ИСТОРИЯ

Петин С. Собственный Его Императорского Величества Конвой. — СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1899.— 485 с.

Прорвав центр, атакующие массы летели далее, на дep. Госсу, у которой на возвышении, за плотиной, стоял Император Александр со свитой и Конвоем. Вблизи, кроме 4 эскадронов Конвоя, не было других войск. Неприятель мчался прямо на свиту. Опасность была велика. В эту трудную минуту Государь мог рассчитывать только на геройскую отвагу Своей охраны.

С надеждой взирали казаки на Государя, ожидая мановения — лететь, лечь костьми, и грудой казачьих тел остановить напор французской кавалерии. И надежда их сбылась, ожидания их оправдались. Государь, отдав приказания: графу Орлову-Денисову скакать к Барклаю-де-Толли с повелением, чтобы он немедленно выдвинул тяжелую конницу к разорванному центру, а бывшему тут же начальнику нашей резервной артиллерии Сухозанету притянуть сюда батареи, — обратился к единственной Своей охране, Л.-Гв. Казачьему полку.

«Позвать полковника Ефремова к Государю!», — услышали казаки дорогие слова.

Ефремов, за отсутствием командира, стоял перед полком. Он поскакал на холм и остановился перед Государем, Его Величество повелел полку идти вперед через плотину и атаковать неприятельскую кавалерию во фланг. Выслушав Царское приказание, Ефремов быстро повернул назад.

«Полк, — скомандовал он на скаку, — отделениями по четыре направо заезжай! рысью, марш, — крикнул: За мной!» и, не ожидая, пока тронется полк, один поскакал к стороне неприятеля.

«Не отставай от командира!» крикнул кто-то в рядах, и казаки пустились за ним во всю конскую силу. Путь пересекал топкий, болотистый ручей, который обскакать было нельзя. Узкая плотина допускала только движение по одному.

Эскадроны рассыпались по берегу, точно табун лошадей, пригнанный к водопою. Вдруг опять кто-то крикнул: «Что стали? Пошел!» Казаки, кто где стоял, так и ринулись перед собой: кто пробирался плотиной, кто плыл, где поглубже, ила, забравшись в тину, барахтается в ней. Но вот лейб-эскадрон, а затем и весь полк уже на том берегу. Казаки быстро приближались к французам, скрыв свое движение тянувшейся справа возвышенностью. Французская кавалерия, не подозревая удара, продолжала наступление. Подавленная массою французской конницы, наша легкая гвардейская кавалерийская дивизия напрасно пыталась устроиться, чтобы отразить натиск. Шла общая свалка. Какой-то кирасирский полк перерезывал дорогу лейб-казакам. Времени терять было нельзя. «Эскадрон! — крикнул громовым голосом полковник Ефремов. Все повернули головы. «Эскадрон, — повторил он,— благословляю!..» Ефремов высоко поднял свою обнаженную саблю и сделал ею в воздухе крестное знамение. Казаки спустили наперевес свои длинные пики, гикнули и ринулись на латников. Три эскадрона Донских и один Черноморский с грозной неустрашимостью неслись на всю французскую кавалерию. Еще момент и казаки врезываются в неприятеля с фланга. Удар их был внезапен и страшен. Огромные массы неприятельской кавалерии заколебались; первые ряды ее смяты, рассеяны, истреблены; колонны ее, пораженные неожиданностью, сразу остановились, как бы по мановению невидимой руки. Все глубже и глубже проникали казаки в неприятельские ряды. Паника овладела французами, на которых теперь с фронта понеслись освобожденные от напора полки нашей кавалерийской дивизии. В то же время с другого фланга бросаются на ошеломленных французов два полка прусской кавалерии: кирасирский и драгунский. Окончательно сбитые, французы в крайнем беспорядке бросились за свои пехотные колонны, двинувшиеся быстро вперед; но было уже поздно: с противоположных берегов озера и ручья, у деревни Госсы, гремели теперь 112 орудий Сухозанета.

Свершив славное дело и выбравшись из под неприятельского картечного огня, лейб-казаки с Черноморцами шагом отходили назад; их никто не преследовал. В эскадронах многих лошадей вели в поводу, без всадников. Те казаки, у которых кони были подбиты, шли тут же пешими.

«Давайте, братцы, песни петь», — загалдели в голове полка. Ефремов сначала не разрешал, но потом сдался на просьбы и хор грянул. Родные казачьи песни весело сменяли друг друга. Хору вторил выделывавший пронзительные трели ладный рожок, звенели тарелки, гудела волынка.

Ефремов ехал впереди один и, понурив голову, раздумчиво вторил одобрительным словом — «хорошо, ей-Богу, хорошо!»

Полк спустился к ручью и перешел плотину. Песенники смолкли. Перед казаками, на высоком холме, ясно обрисовывалась впереди огромной конной толпы величавая фигура Императора. Некоторые из них оглянулись назад и увидели расстилавшееся там кровавое поле, на котором костьми полегли французские латники, мечтавшие, быть может. захватить Царя и обездолить Русскую землю. Гордый сознанием исторической важности своего подвига, полк прошел мимо Царя чем-то вроде церемониального марша. Перепачканные кровью, в грязи с ног до головы, без киверов, с обломками пик, которые казаки постановили между собой сохранять на память, эскадроны эти были бы аномалией на каком-нибудь Марсовом поле, но были поразительно хороши здесь, посреди всей этой боевой обстановки. Остановив полк, Ефремов поскакал на холм к Государю. Эскадроны между тем развернулись в длинную линию. Казаки увидели, как Государь принял рапорт от их полкового командира, как поднял Он высокое чело к небу и положил на груди Своей два раза крестное знамение. Вместе с Госѵдарем набожно крестились казаки.