![]() |
|
«Все в прошлом» Автор: Максимов Василий Максимович |
«Все в прошлом» Автор: Максимов Василий Максимович
Размер: 72 х 93 см. Техника: Холст, масло. Время создания: 1889.
Местонахождение: Государственная Третьяковская галерея
Брали с собой в дорогу замороженные щи, а на станциях, где кормили лошадей или ночевали, обрубали часть замороженной массы и разогревали в крестьянской печи.
Тогда не видать было бархатных ковров, причудливой мебели, возобновляемой при каждой перемене моды, ни воздушных звонков, ни электрического освещения . Не тратились целые состояния на платья от Pulchérie и Ворта. Парчовые роброны наших прабабушек переходили из рода в род вместе с их кружевами, жемчугом, бриллиантами и полновесной серебряной посудой. Являлись на ассамблеи в одних и тех же платьях и не боялись, что, надев платье два раза сряду, услышат из уст знатной особы убийствѳнные для светской женщины слова: «Votre toillette n'est plus fraiche!»
Вместо электрического или газового освещения, у нас в детских горели
сальные свечи, с которых нагоревший фитиль мы снимали щипцами; учились
мы при этих сальных свечах лучше и выходили грамотнее теперешних
светских женщин. Не говорю об исключениях. Мои родители получали
ежѳгодного дохода около двадцати тысяч рублей ассигнациями. Жили они
достаточными людьми, т. е. мы, дети, и все служащие при доме были сыты,
одеты, обуты прилично, по времени года тепло или легко, ни в чем не
нуждались; тем же довольством пользовались и семьи нашей прислуги.
Родные мои не копили капиталов; но у них никогда, до самой их кончины,
не было ни гроша долга. Они помогали всем тем, кто у них просил взаймы
денег и не брали, конечно, никогда за эти ссуженные деньги никаких
процентов. Никогда не слыхала я от них того, что везде слышу теперь,
даже от самых богатых людей, т. е. жалоб на недостаток денег; никогда не
завидовали они тем, кто был богаче их, и из тщеславия не тянулись ни за
кем. Пиров и званых парадных обедов родные мои не давали, а приедет кто
откушать — милости просим! Матушка, проведшая молодость в высшем
светском кругу, вышедши замуж и сделавшись матерью, бросила все
знакомства, никуда никогда не ездила в гости, кроме ближайших родных в
городе, а в деревне за десяток визитов платила соседям — одним утренним
визитом. Одевалась она, красивая женщина, очень просто, хотя со вкусом;
нас, детей, также не приучала к нарядам и роскоши.
По зимам жили мы в Москве, квартиру нанимали всегда просторную, теплую,
но меблировка ее была самая простая и скромная. На учителей же наших не
жалели издержек. С самого начала брали лучших, что тогда значило самых
дорогих, дабы первое основание всякой науки или искусства клалось
прочное, и в последствии ломки никакой бы не требовалось. Обучались мы,
кроме родного языка, чѳтырем живым иностранным, а я со старшим братом и
Латинскому, музыке и рисованью.
Лето и раннюю осень проводили мы в деревне; в Октябре или начале Ноября
переселялись в Москву, куда ездили в своих экипажах и на своих лошадях.
Путѳшествие наше из степной деревни в Москву продолжалось от 5-ти до
6-ти суток; но мы, дети, этим не скучали, находя развлечение в каждой
безделице. Если ехали зимой, по санному пути, брали с собой повара,
который, заранее, дома, заготовлял всякую дорожную съестную провизию, а
главное — замороженные щи, в которых обыкновенно варилась кислая
капуста, клалась говядина, баранина, гуси, утки, индейки, куры; потом
все это вместе замораживалось, а на станциях, т. е. в деревнях, где
кормили лошадей днем или где ночевали, обрубали часть замороженной
массы, разогревали в крестьянской печи: каждый из нас выбирал себе из
щей кусок мяса по вкусу. И как вкусны были эти щи! Пекли дома, на
дорогу, пироги, разные пирожки, приготовляли разную жареную птицу,
вяленых зайцев, поросят и проч., которых также разогревали на стоянках.
Мы, дети, всем этим лакомились, а чтобы коротать время, брали с собой
книг, для меньших — карты, чтоб играть в дурачки или мельники; тут же на
станции, делали из соломы бирюльки. Мы, девочки, брали с собою
какую-нибудь работу, вышиванье. Но, ввалившись в курную избу на
обеденный постой или на ночлег, первою нашей заботой было устройство, по
возможности, покойного, на скамейке, ложа для матери, которая была
слабого здоровья, а там для нашей гувернантки; сами помещались, как Бог
даст, на полу, на соломе, прикрытой коврами или на лавке. Лет десяти я,
не раздеваясь, проспала богатырским сном всю ночь, на голом полу, а под
головой была свернутая в комок моя суконная кофточка.
В Москву привозили на зиму из степной деревни разную провизию для нас,
для прислуги и на корм лошадям, которых в городе держали шесть. Возили,
на время нашего прожития в столице, из степной деревни: овес, муку
ржаную, крупу гречневую, масло коровье, птицу битую замороженную; из
подмосковной: дрова, сено, сушѳных грибов и разную мебель, как-то
кровати, тюфяки и проч. Вся эта мебель, при отъезде нашѳм в деревню,
увозилась обратно в подмосковную на крестьянских подмосковных подводах,
или, если мы уезжали в Марте, последним зимним путем, то отправлялась
частью в степную деревню с обратными степными подводами, привозившими
хлеб на Болото. Помню, как прибыли раз сто подвод, порожними, поднимать
наш домашний скарб. Этими подводами пользовалась наша прислуга для
отправки своих вещей, а иногда и кой-какого бакалейного товара, который в
деревне сбывали с барышом и тем составляли себе небольшие капиталы. С
этим же степным обозом отправлялась в деревню провизия, закупленная в
городе на все летнѳе время, как-то: чай, сахар, кофе, свечи и разная
мелочь, потому что в нашем уездном городке кроме дегтя и мыла ничего
купить было нельзя. И почта-то приходила туда только один раз в неделю!
При подобном образе жизни, в городе приходилось покупать для стола
только говядину, кой-какую мелочь, да чай, сахар, кофе, свечи. Расходы
по дому не могли сравняться с теми, которые в 1883 году неизбежны по
возрастающей с каждым годом дороговизне всех продуктов. С двенадцати
лет, мне, как старшей из детей, поручено было заказывать повару обед и
вести счет расхода по съестной части; поэтому мне осталось в памяти, что
в конце 20-х годов говядина бульонная и край покупались от 5 до 7
копеек ассигнациями, а самый лучший филе—по десяти коп. ассигн. Обед у
нас всегда был сытный и отлично изготовленный искусным поваром: отѳц не
терпел плохого кушанья, но обед стоил дешево. Пряности и изысканные
блюда, ради здоровья детей, изгнаны были из нашего стола.
И так, при отсутствии роскоши, нам жилось привольно.