Политической воли признаться, что Эстония целенаправленно и неуклонно взяла курс на сворачивание иноязычного образования на всех уровнях, не хватает ни у кого. Отговорки типа «повышение конкурентоспособности» и «сплочение гражданского общества» придуманы для простаков.

Школы с русским языком обучения загнаны в тупик и ежегодно теряют как педагогические кадры, так и учеников. Первые стремительно стареют и почти не обновляются, вторые все чаще выбирают образование на государственном языке. Толком не подготовленный форсированный перевод гимназических классов на эстонский язык преподавания превращает учебу, по крайней мере в старших классах, в естественный отбор. Отбор жесткий и беспощадный.

Я не открою секрета, если скажу, что количество мотивированных на успешную учебу учеников от класса к классу уменьшается. В десятых-двенадцатых, пожалуй, не более четверти учеников готово «грызть гранит науки» в любых условиях. И язык преподавания для них не является принципиальным пунктом, а лишь одним из барьеров, требующим преодоления.

В этой связи меня, как педагога, больше интересуют оставшиеся три четверти. Вероятность того, что им не захочется преодолевать навязываемый им языковой барьер, очень высока. Какое образование получат они? И где они смогут его применить?

Окончив основную школу, русские выпускники практически не имеют выбора: либо скудный выбор рабочих профессий в «профтехе», либо 10-й класс, либо прекращение учебы. В эстонские группы колледжей и техникумов бывших девятиклассников русских школ брать не хотят, потому что ни у кого нет желания возиться с теми, кто язык будущего обучения знает где-то на уровне В1. По этой причине подавляющее большинство выбирает гимназию и тайм-аут еще на три года. Этим обстоятельством, кстати, в основном, и объясняется некоторое отставание русских гимназий по экзаменационным показателям: в них слишком много «балласта».

Принятый недавно новый закон о школе, между прочим, только обострил эту проблему, поскольку поставил перед большинством  русских школ практически невыполнимую задачу. И нет сомнений в том, что первыми под удар попадут провинциальные гимназии, которые при всем желании не смогут предложить три образовательных направления своим ученикам: им просто не хватит ресурсов – ни кадровых, ни финансовых.

«Вторым эшелоном» пойдут русские гимназии, которые, по новому закону, и иноязычными уже считаться не смогут (в законе оговорено: если не менее 60% курсов ведется на государственном языке, то гимназия уже считается эстоноязычной – вытекающие последствия из этой формулировки предугадать сможет даже школьник).

Все основные школы (1-9 класс) и гимназии (10-12 класс) будут неминуемо разделены – это лишь вопрос времени. Так что отмененный под давлением директорского корпуса пункт, требовавший обязательного «развода», будет восстановлен де-факто. Здесь, конечно, основная проблема в том, что никто не хочет делать резких движений: объявив об изменении статуса – с гимназии на основную школу – учебное заведение рискует потерять учеников. Муниципалитеты, в свою очередь, желали бы все сделать руками самих школ, чтобы не брать на себя ответственность за реорганизацию школьной сети. Предпринятые за последние пару лет попытки закрыть гимназические ступени в некоторых школах, натолкнулись на мощное противостояние общественности, часто подогреваемой оппозиционерами. Эти эмоциональные и трагические спектакли можно было бы объединить под общим названием: «Никто не хотел уступать».

Возвращаясь к русским школам, можно сказать, что, как ни парадоксально, именно разделение может стать спасением иноязычного образования – хотя бы основного. Ведь оттягивание решения вопроса о ходатайстве десяти гимназий, в которых они просят сохранить русский как основной язык обучения, четко показывает, что правительство Эстонской республики не хочет выдавать такого разрешения – и такое право у него есть. И насущной необходимостью становится введение требования по владению государственным языком выпускниками основной школы: не ниже С1.

Разумеется, для этого придется пересматривать методику преподавания эстонского языка как неродного. При поиске новых методик не стоит ограничиваться исключительно желанием перевести на эстонский язык преподавания как можно больше предметов. Тем более, что эффективность такого формата в усвоении предметов еще никто не сумел доказать.

Поэтому, как ни печально, русские школы могут спасти только сами русские, но для этого нужно садиться за стол переговоров всем директорам и попечительским советам русских школ. Это – самый безболезненный путь из тех, которые могли бы быть. В противном случае школы с русским языком обучения уйдут одна за другой в небытие тихо и бесславно.

Есть еще один вариант, но он еще более иллюзорный. Кстати, косвенно о нем говорил господин Аавиксоо, имея в виду Немецкую гимназию – это соглашение на межгосударственном уровне о создании Русского лицея. Здесь не хватает заинтересованности России. Само руководство РФ вряд ли выступит с подобной инициативой, но ничто не мешает эту идею озвучить нам. Те же «соотечественники» могли бы на некоторое время отвлечься от внутренней грызни и, что называется, начать «продавливать» этот вопрос в российских структурах. Но деятельность эстонских российских соотечественников настолько непрозрачна, что о своих ближайших планах не знают, пожалуй, даже их лидеры.

Поэтому считать русскую школу неким «нарывом на теле» эстонского государства было бы не совсем правильно. Скорее, с ней, как и с большинством иноязычных жителей, республика не хочет разговаривать на равных. А значит, коматозное состояние русского образования продлится еще около семи-десяти лет. Но выйти из комы без посторонней помощи могут только люди, обладающие паранормальными качествами. Пока же большинство из нас предпочитает  наблюдать за процессом, некоторые – с повышенным интересом.