СОЮЗ 
ОБЩЕСТВО 
СОБЫТИЯ 
МНЕНИЯ 
КУЛЬТУРА 
ИСТОРИЯ 
ОБРАЗОВАНИЕ 
ПРОЕКТЫ 
КАТАЛОГ 
ФОТО 
Портрет князя Павла Дмитриевича Цицианова
Миниатюра из издания: Русские портреты XVIII и XIX столетий. Издание Великого Князя Николая Михайловича.
С.-Петербург. 1905 - 1909 гг.
И все жители Кавказа скоро поняли, с кем они имеют дело
Россия должна была вступить в упорную и непрерывную борьбу с
многочисленными врагами Грузии, окружавшими эту последнюю со всех
сторон. Главными из этих врагов были Персия и Турция. Персия особенно
ревниво отнеслась к водворению России за Кавказским хребтом и стала
под¬стрекать подвластных ей владетелей ханств, лежавших на юг от
Грузии,—как-то: Эриванскаго, Карабахскаго, Ганжинскаго и др., — к
военным действиям против русских. Но борьба с этими ханами была не
особенно трудна и весьма быстро пошла к развязке и подчинению их России
со времени назначения главноуправляющим Грузиею и главнокомандующим
войсками, расположенными на Кавказе, князя Павла Дмитриевича Цицианова.
Умный, решительный, не знавший устали и покоя, горячо предан¬ный России и
глубоко понимавший настоящие интересы вверенной ему страны, князь
Цицианов не щадил трудов и сил для умиротворения Грузии и закрепления ее
за Россией.
Трудная задача выпала на его долю, но он умел достойно справляться с нею.
Будучи храбрейшим генералом и одним из лучших полководцев своего времени, князь Павел Дмитриевич обнаружил большие способности и в деле управления Грузиею. Он сумел в короткое время привести в порядок дела вверенной ему страны и внушить должное уважение к имени России соседним ханам и владетелям; кто же из них не исполнял его предписаний, тех он быстро и решительно, силою оружия, приводил к повиновению. Язык его в переписке с этими владельцами был краткий и суровый, — т. е, именно такой, какой необходим в сношениях с восточными народами. Так, например, одному горскому старшине, участвовавшему в нападении на отряд русских войск, и затем приславшего извинения и уверения в своей преданности, Цицианов писал:
«Какие мне уверительные письма и трактаты делать с изменником и подданным Великого Государя? Милости не жди никакой: твои дела и ты сам не стоите и мертвой собаки в подарок. Покорность узнается не условиями и трактатами, а исканием ми¬лости и прощения со смирением. У кого гром в руках, тому повелевать довлеет, а слабому—повино¬ваться. Трости свойственно гнуться до земли, а столетнему дубу свойственно видеть, что и лист его пе пошевелится при ужаснейшей буре».
Или горцам, делавшим нападения на Грузию, он писал однажды:
«Я презираю дагестанских мух и прошу вас вспомнить, что может сделать Россия. Сколько раз дагестанцы от русских, зубами своими стискивая землю, испускали дух свой, в ад исходящий! Если заставите меня вынуть меч мой, то, уверяю вас верою моею, уж не возвратитесь вы в землю, где родились, где предки ваши и сродники вас возрастили».
И все жители Кавказа скоро поняли, с кем они имеют дело и, уверились в том, что у Цицианова слово не расходится с делом, а угроза тотчас же приводится в исполнение.
Так, Джеват-хан Ганжинский отказался в 1803 году от принятой им ранее присяги на верноподданство России и дерзкими письмами отвечал на требования Цицианова вернуться к покорности и повиновению, говоря в одном из этих высокомерных писем: «Вы гордитесь своими пушками, — и я также, с помощью Божиею, могу дать отпор не меньшими пушками; ваши пушки в один аршин, а мои в четыре». Но не помогли Джеват-хану его длинные пушки: в декабре того же (1803) года русские войска окружили Ганжу, а в ночь с 3 на 4 января 1804 взяли ее штурмом, причем сам хан пал под ударами егерей 17-го Егерскаго полка, которому, кстати сказать, принадлежит преимущественная слава в этом славном деле.
Падение Ганжи—одной из сильнейших крепостей Закавказья — произвело громадное впечатление на всех окружных ханов, и почти тотчас же несколько из них признали над собою покровительство России. В числе их был и Карабахский хан Ибрагим, который лично явился к Цицианову для изъявления покорности и был засим Высочайшим указом принят в русское подданство с пожалованием чина генерал-лейтенанта. В главные города подчинившихся таким образом ханств были поставлены русские отряды, и в том числе в Шушу — главный город Карабаха и вместе сильную, почти неприступную крепость — отправлен был храбрый и умный майор Лисаневич с своим 2-м батальоном 17 Егерского полка. «Сей отличной храбрости, усердия к службе и расторопности офицер» — как отзывался о нем Цицианов, — умел очень быстро приобрести такое доверие и влияние на Ибрагим-хана, что тот три раза отсылал с отказом послов, которых присылал Шах Баба-хан с упреками за переход в подданство России и с увещаниями вернуться вновь под его руку.
В других ханствах было то же самое: страх, нагнанный Цициановым, был так велик, что грозные шахские фирманы (указы) не только нигде не испол¬нялись, но даже везде посланцев Баба-хана хватали и отправляли к главнокомандующему.
Трудная задача выпала на его долю, но он умел достойно справляться с нею.
Будучи храбрейшим генералом и одним из лучших полководцев своего времени, князь Павел Дмитриевич обнаружил большие способности и в деле управления Грузиею. Он сумел в короткое время привести в порядок дела вверенной ему страны и внушить должное уважение к имени России соседним ханам и владетелям; кто же из них не исполнял его предписаний, тех он быстро и решительно, силою оружия, приводил к повиновению. Язык его в переписке с этими владельцами был краткий и суровый, — т. е, именно такой, какой необходим в сношениях с восточными народами. Так, например, одному горскому старшине, участвовавшему в нападении на отряд русских войск, и затем приславшего извинения и уверения в своей преданности, Цицианов писал:
«Какие мне уверительные письма и трактаты делать с изменником и подданным Великого Государя? Милости не жди никакой: твои дела и ты сам не стоите и мертвой собаки в подарок. Покорность узнается не условиями и трактатами, а исканием ми¬лости и прощения со смирением. У кого гром в руках, тому повелевать довлеет, а слабому—повино¬ваться. Трости свойственно гнуться до земли, а столетнему дубу свойственно видеть, что и лист его пе пошевелится при ужаснейшей буре».
Или горцам, делавшим нападения на Грузию, он писал однажды:
«Я презираю дагестанских мух и прошу вас вспомнить, что может сделать Россия. Сколько раз дагестанцы от русских, зубами своими стискивая землю, испускали дух свой, в ад исходящий! Если заставите меня вынуть меч мой, то, уверяю вас верою моею, уж не возвратитесь вы в землю, где родились, где предки ваши и сродники вас возрастили».
И все жители Кавказа скоро поняли, с кем они имеют дело и, уверились в том, что у Цицианова слово не расходится с делом, а угроза тотчас же приводится в исполнение.
Так, Джеват-хан Ганжинский отказался в 1803 году от принятой им ранее присяги на верноподданство России и дерзкими письмами отвечал на требования Цицианова вернуться к покорности и повиновению, говоря в одном из этих высокомерных писем: «Вы гордитесь своими пушками, — и я также, с помощью Божиею, могу дать отпор не меньшими пушками; ваши пушки в один аршин, а мои в четыре». Но не помогли Джеват-хану его длинные пушки: в декабре того же (1803) года русские войска окружили Ганжу, а в ночь с 3 на 4 января 1804 взяли ее штурмом, причем сам хан пал под ударами егерей 17-го Егерскаго полка, которому, кстати сказать, принадлежит преимущественная слава в этом славном деле.
Падение Ганжи—одной из сильнейших крепостей Закавказья — произвело громадное впечатление на всех окружных ханов, и почти тотчас же несколько из них признали над собою покровительство России. В числе их был и Карабахский хан Ибрагим, который лично явился к Цицианову для изъявления покорности и был засим Высочайшим указом принят в русское подданство с пожалованием чина генерал-лейтенанта. В главные города подчинившихся таким образом ханств были поставлены русские отряды, и в том числе в Шушу — главный город Карабаха и вместе сильную, почти неприступную крепость — отправлен был храбрый и умный майор Лисаневич с своим 2-м батальоном 17 Егерского полка. «Сей отличной храбрости, усердия к службе и расторопности офицер» — как отзывался о нем Цицианов, — умел очень быстро приобрести такое доверие и влияние на Ибрагим-хана, что тот три раза отсылал с отказом послов, которых присылал Шах Баба-хан с упреками за переход в подданство России и с увещаниями вернуться вновь под его руку.
В других ханствах было то же самое: страх, нагнанный Цициановым, был так велик, что грозные шахские фирманы (указы) не только нигде не испол¬нялись, но даже везде посланцев Баба-хана хватали и отправляли к главнокомандующему.
