ИСТОРИЯ

А.Вильборг и Р.Голике

	А.Бенуа. Игра

Наиболее авторитетные исследователи текста отмечают смысловую многоплановость литературной композиции «Пиковой дамы», притом, что в ее основе лежит, как говорили во времена Пушкина анекдот о графине Наталье Петровне Голициной, которая выручила проигравшегося в карты внука, назвав ему три верные карты, назначенные ей некогда в Париже графом Сен-Жерменом. Внук поставил на три карты и отыгрался. «Дальнейшее развитие повести все вымышлено», — читаем в комментариях, да так ли это?

Повторимся, повесть многоплановая, но первое, что бросается в глаза — отсутствие имен у ключевых персонажей. Нет имени у конногвардейца Нарумова, игроков Сурина, Чаплицкого и Чекалинского, а также у главного персонажа повести — Германна. (Ау, любители писать Таллин с одним «н» по правилам русского языка!) Словно спохватившись, Пушкин наделяет именем игрока Томского. Однако нужно быть внимательным читателем, чтобы сходу соединить имя князя Павла Александровича с фамилией Томский. У старухи графини Анны Федотовны и ее воспитанницы Лизаветы Ивановны есть имена, но нет фамилий.

Это тем более странно, что Нарумов и Сурин упомянуты в завязке повести, а славный Чекалинский — ключевая фигура в развязке. Не менее странно и то обстоятельство, что Лизавета Ивановна в сохранившемся наброске повести имеет полное имя — Шарлота Миллер, четвертая дочь обрусевшего немца, обанкротившегося купца второй гильдии. Герман (в наброске это пока еще имя героя и пишется оно с одним «н») живет с Шарлотой в одном дворе. «И скоро они полюбили друг друга, как только немцы могут еще любить в наше время», — замечает Пушкин. В третьем сохранившемся наброске повести Чекалинский, видимо, приняв первую весьма крупную ставку Германна, интересуется у Нарумова, как зовут его приятеля.

Объяснения феномену безымянства в «Пиковой даме», т.е. непонятке номер один — нет ни у одного из комментаторов. У меня, его тоже нет.

Во что играют у конногвардейца Нарумова, объяснять современникам Пушкина не было нужды. Для современного читателя сделаем исключение. За столом у Нарумова играют в фаро или фараон. Другие названия игры — штосс, если играют двое, или банк (банк-стол, банчок) если играют несколько человек. Чекалинский и Германн в финале повести играют вдвоем, следовательно, они играют в штосс.

А.Бенуа. Герман и графиня

Из распространенных в XIX веке коммерческих игр штосс — наиболее тупая. В ней от игрока, если, конечно, он не шулер, не требуется ни умения, ни умственного напряжения. Играют двумя колодами, причем в приличном обществе, чтобы исключить неожиданности, в игре используют только новые колоды. Чекалинский и Герман играют новыми колодами.

Технически игра выглядит так: игрок (понтер, отсюда понтировать и фразеологизм «кидать понты») и банкомет вскрывают две колоды. Игрок вынимает из своей колоды заветную карту и кладет ее перед собой рубашкой вверх. Карта накрывается ставкой — живыми деньгами или векселями, или же размер ставки пишется мелом на столе. По традиции игрок подрезает картой колоду банкомета и после этого он не вправе уже изменить свою карту — игра началась.

В классическом варианте все может решиться уже по первым двум картам. Банкомет переворачивает свою колоду рисунком вверх и сдвигает верхнюю карту — «лоб» — вправо, обнажая следующую за ней карту — «сонник». Понтер показывает свою карту. Если «лоб» совпадает по достоинству с картой понтера (масть значения не имеет), то выиграл банкомет, если совпадение в «соннике», то выиграл понтер. Если совпадений нет, то игра продолжается. В описании игры Чекалинского и Германна эта деталь отсутствует. Заветную карту Герман вскрывает только после того, как она выпадает налево.

Карта за картой колода разделяется на две кучки — вправо кладутся карты банкомета, влево — карты понтера (отсюда фразеологизм «ходить налево»). Если карта понтера выпадает налево — он выиграл, если направо — проиграл. Во время игры понтер может увеличить ставку, загнув угол карты («пароли пе») и таким образом утроить свой выигрыш в случае удачи. Естественно, что по окончании игры колода с мечеными картами вторично использована быть уже не может.

	А.Бенуа. Графиня

Когда Германн решается на игру, то он вымогает у старой графини заветные три карты Сен-Жермена, но Анна Федотовна под дулом пистолета с испугу умирает. С этого момента в повести начинаются чудеса. Лизавета Ивановна при известии о смерти графини немедленно вспоминает слова Томского о Германне: «у этого человека, по крайней мере, три злодейства на душе». Если принять обман Лизаветы Ивановны за первое злодейство, а смерть графини за второе, то о третьем злодействе автор попросту умалчивает.

Германн, не чувствуя раскаяния за свой поступок, тем не менее вину свою сознает. Замечание Пушкина: «Имея мало истинной Веры, он имел множество предрассудков». Имея предрассудки, Германн идет просить прощения у мертвой графини. Графиня из гроба, прищуривая глаз, насмешливо глядит на склонившегося над ней Германна — он, хотя и не убийца, но все же причина ее смерти. И вот вам непонятка номер два: взгляд графини виден только Германну. Обстоятельство это — видение — обыкновенно связывают с болезненным состоянием самого Германна, хотя внезапный прищур может быть объяснен посмертным сокращением мышц лица, вызванных температурным режимом в соборе.

После прощания с графиней в надежде заглушить волнение Германн напивается в трактире, но тщетно — вино лишь горячит воображение. Дома он крепко засыпает и просыпается уже совершенно спокойным. На часах без четверти три. Внезапно заявляется покойная графиня. И вот вам непонятка номер три — Германн, накануне при свете дня бурно отреагировавший всего-то на легкий прищур покойницы, теперь встречает ее среди ночи без страха, правда потом он долго не может опомниться, но это уже потом. Удивления достойна речь графини:

— Я пришла к тебе против своей воли, — сказала она твердым голосом, — но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, — но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил, и чтоб всю жизнь уже после не играл.

Оказывается у покойной графини поручение к Германну! Но и в чужую волю она пытается твердым голосом вставить свое условие:

— Прощаю тебе мою смерть, с тем, чтоб ты женился на моей воспитаннице Лизавете Ивановне…

И эту часть повести — видение старухи покойницы — обыкновенно объясняют возбужденным состоянием Германна и или даже его глубоким сном под воздействием алкоголя, но меня всегда смущало это пушкинское многоточие. В набросках к повести Пушкин употребляет латинское et cetera. Например: «В одном из etc» или «Герман был твердо etc». И вдруг многоточие, как бы подразумевающее, что было сказано что-то еще, чего Германн о своем видении не записал. Возможно, он опустил в записи свой договор с тем, кто послал старуху — с дьяволом.

Принято думать, что автор является полновластным хозяином своим персонажам и может заставить их делать все, что угодно. Наверное, это справедливо по отношению к современным авторам ужастиков, но Пушкин-то не таков! Герой, которого он оживил силой своего воображения, начинает жить жизнью, неподконтрольной автору. И не всякого героя можно заставить сделать все что угодно. Вот и Германн, когда садится за стол, чтобы записать свое видение, — зачем бы это? — действует вполне самостоятельно, как бы помимо воли автора. Германнн записывает свое видение, но что станется впоследствии с этой записью читатель так и не узнает. Но зачем-то ведь он его записал? Запись видения и его дальнейшая судьба  — это непонятка номер четыре.

Сорок семь тысяч рублей поставленных Германном на тройку — деньги отнюдь немалые по пушкинским временам. Сравните со ставками в «Игроках» Гоголя, сделав соответствующую поправку на гротеск пьесы, а еще лучше сравните с ценой мертвых душ, которые скупает Чичиков. Сорок семь тысяч Германа, поставленных на кон, — это целое состояние!

А.Бенуа. Дама пик

С тройкой и семеркой проблем нет, а вот с тузом выходит промашка. Ставку на тройку Чекалинский принимает ласково. Выигравшая семерка смущает его. В третий раз Чекалинский бледен уже заранее, он насилу улыбается, и руки его дрожат, когда он начинает метать карты. Направо легла дама, налево туз. «Туз выиграл!» — объявляет Герман и предъявляет… пиковую даму, не понимая, как он мог обдернуться. И тут самое время разобраться в том, что же произошло.

Обдернуться Германн не мог — в этом заключается основная непонятка. Он, и это, несомненно, хладнокровно вынимает из своей колоды туза. Если бы он обдернулся и вынул из своей колоды две карты — вместе с тузом еще и пиковую даму, прилипшую к его рубашке, то был бы немедленно схвачен за руку другими игроками, внимательно наблюдающими за игрой. Скорее всего, он был бы бит еще до начала прокидки и как шулер с позором изгнан из общества. Если бы он все же обдернулся и случайно вынул из колоды две карты, оставшиеся незамеченными для игроков, то поднятая дама оставила бы на столе туза, и вновь быть Германну биту. Значит, все-таки это была одна карта — туз.

Рассмотрим еще один возможный вариант, а именно шулерский прием втирания (отсюда фразеологизм «втирать очки»). Но прием этот никогда не применялся по отношению к картинкам. Нарисовать на даме туза, которого можно «случайно» втереть в сукно, нереально. Можно, например, сделать из тройки четверку. Если у шулера выпадает четверка, он предъявляет фальшивую четверку, а если выпадает тройка, незаметно стирает карту о сукно и — вуаля! — в руках снова тройка. Для исполнения трюка нужна определенная ловкость рук, которая достигается постоянными упражнениями. Однако Германн, отнюдь не шулер!

Можно, конечно, попытаться разобрать значение трех карт в сочетании — тройка, семерка, туз. Во времена Пушкина для гадания на картах использовалась система француженки Марии Ленорман, как говорят предсказавшей Наполеону неудачный поход в Россию и одинокую смерть в ссылке. Однако, не зная сочетания назначенных и выпавших мастей, рассуждение будет иметь мало смысла.

В сухом остатке мы как будто имеем дело с предсказанием в виде программы — три карты, которые следует разыграть по одной ставке в день при условии затем уже не играть никогда. Типично дьявольские штучки! Вот и Бенуа не удержался от того, чтобы не изобразить чертей за спиной Чекалинского.

Получив на руки 188 тысяч рублей с выигрышей на тройке и семерке — внушительное состояние! — Германн вполне мог бы остановиться и более не рисковать, но он продолжает тупо исполнять программу, объявленную ему покойной графиней, причем против ее воли. Вот самое время, когда следует вспомнить о таинственном многоточии. Когда Германн играет в третий раз, программа уже дала сбой, но из-за многоточия мы никогда не узнаем, в каком именно месте он произошел.

Получается, что пушкинский анекдот значительнее своего обрамления — многоплановой литературной композиции. Предположим теперь, что роковой сбой в программе произошел в тот момент, когда покорная чужой — дьявольской воле графиня вставила в программу свои три копейки — условие жениться на Лизавете Ивановне. И, если это действительно так, то вслед за автором «Пиковой дамы» я бью в ладоши и восклицаю: «ай да Пушкин! ай да сукин сын!»

Михаил ПЕТРОВ

Обсуждение закрыто