Потребовали, чтобы Волынский назвал поименно тех лиц, о которых в поданной императрице записке только намекал, называя их опасными. Волынский указал на Остермана, князя Куракина, адмирала Головина, прибавил к ним также уже подвергшихся царской опале Долгоруких и Голицыных. Потом 17 апреля он дал отзыв, что "все прежнее он написал по злобе на Остермана, князя Куракина, Ягужинского и Головина"; сознавался о себе самом, что, получивши место кабинет-министра, он "возомнил, что стал очень умен, а ныне видит, что от глупости он все врал со злобы". Волынский совершенно потерялся, становился на колени, кланялся в землю, просил пощады. Председательствующий в комиссии Чернышов сказал: "Вот как в плутовстве тебя обличили, так ты и повинную принес". Волынский на это произнес: "Не поступай со мной сурово: ты так же горяч, как и я; но у тебя есть дети, воздаст Бог детям твоим!" Относительно поступка с Тредьяковским Волынский без всякого оправдания признал себя виновным. Вместе с прочим он сознавался, что позволял себе дерзкие отзывы об императрице, хотя и уверял, что при этом злого намерения сделать что-нибудь худое у него на уме никогда не было. Этим сознанием Волынский себя погубил. Сознавшись в предерзостных отзывах о высочайшей особе, он стал уже преступником пред законом. "Ты сам знаешь, - говорили ему, - как ты мучил жестокими побоями полицейских служителей за то, что, идучи мимо твоего двора, не сняли шапок! И нам за твои злодейственные слова и рассуждения про ее императорское величество тебя без наижесточайшего наказания оставить невозможно". Его потащили на дыбу, дали сперва восемь, потом шестнадцать ударов кнутом. Он под пыткой ничего нового на себя не показал, но открыл несколько своих прежних дурных дел; так, он признавался, что брал взятки с купцов товарами и деньгами, что, бывши еще в Казани губернатором, он наживался взятками и нахватал таким способом тысяч на шесть или на семь. Двое членов судной комиссии, враги Волынского - адмирал Головин и князь Куракин - вышли из комиссии. В числе оставшихся всем делом заправляли Ушаков и Неплюев.

Назначен был верховный суд из сенаторов и пятнадцати особ, по указанию императрицы. Ушаков и Неплюев, производившие следствие над подсудимыми, были в числе судей, хотя это было противно основным, везде господствующим правилам юриспруденции.

Этот суд приговорил Волынского к смертной казни через посажение на кол. Прикосновенные к его делу друзья, которым он читал свой проект, поданный потом государыне, и слышал от них одобрения, приговорены: президент коммерц-коллегии Мусин-Пушкин к лишению языка и ссылке в Соловки, архитектор Еропкин и Хрущов - к отрублению головы, Соймонов, секретарь кабинета Эйхлер и де ля Суда - к наказанию кнутом и к ссылке в каторжную работу. Когда пришлось подписывать смертный приговор, у Анны Ивановны проснулось чувство жалости к человеку, которого так недавно она любила и уважала, но Бирон опять заявил, что если Волынский останется жив, то его, Бирона, не будет в России. Анна Ивановна снова поддалась любви и привычке к Бирону, - она подписала приговор. 27-го июня совершился жестокий приговор. Эшафот для казни был устроен под распоряжением Ушакова и Неплюева на Сытном рынке близ крепости. Прежде всего в тюрьмах отрезали языки Волынскому и Мусин-Пушкину. Последний, будучи другом Волынского, призванный на суд, начал порицать слабость императрицы и ее пристрастие к немцам, а когда от него требовали указания таких черт в поступках Волынского, которые послужили бы к его обвинению, Мусин-Пушкин сказал: "Я вам не доносчик!" По совершении этих операций, Ушаков и Неплюев повели Волынского на казнь. Кровь лилась ручьем из отрезанного языка. Ему устроили повязку - род намордника, чтобы остановить течение крови; но, не находя исхода через рот, кровь хлынула в горло. Волынский стал лишаться чувств, так что двое служителей втащили его под руки на эшафот. При виде ужасных орудий казни, ожидавшей его, он задрожал; но тут прочитан был указ, в котором было сказано, что государыня смягчает ему казнь, заменяя посажение на кол отрублением головы. Это приободрило несчастного в последние минуты.

После совершения казни над Волынским, Еропкиным и Хрущовым, тела казненных оставлены были в продолжение часа на эшафоте для зрелища всему народу, потом отвезены были во двор церкви Сампсона Странноприимца и там погребены в одной могиле. Соймонова, Эйхлера и де ля Суду, после наказания кнутом на том же эшафоте, отправили в тот же день в Сибирь. Через три дня после того сын казненного Волынского и две дочери его были отправлены в Сибирь; дочери были насильно пострижены. Брат Волынского без всякого повода был посажен в крепость. Уже по смерти Анны Ивановны правительница Анна Леопольдовна освободила их всех и приказала признать пострижение девиц незаконным и недействительным. При императрице Елисавете обе дочери Волынского вышли за знатных особ. Кроме этих лиц, пострадавших по суду вместе с Волынским, было обвинено еще несколько - и между ними Бланк и Смирнов - за то, что рассказывали, как Бирон на коленях просил у Анны Ивановны о казни Волынского. Их засадили в тюрьму. Правительница Анна Леопольдовна их освободила».

Из записок о России Христофора Манштейна:

В апреле по приказанию двора были арестованы: кабинет-министр Волынский, президент коммерц-коллегии граф Мусин-Пушкин, тайный советник Хрущев, главноуправляющий над строениями Еропкин, тайный секретарь кабинета Эйхлер и еще другой секретарь, по имени Зуда. Волынского обвиняли в разных государственных преступлениях, но величайшее из них было то, что он имел несчастье не понравиться герцогу Курляндскому. Во время наступившей некоторой холодности между императрицей и ее любимцем Волынский подал государыне бумагу, в которой возводил разные обвинения на герцога Курляндского и на других близких к императрице лиц. Он [162] старался выставить герцога в подозрительном свете и склонял императрицу удалить его. Когда государыня помирилась с Бироном, она настолько была слаба, что передала ему бумагу Волынского, содержавшую в себе, впрочем, очень много правды. Прочитав ее, герцог решил погубить своего противника. Волынский имел характер гордый и надменный, часто был неосторожен в речах и даже в поступках, поэтому скоро представился случай, которого искали.

Его судили; нашли, что он слишком часто вольно и непочтительно отзывался об императрице и ее любимце, и приговорили к отсечению сперва руки, потом и головы. Приговор был исполнен. Тайному советнику Хрущеву и Еропкину отсекли головы за то, что они были его друзья и доверенные лица; Мусину-Пушкину отрезали язык; Эйхлера и Зуду высекли кнутом и сослали в Сибирь. Все имущество этих несчастных конфисковано и роздано другим, у которых оно тоже не долго оставалось. Таким-то образом в России не только деньги, но даже земли, дома и всякое добро переходит из рук в руки еще быстрее, нежели в какой-либо другой стране в Европе. Я знаю поместья, которые в продолжение двух лет имели трех владельцев по очереди.

Волынский был умен, но и чрезмерно честолюбив; гордый, тщеславный, неосторожный, он был склонен к интриге и всю жизнь свою слыл за неугомонного человека. Несмотря на эти недостатки, которых он даже не умел скрывать, он достиг высших должностей в государстве. Он начал с военной службы, на которой дослужился до генерал-майора. Отказавшись от военных занятий, он занялся гражданскими делами. Еще при Петре I его посылали в Персию в качестве министра. Он был вторым уполномоченным на Немировском конгрессе, а спустя два года по смерти графа Ягужинского, умершего к концу 1736 г., Волынский получил его должность кабинет-министра. Но здесь он не мог долго удержаться, не рассорившись с графом Остерманом, который в своих сослуживцах терпеть не мог ума. Навлекши на себя еще гнев герцога Курляндского, он не мог кончить иначе как несчастливо.

Цитируется по: Перевороты и войны. М.: Фонд Сергея Дубова, 1997. с.161-162

Мир в это время

В 1740 году скончался король Пруссии Фридрих Вильгельм I, и к власти приходит его сын, Фридрих II

«Король Пруссии из династии Гогенцоллернов, правивший в 1713--1740 гг. Сын Фридриха I и Софии Шарлотты Ганноверской. Ж.: с 1706 г. София Доротея, дочь короля Великобритании Георга I (род. 1687 г. Умер 1757 г.). Род. 1688 г. Умер 31 мая 1740 г.

Фридрих Вильгельм был полной противоположностью своего отца. Он ненавидел этикет, вел точный счет мельчайшим расходам и был образцом бережливости. Вступив на престол,.он сократил большую часть придворных должностей (так, число камергеров было уменьшено со 100 до 12), уволил многих слуг и уменьшил оклады оставшимся. Драгоценности и выездных лошадей своего отца он продал с торгов, а королевскую серебряную утварь велел переплавить в монету. Всю жизнь он одевался в синий поношенный мундир с медными пуговицами. (Когда королю шили новый мундир, то пуговицы на него перешивали со старого.) Роскошь и великолепные одежды были навсегда удалены от берлинского двора. Театральные представления, концерты и балы также совершенно прекратились в его царствование. Единственным развлечением короля были военные смотры, охота и знаменитые "табачные коллегии", на которые приглашались, наряду с генералами и ближними людьми, также и молодые офицеры. Как в Берлине, так и в Потсдаме у короля были особые комнаты для курения. До обеда он держал в них военный совет, а по вечерам курил и пил с министрами пиво. Прочие лакомства состояли из козлятины, ветчины и холодного жареного мяса. Все гости должны были курить табак или, по крайней мере, держать во рту пустые трубки. На этих коллегиях обсуждались самые важные государственные дела.

В близком общении Фридрих Вильгельм был тяжелым человеком: он был резок в обхождении, несговорчив и причудлив, невоздержан в вине, очень горяч в гневе и скор на расправу. Никто - ни министры, ни судьи, ни поселяне - не были защищены от его трости. Не раз под горячую руку попадали его дети и сама королева. Но больше всего он не терпел бездельников. После утреннего смотра король обычно прогуливался по улицам, и если встречал праздношатающегося гуляку, то с ужасными проклятьями отсылал его домой заниматься делами, награждая при этом ударами. Как-то он задержал нескольких гуляющих дам, всучил им метлы и заставил мести плац. Такая строгость наводила страх на обывателей. Однажды на берлинской улице какой-то прохожий, завидев короля, пустился бежать от него что было силы. Фридрих Вильгельм велел немедленно поймать его.

"Зачем ты бежал от меня, бездельник?" - грозно спросил он у беглеца. "Я испугался, ваше величество", - отвечал тот. Король принялся бить его палкой, приговаривая: "Ты должен любить меня, любить, любить, а не пугаться, бездельник!" Две страсти наполняли его жизнь: страсть к деньгам и страсть к солдатам. Он с юных лет обнаруживал большую любовь ко всему военному. После того как отец позволил Фридриху Вильгельму составить из своих сверстников-дворян роту кадет, любимым делом принца стало обучение маленького войска, которое он одел в особые мундиры и научил чудесно маневрировать. Эта детская склонность еще более развилась после вступления на престол. Главная идея Фридриха Вильгельма заключалась в том, что король должен быть силен, а для этого ему нужно хорошее войско, потому что хорошее войско есть главная основа величия страны. С 45 тысяч человек в 1713 г. прусская армия была доведена до 64 тысяч в 1725 г., а в год смерти Фридриха Вильгельма достигла 84 тысяч. Только Франция и Австрия располагали в эту эпоху более значительными силами. Особой заботой короля было улучшение корпуса офицеров. Военная карьера сделалась тогда самой благородной и желанной из профессий прусского дворянства. Король строго следил за тем, чтобы солдаты всегда были сыты, здоровы и одеты, но в требованиях дисциплины и выправки был неумолим: каждое учение сопровождалось тяжкими наказаниями провинившихся, а учения продолжались с утра до вечера. Король очень благоговел к своей потсдамской гвардии, состоявшей из солдат исполинского роста (их с большими издержками добывали во всех странах Европы). Ничем нельзя было более угодить ему, как поставкой рослых парней в гвардейский полк. Фридрих Вильгельм знал всех своиx гвардейцев поименно, дарил им всевозможные подарки и исполнял их челобитные охотнее, чем просьбы своих министров. Любопытно, что при всем этом. Фридрих Вильгельм почти не принимал участия в военных конфликтах. В 1715 г. он вступил в Северную войну на стороне России и получил в 1720 г. по Стокгольмскому миру верхнюю Померанию с Штетином, островом Волином и устьем Одера. Отдавая много сил армии, король не забывал и прочих государственных обязанностей. По характеру он был грубый невежда, но при этом оставался умным, трудолюбивым и честным государем. Он очень ясно сознавал нужды Пруссии, не пренебрегал никакими подробностями и хотел все видеть собственными глазами Очень немногие государи были тогда столь же деятельны. "Господь, - говорил Фридрих Вильгельм, - создал царей не для того, чтобы они проводили время в наслаждениях, а для того, чтобы они управляли своей землей. Государь существует для того, чтобы работать, и если он хочет царствовать честно, то должен сам управлять делами". Прежде всего король радел об увеличении государственных доходов и лично возглавлял учрежденное им Генеральное управление финансов. От всех чиновников и министров король требовал исполнительности и аккуратности и совершенно не выносил противоречий. Удар тростью нередко подкреплял грубость его ответов: "его глаз и палка были всюду". Все служащие дрожали перед ним.

Для увеличения доходов король заботился о приросте народонаселения. Раны, нанесенные Пруссии Тридцатилетней войной, еще далеко не зажили. Многие села лежали в развалинах, да и в городах множество домов еще не было восстановлено. Фридрих Вильгельм старался заселить пустоши колонистами-протестантами, которых созывал к себе со всей Европы и прельщал многочисленными льготами. Он не только отдавал в их собственность землю, но брал на себя часть расходов по постройке домов и на много лет освобождал переселенцев от всяких податей. Таким образом были основаны сотни сел, осушены га-вельские болота и освоены обширные пространства. Прием и обустройство колонистов обходились Фридриху Вильгельму в огромные суммы. Так, например, пригласив к себе 15 тысяч зальцбургских протестантов, изгнанных католиками из своих земель, король в течение шести лет тратил по миллиону талеров в год на их обустройство. Но он знал, что дело того стоит. Вскоре благодаря переселенцам Пруссия совершенно преобразилась. Искусные зальцбургские ремесленники подняли благосостояние маленьких прусских городков, которые до них не знали промышленности. Король отменил крепостное право на всех своих удельных землях и указом от 22 марта 1719 г. пригласил последовать этому примеру всех дворян. Он запретил сгонять крестьян с земли и ограничил применение телесных наказаний, которым те подвергались до сих пор.

В городах король заботился об основании заводов и фабрик по всем отраслям промышленности- Он хотел, чтобы промышленное производство возрастало наравне с сельскохозяйственным, а для того чтобы население меньше покупало товары иноземного производства, облагал импортные изделия крупными пошлинами. В общей сложности государственный доход увеличился при нем до 7 млн талеров. Но он не довольствовался материальным благоденствием своего государства - не менее следил он за духовным развитием народа и распространением образования среди низших классов. За время его правления на государственный счет было устроено несколько тысяч школ и построено множество церквей. В Берлине он учредил медицинский факультет и больницу. Однако король не жаловал искусств и остерегался ученых. Университеты и обе академии пришли при Фридрихе Вильгельме в полный упадок. Знаменитый философ Вольф был изгнан из академии за то, что его учение, как считал король, извиняло побег из отечества».

Add comment