Исполняя сей важный долг, он употребил все способы для несомнительного успеха: вывел в поле (если верить свидетельству наших приказных бумаг сего времени) около трехсот тысяч воинов, конных и пеших, с тремястами легких и тяжелых пушек. Все Бояре, все Царевичи (Сибирский Маметкул, Русланей Кайбулич, Ураз-Магмет Онданович Киргизский), все Воеводы из ближних и дальних мест, городов и деревень, где они жили на покое, должны были в назначенный срок явиться под Царскими знаменами: ибо тихий Феодор, не без сожаления оставив свои мирные, благочестивые упражнения, сел на бранного коня (так хотел Годунов!), чтобы войско оживить усердием, а главных сановников обуздывать в их местничестве безрассудном. Князь Федор Мстиславский, знатнейший из родовых Вельмож, начальствовал в большом полку, в передовом - Князь Дмитрий Хворостинин, Воевода славнейший умом и доблестию. Годунов и Федор Никитич Романов-Юрьев (будущий знаменитый Филарет), двоюродный брат Царя, находились при нем, именуясь Дворовыми или Ближними Воеводами. Царица Ирина ехала за супругом из Москвы до Новагорода, где Государь распорядил полки: велел одним воевать Финляндию, за Невою; другим Эстонию, до моря; а сам с главною силою, 18 Генваря 1590 [года], выступил к Нарве. Поход был труден от зимней стужи, но весел ревностию войска: Россияне шли взять свое - и взяли Яму, Генваря 27. Двадцать тысяч Шведов, конных и пеших, под начальством Густава Банера, близ Нарвы встретили Князя Дмитрия Хворостинина, который разбил их и втоптал в город, наполненный людьми, но скудный запасами: для того Банер, оставив в крепости нужное число воинов, ночью бежал оттуда к Везенбергу, гонимый нашею Азиатскою конницею, и бросив ей в добычу весь обоз, все пушки; в числе многих пленников находились и знатные чиновники Шведские. 4 Февраля Россияне обложили Нарву; сильною пальбою в трех местах разрушили стену и требовали сдачи города. Тамошний Воевода, Карл Горн, величаво звал их на приступ, и мужественно отразил его (18 Февраля): Воеводы Сабуров и Князь Иван Токмаков легли в проломе, вместе со многими детьми Боярскими, стрельцами, Мордовскими и Черкесскими воинами. Однако ж сие блистательное для Шведов дело не могло бы спасти города: пальба не умолкала, стены падали, и многочисленное войско осаждающих готовилось к новому приступу (21 Февраля). В то же время Россияне беспрепятственно опустошали Эстонию до самого Ревеля, а Финляндию до Абова: ибо Король Иоанн имел более гордости, нежели силы. Начались переговоры. Мы требовали Нарвы и всей Эстонии, чтобы дать мир Шведам; но Царь, исполняя Христианское моление Годунова (как сказано в наших приказных бумагах), удовольствовался восстановлением древнего рубежа: Горн именем Королевским (25 Февраля) заключил перемирие на год, уступив Царю, сверх Ямы, Иваньгород и Копорье, со всеми их запасами и снарядом огнестрельным, условясь решить судьбу Эстонии на будущем съезде Послов: Московских и Шведских - даже обещая уступить России всю землю Корельскую, Нарву и другие города Эстонские. Мы хвалились умеренностию. Оставив Воевод в трех взятых крепостях, Феодор спешил возвратиться в Новгород к супруге и с нею в Москву торжествовать победу над одною из Держав Европейских, с коими отец его не советовал ему воевать, боясь их превосходства в ратном искусстве! Духовенство со крестами встретило Государя вне столицы, и Первосвятитель Иов в пышной речи сравнивал его с Константином Великим и Владимиром, именем отечества и Церкви благодаря за изгнание неверных из недр Святой России и за восстановление олтарей истинного Бога во граде Иоанна III и в древнем владении Славян Ильменских».

Цитируется по: О походе шведов к Белому морю в 1590—1591 гг. // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. № 3. М., 1894

«Сидней Филипп (Sidney, 1554—86) — английский поэт. Родился в аристократической семье (он был племянником лорда Лейстера), получил прекрасное образование, побывал во Франции, Германии и Италии, всюду знакомясь с поэтами, учеными и художниками, был желанным гостем при дворе королевы Елизаветы и блистал там своим умом, изящными манерами и образованностью; увлекался литературою и очень высоко ставил звание писателя; отличался отвагой и воинственными вкусами, любил необычайные приключения, рискованные экспедиции и окончил жизнь всего 32 лет от роду, на поле битвы близ Арнгейма, сражаясь за свободу и независимость Нидерландов. Из литературных произведений Сиднея наибольшею славою пользовался стихотворный роман "Аркадия", образец того пасторального жанра, который в Италии был представлен в особенности "Аркадией" Саннацаро, в Испании — "Дианой" Монтемайора, во Франции — появившеюся уже в XVII в. "Астреей" д'Юрфе. Вдохновленный первыми двумя поэмами, заимствуя, с другой стороны, некоторые детали из старых преданий о короле Артуре и его рыцарях, С. написал свое знаменитое сочинение, в героях и героинях которого более культурная, получившая по крайней мере внешний лоск часть англ. общества Елизаветинского времени могла узнавать себя, как посетители французских салонов X V II в. — в действующих лицах "Астреи" или романов г-жи Скюдери. О точном воспроизведении природы и сельской или пастушеской жизни в "Аркадии" не может быть и речи; все эти пастухи и пастушки говорят слишком правильным и красивым языком и рассуждают как люди, получившие образование в духе эпохи Возрождения и знакомые притом со светскими приличиями и правилами этикета. Роман далеко не всюду носит, однако, идиллический, безмятежный характер; сложная фабула испещрена вставными эпизодами, несколько тормозящими ход действия, воссоздающими самые необычайные приключения — битвы, похищения, пытки, колдовство, кораблекрушения и т. п. Несмотря на искусственный, условный характер романа, общий ему со всем вообще пасторальным жанром, отдельные места обнаруживают уменье автора изображать душевное состояние своих героев, трогать читателя, писать истинно поэтическим языком. Успех поэма Сиднея имела необыкновенный; многие писатели — напр. Грин, Лодж, даже сам Шекспир, — увлекались ею и заимствовали из нее отдельные детали; в 1624 г. "Аркадия" была переведена на франц. яз. Сонеты Сиднея написаны под сильным воздействием итальянской лирики; им, в общем, недостает простоты и безыскусственности, но кое-где в них ярко отразилась неукротимая, страстная любовь, доходящая до обожания и носящая, как справедливо заметил Тэн, несколько "языческую" окраску. В трактате "Защита поэзии" Сидней с жаром говорит о высоком назначении поэтического творчества и защищает его от пристрастной и придирчивой критики педантичных и односторонних судей».