1125 год. 19 мая скончался великий князь Владимир Мономах
«Княжив в столице 13 лет, Владимир Мономах скончался [19 Маия 1125 г.] на 73 году от рождения, славный победами за Русскую землю и благими нравами, как говорят древние летописцы. Уже в слабости и недуге он поехал на место, орошенное святою кровию Бориса, и там, у церкви, им созданной, на берегу Альты, предал дух свой Богу в живейших чувствованиях утешительной Веры. Горестные дети и Вельможи привезли его тело в Киев и совершили обряд погребения в Софийском храме. Набожность была тогда весьма обыкновенною добродетелию; но Владимир отличался Христианским сердечным умилением: слезы обыкновенно текли из глаз его, когда он в храмах молился Вседержителю за отечество и народ, ему любезный. Не менее хвалят Летописцы нежную его привязанность к отцу (которого сей редкий сын никогда и ни в чем не ослушался), снисхождение к слабому человечеству, милосердие, щедрость, незлобие: ибо он, по их словам, творил добро врагам своим и любил отпускать их с дарами. Но всего яснее и лучше изображает его душу поучение, им самим написанное для сыновей. К счастию, сей остаток древности сохранился в одной харатейной летописи и достоин занять место в Истории. Великий Князь говорит вначале, что дед его, Ярослав, дал ему Русское имя Владимира и Христианское Василия, а отец и мать прозвание Мономаха, или Единоборца: для того ли, что Владимир действительно был по матери внук Греческого Царя Константина Мономаха, или в самой первой юности изъявлял особенную воинскую доблесть? - "Приближаясь ко гробу, - пишет он, - благодарю Всевышнего за умножение дней моих: рука его довела меня до старости маститой. А вы, дети любезные, и всякий, кто будет читать сие писание, наблюдайте правила, в оном изображенные. Когда же сердце ваше не одобрит их, не осуждайте моего намерения; но скажите только: он говорит несправедливо!»
История в лицах
Лаврентьевская летопись:
В лѣт̑ ҂s҃ . х҃ . л҃г . [6633 (1125)] индикта третьӕго лѣт̑ . Престависѧ бл҃говѣрнъıи и великъıи кнѧзь Русскъıи Володимеръ. сн҃ъ Ж бл҃говѣрна ѡц҃а Всево[ло]да. оукрашенъıи добръıми нравъı . прослувъıи в побѣдах̑ . ѥго имене трепетаху всѧ странъı З. и по всѣм̑ землѧм̑ изиде слух̑ ѥго . понеже оубо ѡнъ всею | дшею възлюби Ба҃ . но и мъı мним̑сѧ Ба҃ любѧще. но аще потщим̑сѧ заповѣди ѥго схранити . тогда ӕвим̑сѧ Ба҃ любѧще . любѧи бо мѧ реч̑ заповѣди ѥго хранить . се же чюднъıи кнѧзь Володимеръ . потщасѧ Бь҃ӕ хранити заповѣди . и Бь҃и страхъ прис̑[но] имѣӕ в срд̑ци . поминаӕ слово Гс̑не . иже реч̑ ѡ семь познають въı вси члв҃ци . ӕко мои оуч҃нци єсте . аще любите другъ друга . и любите врагъı ваша . и добро творите ненавидѧщим̑ вас̑ . всѧ бо зломъıслы ѥго вда Бъ҃ подъ руцѣ ѥго . поне не взношашесѧ . ни величашесѧ . но на Ба҃ възлагаше все . и Бъ҃ покарѧше подъ нозѣ ѥго всѧ врагъı . ѡн же заповѣдь Бь҃ю хранѧ добро творѧше врагом̑ своимъ . ѿпущаше ӕ ѡдаренъı . млс̑твъ же бѧше паче мѣръı . поминаӕ слово Гс̑не гл҃щеѥ . блажени млс̑тивии ӕко ти помиловани будут̑ . и бл҃жнъ разумѣваӕи на нища и оубога . ӕко в дн҃ь лютъıи избавить и Гс̑ь . тѣмь и не щадѧше имѣньӕ своѥго . раздаваӕ требующим̑ . и цр҃кви зижа и үкрашаӕ . чтѧшеть же излиха чернечьскъıи чинъ . и поповьскъıи . подаваӕ имъ єже на потребу . и приимаӕ ѿ них̑ мл҃твъı . велику же вѣру стѧжа к Бу҃ . и сродникома своима . к ст҃ъıма мчн҃кама И. Борису и Глѣбу
Цитируется по: Полное Собрание Русских летописей. Т. 1. Лаврентьевская летопись. — Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1927
Мир в это время
В 1125 году выходит в свет «История английских королей» историка Вильяма Мальмсберийского
Фрагмент Gesta regum Anglorum (Истории английских королей). Вильям Мальмсберийский. 1120-1125 гг. |
Генрих, младший сын Вильгельма Великого, родился в Англии в третий год после прибытия туда его отца. Мальчик уже тогда по всеобщему желанию был отменно воспитан, потому что один из всех сынов Вильгельма был рожден для царствования, и, казалось, ему именно и должно принадлежать королевство. Итак, первые годы обучения в школе он провел в изучении свободных искусств и так впитал жаждущим сердцем сладостность книг, что впоследствии никакие военные потрясения, никакие государственные заботы не могли изгладить их из его замечательной памяти. Впрочем, он не читал много публично и не напевал, разве что потихоньку. Его образование, хотя и приобретенное, сказать по правде, урывками, служило ему большим подспорьем в искусстве управления, соответственно с тем изречением Платона, которое гласит: «Счастливо было бы государство, если бы в нем властвовали философы или властители философствовали». Наставленный в философии не так уж слабо, он мало-помалу с течением времени учился, как усмирять жителей провинций миролюбием; никогда не позволял своим солдатам начинать военных действий, кроме как в случае крайней необходимости. Итак, с детства лелея надежду на королевство, он укреплял ее науками. И нередко, даже в присутствии отца, вспоминал пословицу: «Невежда на троне есть осел в короне». Рассказывают также, что родитель его, прекрасно зная его нрав, всячески взращивал в нем непреклонную рассудительность: его, обиженного одним из братьев и льющего слезы, он ободрял словами: «Не плачь, сын, и ты будешь королем»...
393. После смерти короля Вильгельма, как сказано выше и торжественной церемонии королевских похорон [Генрих] был избран королем, правда, после некоторых разногласий среди дворян, которые возникли вначале и стихли [вскоре]... Итак, немедля издав указ по всей Англии, он отменил несправедливые установления своего брата и Ранульфа; умерил налоги, освободил узников; изгнал со двора прощелыг, восстановил во дворце пользование в ночное время светильниками, что было прервано при его брате; сполна восстановил умеренность старых законов, и, дабы они не могли быть нарушены, утвердил их клятвой своей и клятвой всей знати. Поэтому, казалось, радостный день засветлел для народа, когда после непроглядного мрака тревог засиял свет ясных обещаний. И уж поистине вызвало всеобщее ликование известие о том, что Ранульф, этот подонок из подонков, брошен в темницу, а за Ансельмом поспешно отправлены послы. Вот почему при громких возгласах и рукоплесканиях народа [Генрих] был коронован в Лондоне в августовские ноны, в четвертый день после смерти брата...
411. Он был деятелен и предусмотрителен в делах своего государства, непоколебим в его защите; удерживал от войн, насколько мог, с честью; когда же полагал нужным не проявлять терпения, суровый блюститель справедливости отражал встречную опасность щитом своей доблести. Постоянный в неприязни или дружелюбии к кому-либо, он воздавал страшным гневом одним, королевским великодушием другим, врагов доводя до отчаяния, друзей и подчиненных возвышая до завидного положения. Ведь и философия признает первой и величайшей заботой хорошего правителя «ниспроверженных щадить и ниспровергать горделивых». Непреклонный в отправлении правосудия, он управлял народом спокойно, знатью учтиво. Отыскивал с величайшим тщанием скрывшихся воров и мошенников, и, когда находил, наказывал; не пренебрегал и менее важными делами...
412. Он был выше людей низкорослых, но уступал высоким; волосы черные, поредевшие ото лба, глаза с мягким блеском, мускулистая грудь, полное тело. Он любил шутить в подходящее к тому время, и многообразие дел не мешало ему быть приятным в обществе. Не стремясь к воинской славе, он говорил, подражая словам Сципиона Африканского: «Моя мать родила меня правителем, не солдатом». Вот почему мудростью он не уступал никому из современных королей, и даже можно сказать, что из всех предшествующих королей Англии он, бесспорно, был первый, кто охотнее сражался благоразумием, нежели мечом: если мог, добывал победу без кровопролития, если не мог иначе — то малой кровью. В течение всей своей жизни он был совершенно свободен от непристойных влечений, потому что, как мы слышали от сведущих людей, он вступал в связь с женщинами не для удовлетворения страсти, но ради продолжения рода, не считая достойным снисходить до случайных сношений, разве что в случае, когда королевское семя могло произвести этот эффект. Он был хозяином над своей плотью и не подчинялся страсти, как раб. В еде не капризный, он скорее удовлетворял голод, чем пресыщался различной снедью; никогда не пил, но только утолял жажду, порицая малейшее уклонение от воздержанности как в себе самом, так и в других. Сон его был тяжелым и часто прерывался всхрапыванием. Красноречием он обладал скорее случайным, нежели выработанным, не стремительным, но достаточно развитым».