вполне может снизить знание самих предметов.

Конечно, положительный или отрицательный эффект от обучения на неродном языке зависит от многих обстоятельств. В некоторых местах, где дети выросли в частично эстоноязычной среде и более или менее владеют эстонским языком, перевод части предметов на эстонский язык действительно может помочь лучше интегрироваться в эстонское общество. Но там, где такой среды почти нет или нет вовсе, результатом обязательных эстоноязычных уроков может стать падение общего уровня образования. И качества эстонского, кстати, тоже, так как нередко сами учителя-предметники – не эстонцы, и по-эстонски говорят не совсем свободно.

Искупление грехов в современной резервации

В принципе я не против частичного эстоноязычного обучения в русских школах. Однако я против того, как это делается. Реформа вводится в приказном порядке, желания и опасения значительной части русскоязычных учеников и их родителей игнорируются. Авторитарность нашей политики в отношении русскоязычного меньшинства объясняется и оправдывается аксиоматической идеей преемственности первой, оккупированной и аннексированной Советским Союзом Эстонской Республики.

В результате такого подхода нынешнее поколение русских, не принимавшее никакого участия в злодеяниях советского режима, как будто должно искупить грехи своих бывших правителей и предков, среди которых было немало людей, являвшихся, по сути, беженцами из разоренных войной и коллективизацией областей России или Белоруссии. Это искупление грехов требует от неэстонцев радикального пересмотра ценностей, принятия «эстонского» взгляда на историю и даже на жизнь. В том числе, признания того, что первоочередной задачей, то есть смыслом существования Эстонской Республики является «сохранение на века эстонской нации, языка и культуры». То есть Эстония признается некой резервацией эстонского народа, находящегося под угрозой исчезновения. Странноватый пункт для конституции страны-члена НАТО и Евросоюза.

Для успешного усвоения языка необходима и мотивация. Ее отсутствие или, что еще хуже, негативная мотивация сводит к нулю усилия учителей и плюсы самых современных пособий. Мы ведь знаем, к каким плачевным результатам привела политика внедрения русского языка как «второго родного» в Эстонии. Нередко люди, обучавшиеся русскому 11 лет, не владеют им даже на элементарном уровне. Наглядный пример того, что принуждение в образовании может иметь обратные желаемым результаты.

Какой может быть мотивация учить эстонский язык среди русской молодежи? Вряд ли это горячее желание содействовать сохранению эстонской нации и эстонского языка. Или понимание того, что присутствие в Эстонии плохо или не владеющих государственным языком неэстонцев в каком-то смысле несправедливо или даже неприлично: как мы знаем, человек очень изобретателен в поисках оправдания своим действиям и убеждениям. Мотивацией не может быть и верноподданническое отношение к приказу с Тоомпеа перейти на преподавание 60, 50 или 40 процентов дисциплин на эстонском языке.

Язык или фамилия

Для большинства здешних неэстонцев главной мотивацией усвоения эстонского языка может быть только конкретная польза от владения им. На первый взгляд, тут все ясно: владение эстонским дает человеку значительные преимущества на рынке труда. Однако оказывается, что это не совсем так. Наши исследователи, в том числе и мой сын, экономист Отт Тоомет, выяснили, что среди владеющих эстонским языком наши работодатели явно предпочитают людей с эстонскими фамилиями.

Владение эстонским не имеет значительного эффекта для мужчин, хотя дает некоторые преимущества женщинам – по-видимому, из-за того, что многие из них работают в сфере обслуживания. Этим объясняется то, что эта сфера у нас более интегрирована, чем другие области экономики. Высокие, порой необоснованно, требования к владению языком (должен ли преподаватель русского языка в русской школе знать эстонский на уровне В2?) чинят препятствия русским людям, желающим работать в государственном и муниципальном секторах. В результате в некоторых местах может даже усилиться сегрегация по национальному признаку: в Эстонии немало «русских» предприятий и фирм.

К обоюдной пользе

Все эти факты указывают на то, что проблема языка в образовании связана с другими проблемами нынешней Эстонии – социальными и даже экономическими. Я убежден, что тут мы пошли по неверному пути. Попытки эстонизации русскоязычного населения в приказном порядке не оправданны. Следует отказаться от взятых с потолка процентов и взять на вооружение более гибкие методы – прежде всего, переход на преподавание на эстонском языке в зависимости от желания родителей и наличия квалифицированных учителей. А таких учителей надо готовить специально, предоставляя им определенные льготы и убеждая студентов идти работать в русские школы. Будущим учителям, помимо отличных знаний по специальности, необходимо также доскональное владение эстонским и русским языками. При наличии таких педагогов и желания родителей можно перейти на эстоноязычное обучение хоть на 90 или 100 процентов.

По-моему, следовало бы кое-что изменить и в нашей языковой политике вообще – прежде всего, покончить с бессмысленными бюрократическими придирками к знанию и употреблению языка там, где подавляющее большинство населения составляют русскоязычные – например, в Нарве или Силламяэ. Ведь, в конце концов, важнее иметь представительские органы местной власти и служащих, способных общаться с людьми и обсуждать насущные проблемы на том языке, который является основным средством их общения.

Думаю, для эстонского государства важнее, чтобы депутаты в Силламяэ обсуждали уборку снега или состояние уличного освещения по сути, чем тот факт, делается это на эстонском, русском или на идише. Как лингвист, думаю, что лучшее владение эстонцами русским языком и придание ему какого-то официального статуса может иметь положительное влияние и на эстонский язык, ныне стремительно превращающийся в некий диалект английского.

Я не особенно верю в то, что мои мысли найдут серьезный отклик на Тоомпеа или в Кадриорге, но боюсь, нынешняя языковая политика рано или поздно может привести к очень неприятным последствиям для страны в целом.