Мало того, эта «истина» не требует никаких доказательств и все то, что вы прочтете далее, уже будет попыткой заставить вас усомниться в аксиоме.
Если оставить в стороне эмоции, а перейти к перечислению отдельных фактов, то ситуация мне кажется действительно безрадостной. Попытаюсь дать собственный комментарий по поводу основополагающих моментов.

УЧИТЕЛЯ

Преподаватели школ являются «мотором» образовательного процесса. Однако профессиональную деятельность значительной части тех, кто «сеет разумное, доброе, вечное» в иноязычных учебных заведениях, заметно осложняет обладание небезызвестными предписаниями языковых инспекторов. Мне трудно сказать, как много по стране педагогов, получивших этот «волчий билет». Думаю, если брать по среднему, то процентов тридцать – то есть, треть.

Тяжелое чувство обладания вышеупомянутым документом практически не знакомо учителям эстоноязычных школ: позволю себе напомнить, что в лихое советское время знание «великого и могучего» преподавателями национальных школ никак не регламентировалось. Не знакома им и насущная необходимость заниматься постоянными переводами на родной язык книг с методологическими разработками, циркуляров министерства и департаментов образования, положений о предметных олимпиадах и многочисленных предметных проектах.

Здесь мне начнут возражать, что именно для этого русский учитель и должен постоянно совершенствовать свой эстонский. А я и не спорю, но подчеркиваю: на этот перевод, как бы хорошо учитель не владел эстонским, уходит много времени. Личного и не оплачиваемого времени. В республике выпускается немало литературы и электронных пособий в помощь учителю, но практически все это доступно лишь на эстонском языке. В комплект всевозможных пособий входят тесты, проверочные и контрольные работы – все, как правило, на эстонском. Но в той же основной школе ученики совершенно не обязаны владеть государственным языком на таком уровне, чтобы успевать не только выполнять задания, но и корректно их переводить. Зачастую этими переводами приходится заниматься учителю, чтобы не тратить время урока на перевод. Это – вновь колоссальное количество времени – вновь личного и не оплачиваемого.

Конечно, всего в нескольких сотнях километров от нас есть Россия, где вспомогательных учительских материалов на русском языке выпускается в разы больше. Но практически все, выпущенное там, может быть использовано на уроках в русской школе Эстонии после значительной адаптации к местным реалиям. Учебные программы РФ, под которые подстроены эти материалы, с каждым годом имеют с нашими программами все меньше общего. А значит, на адаптацию методологических находок российской педагогической науки приходится тратить столько же времени, сколько на перевод с эстонского на русский.

Курсы повышения квалификации, которые предлагаются учителям Эстонии, как правило, проходят на эстонском языке. Точнее, спектр предложений по обучению на государственном языке на порядок шире и разнообразнее. С одной стороны, постичь содержание обучения вполне возможно, если у педагога есть уровень владения языком не ниже B2. Но иногда в качестве «обратной связи» от преподавателей – слушателей таких курсов – требуют выполнения самостоятельной письменной работы, которую весьма неохотно разрешают делать на русском. А это – снова время!  

Изучение эстонского языка русскими учителями превратилось в перманентный процесс, результат которого никого особо не радует. Если даже не учитывать стоимость курсов, то все равно придется согласиться: сил и времени на изучение языка у педагогов после интенсивного рабочего дня не остается. А требования к уровню владения постоянно повышаются. Поэтому для большинства из них изучение эстонского проходит формально – это понимают и организаторы курсов. Парадокс в том, что языковые школы заинтересованы в том, чтобы их клиенты стали для них постоянными. Я не хочу сказать, что преподаватели курсов эстонского языка стараются «не доучить» своих воспитанников. Дело в том, что они также слабо мотивированы на эффективную работу.

Учителя русских школ уже давно получили от государства своеобразный «мессидж»: хорош только тот учитель, который готов в любую минуту перейти на эстонский язык преподавания. Ко всем остальным навыкам преподавателя отношение благосклонное, но уже без пиетета.

УРОКИ И ГОСЭКЗАМЕНЫ

Если не предвзято посмотреть на таблицу «успеваемости» гимназистов по государственным экзаменам, то нельзя сказать, что русские школы безнадежно отстали. И вообще подходить к этому рейтингу, как в старом анекдоте о «средней температуре по больнице», пожалуй, не стоит. Есть проблема в том, что выбирают русские гимназисты предметы зачастую «методом тыка», поскольку не всегда четко видят свое будущее (это наше неизбывное желание «проскочить на авось»!). 

С другой стороны, русские школы и гимназии – в частности, не имеют того пространства для маневра, которое имеют школы с эстонским языком обучения. Вполне логично было бы «налечь» на предмет, который выпускник выбрал в качестве «госа». Однако сетка максимальной нагрузки учеников и перечень обязательных предметов не позволяет особо углубленно изучать отдельные предметы еще и из-за необходимости изучать государственный язык. То есть, необходимость его изучения никто не оспаривает, но инструкции категорически не позволяют увеличить нагрузку по другим предметам. Нелишне здесь напомнить о диктуемой законом необходимости в гимназиях свести к минимуму преподавание на русском языке. Я уверен, что с тремя-четырьмя дополнительными часами по математике, английскому или еще какому-нибудь иностранному языку русские школьники вполне справились бы, но им приходится постигать их на курсах и в языковых школах за дополнительную плату (в отличие их сверстников в эстонских школах).

Выскажу еще одну крамольную мысль: искусство, музыка и физкультура вполне могли бы в гимназических классах быть выведены в категорию «предмет по выбору». И не потому, что от них мало толку – для многих учеников они превращаются в малополезное времяпрепровождение. Вообще, требование по предметно-программной специализации гимназий имеет свои «плюсы» и «минусы» одновременно. Особо тяжело «потянуть» его малокомплектным гимназиям. Фактически министерство образования и науки, не добившись обязательного разделения основной школы и гимназии (в первоначальном варианте закона о школе, им было не позволено находиться даже в одном здании), всеми доступными способами подталкивает школы, где есть 10-12 классы,  к отделению и превращению в собственно гимназии. Я продолжаю считать, что это – объективное веление времени, но как раз здесь требуется четкая координация со стороны департаментов образования: в одиночку школам в этом направлении очень сложно действовать.

Придется вновь отдельно остановиться на преподавании части предметов на эстонском языке. Главная проблема в том, что никто из чиновников не поднимает вопрос о качестве образования. Никто не проводит никаких исследований, не анализирует ситуацию, а лишь диктует сроки: к какой дате, что нужно сделать. Мне очень сильно это напоминает советскую кампанию середины прошлого века по массовому засеву кукурузы: и тогда было достаточно энтузиастов, готовых сеять теплолюбивый злак даже за полярным кругом. Так же и с переходом на эстонский язык преподавания: недавнее заявление министра образования ЭР о необходимости скорейшего завершения перехода еще и потому, что будет неудобно перед флагманами процесса, мне кажется нелепым.

Противоречивым выглядит и призыв Тыниса Лукаса, с одной стороны,  не политизировать процесс «перехода», а с другой – его же безапелляционное утверждение, что решение об этом было политическим – и именно поэтому обсуждению не подлежит. И, если уж зашла об этом речь, то ответственность за неготовность многих русских школ к реализации этой политической воли должны в равной степени нести и чиновники минобра, и руководители школ.

Продолжение следует...

rus.err.ee