1149 год. 23 августа состоялось сражение между князем Изяславом Мстиславичем и войсками Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича
«Скоро Великий Князь испытал превратность счастия и мог приписать оную собственной несправедливости. Ростислав Георгиевич был ему истинным другом; но клеветники говорили Изяславу, что сей Князь, в его отсутствие, старался обольстить Днепровских Берендеев и самых Киевлян, хотел завладеть столицею и подобно отцу ненавидит род Мстислава. Люди, склонные к чистосердечной доверенности, легко верят и злословию: Великий Князь, упрекая Ростислава неблагодарностию, отнял у него все имение, оружие, коней; заключил в цепи дружину и самого отправил с тремя человеками в лодке к отцу, не дав ему суда и не хотев слушать оправданий. Георгий оскорбился бесчестием сына гораздо более, нежели опустошением Суздальской области. "Так платит Изяслав неосторожному юноше за безрассудную любовь и дружбу! - говорил он: - жестокий племянник совершенно отчуждает меня и детей моих от земли Русской" (сим именем преимущественно означалась тогда Россия южная). Георгий наконец выступил, соединясь с Половцами. Святослав Ольгович, видя беспрестанно в мыслях своих окровавленную тень брата и считая Великого Князя убийцею, обрадовался случаю мести: мир, клятвенно утвержденный в Черниговском храме, и брачный союз юной его дочери с сыном Князя Смоленского не могли укротить сей злобы, ибо она казалась ему священным долгом. Но Давидовичи решительно отказались от дружбы Георгия, ответствуя: "Ты не спас городов наших; ныне, заключив союз с Изяславом, не хотим нарушить оного и не можем играть душою". Усердно помогая Великому Князю, они вместе с ним убеждали Святослава быть его другом, согласно с данною ими клятвою. "Буду (сказал Ольгович), когда Изяслав возвратит мне все имение моего брата". Уверенный, что Георгий действительно намерен идти к Киеву, Святослав выехал к нему на встречу близ Обояна; также и сын Всеволодов, единственно в угодность дяде. Георгий долго стоял у Белой Вежи, надеясь одним страхом победить Великого Князя. Но Изяслав, собрав верных братьев, готовился к битве. "Я отдал бы ему (говорил он) любую область, если бы Георгий пришел один с детьми своими; но с ним варвары Половцы и враги мои, Ольговичи". Киевляне хотели мира: "Заключим его (сказал Изяслав), но имея в руках оружие". Георгий осадил Переяславль: там находились Владимир и Святополк Мстиславичи. Великий Князь спешил защитить город и вошел в него; а Георгий, желая оказать умеренность, послал к нему Боярина с такими словами: "Чтобы отвратить несчастное кровопролитие, забываю обиды, разорение моих областей и старейшинство, коего ты лишил меня несправедливо. Царствуй в Киеве: отдай мне только Переяславль, да господствует в нем сын мой!" Гордый Изяслав велел задержать Посла; отслушал Литургию у Св. Михаила и, готовясь обнажить меч, требовал благословения от Епископа Евфимия. Напрасно сей добрый Пастырь слезно умолял его примириться. "Нет! - сказал Князь: - я добыл Киева и Переяславля головою: могу ли отдать их?" Умные Бояре советовали ему хотя помедлить, думая, что Георгий без сражения удалится, с одним стыдом неудачи. Но Изяслав, следуя мнению других и порыву собственного, нетерпеливого мужества, расположил войско против неприятеля. Уже солнце спускалось к западу, и в Переяславле благовестили к Вечерне: Полководцы еще не давали знака, и рать не двигалась; одни стрелки были в действии. Георгий начал отступать: тогда Изяслав, как бы пробужденный от глубокого сна, быстро устремился вперед, вообразив, что неприятель бежит. Затрубили в воинские трубы; солнце закатилось, и шум битвы [23 августа 1149 г.] раздался. Она была кровопролитна и несчастлива для Великого Князя. Берендеи обратили тыл; за ними Изяслав Давидович с дружиною Черниговскою; за ними Киевляне; а Переяславцы изменили, взяв сторону Георгия. Изяслав пробился сквозь полк Ольговича и Суздальский, прискакал сам-третий в Киев и, собрав жителей, спрашивал, могут ли они выдержать осаду? Граждане в унынии ответствовали ему и Ростиславу Смоленскому: "Отцы, сыновья и братья наши лежат на поле битвы; другие в плену или без оружия. Государи добрые! Не подвергайте столицы расхищению; удалитесь на время в свои частные области. Вы знаете, что мы не уживемся с Георгием: когда увидим ваши знамена, то все единодушно на него восстанем". Великий Князь, взяв супругу, детей, Митрополита Климента, поехал в Владимир, а Ростислав в Смоленск. Георгий вошел в Переяславль, через 3 дня в Киев и, дружелюбно пригласив туда Владимира Черниговского, в общем Княжеском совете распорядил Уделы: отдал Святославу Ольговичу Курск, Посемье, Сновскую область, Слуцк и всю землю Дреговичей, бывшую в зависимости от Великого Княжения; сыновьям же: Ростиславу Переяславль, Андрею Вышегород, Борису Белгород, Глебу Канев, Васильку Суздаль. Знаменитый Епископ Нифонт находился тогда в Киеве: призванный Изяславом, он все еще не хотел покориться Митрополиту Клименту; называл его не Пастырем Церкви, а волком, и, заключенный в монастыре Печерском, великодушно сносил гонение. Георгий возвратил ему свободу и, с честию отпустив к Новогородцам сего любезного им Епископа, надеялся тем преклонить к себе сердца их, хотя в то же самое время Воевода Иоанн Берладник, оставив Смоленского Князя и вступив в Георгиеву службу, нападал на чиновников Новогородских, собиравших дань в уездах».
История в лицах
Лаврентьевская летопись:
В лѣт̑ .҂s҃ . х҃ . н҃з . [6657 (1149)] Иде Изѧславъ Новугороду ис Къıѥва . в помочь Новгородцем̑ на Гюргѧ . а воєм̑ повелѣ по собѣ ити . и поидоша по нем̑ . и похромоша кони оу них̑ . и сам̑ с Новгородци дошедъ Волгъı. и повоѥвавъ ю и не оуспѣ ничтоже Гюргеви . и дошед̑ Оуглеча полѧ поворотисѧ Новугороду . и иде Смолиньску. изимова ту . и наставши веснѣ . приде Изѧславъ Къıѥву. и ради бъıша людьє . токмо дьӕволъ сѣтоваше. вложи бо нѣкоторъıм̑ мужем̑ В ѥго в срд̑це . и начаша гл҃ти ѥму З рекуще . ӕко Ростиславъ Г Гюргевичь подмолвил̑ на тѧ люди . и Берендичи и Киӕнъı . а хотѣлъ сѣсти Къıєвѣ . а пусти и къ ѡц҃ю то твои ворогъ и ѡц҃ь ѥго. держиши и 2 на свою голову . Изѧслав же послушавъ ихъ . ѿима оу него имѣньє. и ѡружьє и конѣ . и дружину ѥго исковавъ расточи . а Ростислава всади в лодью толико самого ли четверта пусти и къ ѡц҃ю . и прищед̑ къ ѡц҃ю Ростиславъ . сказа ѥму В всѧ приключьшаӕсѧ ѥму А. и слъıшавъ ѡц҃ь Б ѥго сжалиси река 3. тако ли мнѣ нѣту причастьӕ в земли Русстѣи . и моим̑ дѣтемъ . и совкупивъ дружину свою и воѣ и Половцѣ . надѣӕсѧ на Ба҃ . и поиде мс̑ца иоулѧ . въ . к҃д . и пришедшю ѥму къ Вьӕханю . и приде к нему А Ѡлговичь . и Всеволодичь . ѡба Ст҃ослава . с дружиною рекуща поиди брате . то нам̑ ворогъ всѣмъ . и брата нашего үбилъ . и пришедше сташа оу Бѣлъı Вежѣ . и стоӕша мс̑ць . сжидаюша к собѣ Половець . и ѿ Изѧслава покореньӕ . и видѣвше ѡже нѣту ѿ Изѧслава ни вѣсти В. Изѧславъ же слъıшавъ посла по брата Смолиньску. и Володимеру Гюрги же реч̑ . поидем̑ к Переӕславлю . ту ти ѥму А прити . да негли ту покоритсѧ . и прише|дше и сташа оу Куднова сельца . и перешедше Стрѧковь . Володимеру сущю в засадѣ Переӕславли. брату Изѧславлю . и Ӕрополку Г Мстиславичю . с Поршанъı . и стрѣлѧющим̑сѧ ѡбоимъ . во тъж̑ дн҃ь приде Изѧславъ слъıшавъ пришедшаго Гюргѧ . и реч̑ ѡже бъı пришєлъ сам̑ толико з дѣтми . то котораӕ бъı ѥму волость люба . ту же бъı взѧл̑ . но же на мѧ привелъ Половци . и ворогъı моѣ Ѡлговичѣ . то хочю сѧ бити . Къıӕном̑ же не хотѧщим̑ . гл҃щимъ мирисѧ кнѧже мъı не идем̑ . ѡнъ же реч̑ ако миръ будет̑ поидѣте со мною . атъ ми сѧ будет̑ добро ѿ силъı мирити . и придоша Къıӕне . и приде к нему Изѧславъ Дв҃двичь в помочь . и стоӕ Гюрги . . г҃ . дн҃и . и в третии дн҃ь исполчивъсѧ по зорѣ . поиде ѿ Стрѧкве мимо городъ . и ста межи валома . Изѧслав же въıправисѧ весь из города . и ста на болоньи и с товаръı . за ѡгородъı . и бъıвшю на оутрьӕ . Изѧслав же ѿслушавъ ѡбѣдню . ү стаг̑ Михаила . поиде Изѧславъ ис цр҃кви къ Єфимью єпс̑пу слезъı проливающю. гл҃щю ѥму кнѧже смирисѧ с строємъ своим̑ . много спс̑ньӕ приимеши ѿ Ба҃ . и землю свою избавишь ѿ великъıӕ бѣдъı . ѡн же не всхотѣ надѣӕсѧ на множ̑ство вои . гл҃ѧ добъıлъ ѥсмъ го[ло]вою Д своєю Къıєва . и Переӕславлѧ . и поиде противу ѥму . Гюргеви стоѧщю за Ӕнъчиномъ селцем̑ . и стоӕша противу собѣ до вечерни . и поступи Гюрги вспѧть . и Изѧславъ по нем̑ . ӕко сл҃нцю заходѧщю сступишасѧ ѡбои . и бъıс̑ сѣча зла . и первѣѥ побѣгоша Поршане. потом̑ Изѧславъ Дв҃двичь . по сих̑ Къıӕне . и Переӕславци . и многъı избиша . а другъıӕ руками изъимаша . Изѧслав же перебреде на Каневъ . толико сам̑ третии . и иде г Къıѥву . се же бъıс̑ мс̑ца 8. августа въ 9 . к҃г . дн҃ь во вторник̑ . а наоутриѧ вниде Гюрги в Переӕславль . хвалѧ . и славѧ Ба҃ . и пребъıвъ . г҃ . дн҃и . иде Къıѥву. а Изѧславъ събравъсѧ с женою и з дѣтми . бѣжа Лучьску. а Гюрги вниде Е в Къıѥвъ . хвалѧ и славѧ Ба҃ . и сѣде на столѣ дѣдни . и ѡтни . а Ростиславу да сн҃о|ви своѥму Переӕславль
Мир в это время
В 1149 году завершается Второй крестовый поход
Малая Азия и государства крестоносцев около 1140 года
|
«Уже вступивший в законные права властитель Иерусалимского королевства Болдуин III уговорил Конрада возглавить 50-тысячное войско и повести его на Дамаск. Историки определяют эту затею как абсолютно неверную и ошибочную и уж не имеющую никакого отношения ко Второму крестовому походу. Хоть Дамаск и представлял собой потенциальную угрозу для ближневосточных христиан, все же главная опасность для них таилась в Моссуле. Легендарный Имад-эд-дин Зенги, завоевавший Эдесское графство, угрожал и другим христианским владениям на Востоке. Он, однако, отдал Аллаху душу, но его сын и наследник, новый эмир Моссула Нур-эд-дин уже приобрел славу самого непримиримого и могущественного врага Антиохии и Триполи. И очень надеялся на то, что они разделят судьбу Эдессы.
Именно Нур-эд-дин и его Моссул должны были в первую очередь стать мишенью для иерусалимских солдат. Однако Болдуин и Конрад двинули их на Дамаск. Но его правитель как раз хорошо понимал, где искать защиты, и заключил союз с Нур-эд-дином. Как теперь пишут исследователи, политика христиан на Востоке в то время, когда у них не было значительных военных сил, должна была вестись предельно осторожно. Они обязаны были не допускать каких-либо мусульманских коалиций, а удары тщательно выверять и наносить наверняка. Болдуин же и Конрад повели себя как слепые котята, даже не изучив особенностей местности на подступах к Дамаску.
Город между тем был защищен мощными стенами и оборонялся весьма сильным гарнизоном. Его осада обещала быть изнурительной и долгой и требовала не только большой численности войск, но и настоящего военного искусства. Иерусалимская армия вплотную подступила к той стороне Дамаска, которая казалась ей наименее укрепленной. И Конрад с пришедшей с ним горсткой немцев уже потирали руки в расчете на скорую победу. Но прямолинейность редко приносит успех, и не только в войне.
Хитрые мусульмане, не жалея золота, подкупили нескольких предателей в христианском лагере. И те сначала распространили слухи, что на помощь городу с севера идут войска Нур-эд-дина, а затем запустили вымысел о том, что Дамаск с той стороны, где расположились христианские отряды, взять невозможно. В некоторых источниках есть версия, что в числе щедро подкупленных были сам иерусалимский король, патриарх и высокопоставленные рыцари.
Осаждающие перебрались на другую сторону города. А уж она точно оказалась неприступной. Долгие дни бесполезной осады совсем деморализовали иерусалимское войско. А реальная угроза получить удар с севера от Нур-эд-дина заставила христиан отступить от Дамаска, так в очередной раз ничего и не добившись. У короля Конрада вовсе опустились руки. Он уже не думал ни о своей крестовой миссии, ни об освобождении Эдессы, ему смертельно захотелось домой. Среди его немногочисленных оставшихся в живых соратников тоже не нашлось желающих продолжать дело Второго крестового похода. Какой союз с Антиохией, какая война с моссульским эмиром? На родину, в милую сердцу Германию!..
Осенью 1148 года король всех немцев, император Священной Римской империи Конрад III на византийских кораблях прибыл в Константинополь. Через несколько месяцев он с позором вернулся в Германию, увы, так и не совершив ничего доблестного или хотя бы полезного для укрепления позиций христиан на Востоке. У его союзника и соратника по неудачам Людовика VII, видимо, по причине молодых лет, еще не до конца угасло стремление к подвигам. Его рыцарская честь не позволяла сразу вслед за боевым товарищем покинуть края, куда они добрались с таким трудом. Тем более что многие опытные рыцари советовали ему дождаться в Антиохии подкрепления из Европы для марша на Эдессу. Правда, кто его соберет и как быстро сумеет подойти, было не совсем понятно. Поэтому верх все-таки взяли голоса, которые нашептывали о родном Париже, о скучающем без своего монарха дворе. Удрученный поражениями и изменой жены король со свитой в начале 1149 года на норманнских кораблях отправился к другу Рожеру в Южную Италию, а оттуда – во Францию…
Итак, Второй крестовый поход на Восток полностью провалился. Мусульмане, потрепанные первыми крестоносцами, не только не были еще больше ослаблены, а, напротив, взяли реванш, укрепили единство и получили надежду искоренить христианство в Малой Азии. Крестоносцы, наоборот, продемонстрировали неспособность совместных действий (французов с немцами), а также непонимание между склонными к романтизму и рыцарству христианами Запада и их восточными единоверцами. Те, прожив десятилетия в окружении мусульман, уже как рыба в воде чувствовали себя в обстановке сибаритства, подкупов и распущенности.
Бесславные восточные приключения немцев и французов еще долго лежали на них позорным пятном. Не способствовали они и авторитету церкви, вдохновителю крестоносных идей, принизили популярность аббата Бернара и уважение к папе. Эти религиозные столпы, кстати, тоже не избежали разногласий, перекладывая ответственность за поражение друг на друга. То обстоятельство, что в действия крестоносцев вмешивалась богатая схизматическая Византия, сыграло и с ней, в конце концов, злую шутку. Четвертый крестовый поход, как известно, превратил в руины Константинополь, а саму Византийскую империю – в латинскую.
Вернувшись во Францию и придя в себя от фатального невезения, Людовик VII решил было поправить свою рыцарскую репутацию. Был созван собор, на котором снова заговорили о необходимости похода к Святой земле. На собрание явился и яростный крестовый пропагандист Бернар Клервосский. Тут же подняли голоса его сторонники и предложили поставить во главе следующей экспедиции неистового аббата. Римский папа отнесся к идее скептически, назвал эту идею глупостью, а самого Бернара – безумцем».