1382 год. 24 августа хан Тохтамыш подступает к Москве, начинается осада

«Мамай, возвратившись в Орду, собрал опять большое войско с тем, чтоб идти на московского князя, но был остановлен другим врагом: на него напал хан заяицкий Тохтамыш, потомок Орды, старшего сына Джучиева.

На берегах Калки встретился Мамай с Тохтамышем, был разбит и бежал в Кафу к генуэзцам, которые убили его. Тохтамыш, овладевши Золотою Ордою, отправил к московскому и другим князьям русским послов известить их о своем воцарении. Князья приняли послов с честию и отправили своих послов в Орду с дарами для нового хана. В 1381 году Тохтамыш отправил к великому князю посла Ахкозю, который называется в летописи царевичем, с семьюстами татар; но Ахкозя, доехавши до Нижнего Новгорода, возвратился назад, не смел ехать в Москву; он послал было туда несколько человек из своих татар, но и те не осмелились въехать в Москву. Тохтамыш решился разогнать этот страх, который напал на татар после Куликовской битвы; в 1382 году он велел пограбить русских гостей в Болгарии, перехватить их суда, а сам внезапно с большим войском перевезся через Волгу и пошел к Москве, наблюдая большую осторожность, чтоб в Русской земле не узнали о его походе. Эта скрытность и поспешность Тохтамыша показывают всего лучше перемену в татарских отношениях вследствие Куликовской битвы: хан надеется иметь успех, только напавши врасплох на московского князя, боится встретить его войско в чистом поле, употребляет осторожность, хитрость - орудие слабого - и тем самым обнаруживает слабость Орды перед новым могуществом Руси.

Нижегородский князь, узнавши о походе Тохтамыша, послал к нему двоих сыновей своих, Василия и Семена, которые едва могли нагнать хана на границах рязанских. Здесь же встретил Тохтамыша и князь Олег рязанский, упросил его не воевать Рязанской области, обвел его около нее и указал броды на Оке. Димитрий московский, узнавши о приближении татар, хотел было выйти к ним навстречу; но область его, страшно оскудевшая народом после Куликовского побоища, не могла выставить вдруг достаточного числа войска, и великий князь уехал сперва в Переяславль, а потом в Кострому собирать полки. Тохтамыш взял Серпухов и приближался к Москве, где без князя встало сильное волнение: одни жители хотели бежать, а другие хотели запереться в кремле. Начались распри, от распрей дошло до разбоя и грабежа: кто хотел бежать вон из города, тех не пускали, били и грабили; не пустили ни митрополита Киприана, ни великую княгиню Евдокию, ни больших бояр: во всех воротах кремлевских стояли с обнаженным оружием, а со стен метали камнями в тех, кто хотел выйти из города, насилу наконец согласились выпустить митрополита и великую княгиню.

Мятеж утих, когда явился в Москве литовский князь Остей, которого летописец называет внуком Олгердовым. Остей принял начальство, укрепил кремль и затворился в нем с москвичами. 23 августа показались передовые татарские отряды; они подъехали к кремлю и спросили: "В городе ли великий князь Димитрий?" Им отвечали, что нет. Тогда они объехали вокруг всего кремля, осмотрели его со всех сторон: все вокруг было чисто, потому что сами граждане пожгли посады и не оставили ни одного тына или дерева, боясь примета к городу. Между тем внутри кремля добрые люди молились день и ночь, а другие вытащили из погребов боярских меды и начали пить; хмель ободрил их, и они стали хвастаться: "Нечего нам бояться татар, город у нас каменный, крепкий, ворота железные; татары долго не простоят под городом, потому что им будет двойной страх: из города будут нас бояться, а с другой стороны - княжеского войска, скоро побегут в степь". Некоторые вошли на стены и начали всячески ругаться над татарами; те грозили им издали саблями...

На другой день, 24 числа, подошел к кремлю сам Тохтамыш, и началась осада. Татары пускали стрелы как дождь, стреляли без промаха, и много падало осажденных в городе и на стенных забралах; неприятель поделал уже лестницы и лез на стены; но граждане лили на него из котлов горячую воду, кидали камнями, стреляли из самострелов, пороков, тюфяков (ружей) и пушек, которые здесь в первый раз упоминаются. Один купец-суконник, именем Адам, стоявший над Фроловскими воротами, пустил стрелу из самострела и убил одного знатного князя татарского, о котором очень жалел Тохтамыш. Три дня уже бились татары под кремлем, и не было надежды взять его силою; тогда хан вздумал употребить хитрость: на четвертый день подъехали к стенам большие князья ордынские и с ними двое князей нижегородских, Василий и Семен, шурья великого князя Димитрия; они стали говорить осажденным: "Царь хочет жаловать вас, своих людей и улусников, потому что вы не виноваты: не на вас пришел царь, а на князя Димитрия, от вас же он требует только, чтоб вы встретили его с князем Остеем и поднесли небольшие дары; хочется ему поглядеть ваш город и побывать в нем, а вам даст мир и любовь". Нижегородские князья дали москвитянам клятву, что хан не сделает им никакого зла. Те поверили, отворили кремлевские ворота, и вышли лучшие люди со князем Остеем, со крестами и с дарами. Но татары сперва взяли к себе тайком в стан князя Остея и убили его; потом подошли к воротам и начали без милости рубить духовенство, ворвались в кремль, всех жителей побили или попленили, церкви разграбили, взяли казну княжескую, имение частных людей, пожгли и книги, которых множество отовсюду было снесено в кремль. Эта беда случилась 26 августа.

Взявши Москву, Тохтамыш распустил рать свою к Владимиру и Переяславлю; другие отряды взяли Юрьев, Звенигород, Можайск, Боровск, Рузу, Дмитров; волости и села попленили; Переяславль был сожжен, но многие жители его успели спастись в лодках на озеро. Великий князь Димитрий с семейством своим укрылся в Костроме; митрополит Киприан - в Твери. Тверской князь Михаил послал к Тохтамышу киличея своего с честию и с большими дарами, за что хан послал к нему свое жалованье, ярлык и не тронул тверских владений. Между тем князь Владимир Андреевич стоял близ Волока с большою силою; один из Тохтамышевых отрядов, не зная об этом, подъехал к нему и был разбит; испуганные татары прибежали к своему хану с вестию о большом русском войске - и тогда опять ясно обнаружилась решительная перемена в отношениях Руси к татарам, обнаружилось следствие Куликовской битвы; едва успел узнать Тохтамыш, что великий князь стоит в Костроме, а брат его Владимир у Волока, как тотчас стянул к себе все свои войска и пошел назад, взявши на дороге Коломну и опустошивши Рязанскую землю. По уходе татар великий князь и брат его Владимир возвратились в свою опустошенную отчину, поплакали и велели хоронить убитых: Димитрий давал за погребение 80 тел по рублю и издержал на это 300 рублей, следовательно, погребено было 24000 человек“.

История в лицах

Летопись по Типографскому списку:

Наутреи же самъ царь приступиша съ всею силою своею подъ городъ, гражане же успѣвше с города силу велику и ужасошяся зѣло. Татарове же таки поидоша к городу; гражане же пустиша на нихъ по стрелѣ, они же паче своими стрѣлами стрѣляхуть на городъ, аки дождь умноженъ зѣло, не дадуще прозрѣти, и мнозии стоящей на градныхъ забралахъ отъ стрѣлъ падаху язвении, одолѣвахуть бо стрѣлы Татарские паче, нежели градские, бяхуть бо у нихъ стрѣлци гораздни велми, овии отъ нихъ стояще стрѣляху, а инии скоро рищуще, изущени суще, а друзии отъ нихъ на конихъ скоро ездяще на обѣ руцѣ, напередъ и назадъ, скоро и улучно, безъ прогрѣхи стрѣляху, а инии отъ нихъ створивше лѣствицю и прикланяху къ граду и лазяхуть на стѣны. Гражане же, воду в котлѣхъ варяще и кипятнею лиахуть ихъ, ти такъ возбраняхуть имъ. Отшедшимъ же имъ и пакы преступлешимъ, и тако по 3 дни биахуся межи собою, перемагающе. Егда бо Татарове приступаху близъ стѣнъ градскыхъ, тогда же гражане, стрѣгуще градъ и супротивящеся имъ, възбраняхуть имъ, овии стрелами стрѣляють съ забралъ, инии же камениемъ шибахуть на ня, друзии же тюфакы пущаху на ня, а инии самострѣлы стрѣляхуть и пороки шибахуть, инии пушки великие пущаху. Един же нѣкто Москвитинъ суконникъ, Адамъ именемъ, иже бѣ надъ враты Фроловскыми, и той примѣти единого Татарина, нарочитый, славный, иже бѣ сынъ нѣкоторого князя Ординского, и напявъ самострѣлъ и испусти стрѣлу напрасно на него, еюже язви его сердце гневливое и въскорѣ смерти ему нанесе. И бысть велика язва Татаромъ и самому царю. Сим же тако пребывающимъ, стоа царь у города 3 дни, а на четвертый день оболга князя ихъ Остѣя лживыми рѣчьми и лживымъ миромъ, вызвавъ его вънъ из града, и убьенъ бысть предъ враты града, а ратемъ своимъ всѣмъ повелѣ приступити къ городу съ всѣ стороны. Сице же бысть облесть князю Остѣю и всѣмъ гражаномъ, сущимъ въ осадѣ той. И стоявшю бо царю 3 дни около города, а на четвертый день въ утрѣ в полобѣда по велѣнию цареву приеха подъ городъ князии Ординьстии и болшие Татарове, рядци царевы, и два князя с ними Суждалскии: Василей да Семенъ, сынове князя Дмитреа Костянтиновичу Суждалсково, и приидоша подъ градъ близъ стѣнъ градныхъ и начата глаголахи к народу, сущему во градь: "Царь васъ, своихъ людей, хощеть жаловати, понеже нѣсте повиннии, неже достойни смерти, не на васъ бо воюа пришелъ, но на князя вашего великого опочился есть. Вы же милованиа достойни есте и ничего же иного требуеть отъ васъ, развѣ толко изыдете противу ему въ стретение с честию и с дары, купно же и съ княземъ своимъ, хощеть бо видѣти градъ сей и внити в него и побывати в немъ, а вамъ даруеть миръ и любовь свою, а вы ему врата градные отворите. Такоже князи Суждалские глаголаху: "Имѣте намъ вѣры, мы бо князи ваши есмь хрестьанстии, вамъ бо глаголемъ и правду даемъ на томъ". Народъ же хрестьанстии льстишяся, ослепи бо ихъ злоба Татарскаа и омрчачи а прелесть Бесерменскаа, ни зпознаша, ни помянуша глаголющаго: "Не всякому духу имѣте вѣры", отвориша бо врата граднаа и выидоша съ княземъ своимъ, с дары многыми къ царю. Такоже и анхимандриты, игумени и попове съ кресты, а по нихъ бояре, болшие люди, и потомъ весь народъ града Москвы. И в томъ часѣ Татарове начаша сѣщи напрасно, а князь ихъ Остѣй прежъ того убьенъ бысть подъ градомъ. Иссѣкоша всѣхъ безъ милости: архимандритовъ, игуменовъ и всѣхъ священ-никовъ, такоже бояръ и всѣхъ людей. И ту бяше видѣти святыа иконы повръжены на земли лежаща и кресты честныа ногами топчемы и обоиманы и ободраны. А Татарове таки поидоша въ градъ, сѣкуще, а ини по лѣстницамъ на городъ взидоша, никому же възбраняющу имъ. И бысть въ градѣ сѣча зла, а вонѣ града такоже сѣча велика. Колико же сѣчаху, яко рукы и плещи ихъ измолкоша и сила ихъ изнеможе, саблям же ихъ остриа притупишяся. Людие же хрестьанстии, сущий въ градъ, бѣгающе по улицамъ сѣмо и овамо, скоро рищуще толпами, вопиюще вельми, глаголюще, бьюще в перси своа, не имуще, гдь избавитися отъ поганыхъ или гдь отъ смерти избыти или отъ остриа меча убѣжати или камо укрытися отъ ищущихъ изяти душа ихъ, оскудѣ бо князь и воеводы ихъ и все воиньство потребися и оружиа ихъ до конца изчезоша. И мнози отъ нихъ въ церквехъ каменныхъ затворяхуся, но и тамо не избыша: разбивающе безбожнии силою двери и мечи изсѣкаху сущихъ в нихъ; возведе вопль великъ и крикъ страшенъ бываше, изводяще бо вся отвсюду хрестьанѣ и одирающе до послъднѣе наготы и тако мечю предаяху, церкви же разграбиша, олтаря же и мѣста святаа оскверниша, кресты же честныа и святыя иконы чюдныа одраша, украшеныа златомъ и сребромъ и жемчюгомъ и камениемъ многоцѣннымъ, и съсуды церковныа священныа златыа и сребряныа и многоцѣнныа поимаша, просто же рещи, многое множество бесчисленое не токмо града того, но и всѣхъ властей его и иныхъ градъ снесеное ту, твердости ради града того, все безвѣстно створиша. Такоже и многое множество казны великого князя вскорѣ разнесоша, еще же и бояръ старѣйшихъ казны многы и долговременствомъ збираеми и въ благоденьстве исполнены, то все взяша на расхыщение. Такоже и сущихъ въ градь сурожанъ и сукониковъ и купцевъ и всѣхъ людей храмы наполнены суть богатьства и всякого товару, то все расхытиша и церкви же и монастыри разориша и много убийственыхъ створиша, въ освященныхъ же олтарѣхъ кровь многу прольаша, мѣста святаа оскверниша, священникы оружии избиша, в нихъ же бѣ Семионъ, архимандритъ Спаскый, и другий архимандрить, Яковъ, и игумени и Попове и дьякони и черньци и черници отъ уна и до стара, мужескъ полъ и женескъ, все изсѣчени быша, а инии в водѣ истопоша, друзии же огнемъ изгорѣша, множайши же в полонъ поведени быша, в работу поганскую и въ страну Татарскую. Бѣ же в то время въ градь на Москвѣ плачь и рыдание и вопль многь и слезы и крикъ неутешимый и стонание многое и печаль горкаа и скорбь неутешимаа, бѣда нестерпимаа, нужа неужаснаа и горесть смертнаа, страхъ и ужасть и трепетъ. Сиа вся приключися за умножение грѣховъ нашихъ. Взять же бысть градъ Москва мѣсяца августа 26, въ часъ 7 дни и в четвертокъ и огнемъ попаленъ, иже преже вѣкъ чюденъ градъ и многое множество людей бяше в немъ, кипяше богатствомъ и славою, превзыде же вся грады Русстѣй земли честью многою, в немь же князи и святителие живяше, по ошествии же мира сего полагахуся в немъ

Обсуждение закрыто