1740 год. 28 октября (17 октября ст.ст.) скончалась императрица Анна Иоанновна

«Уже давно императрица страдала недугом; как кажется, у ней была каменная болезнь. Предшествовавшее лето она провела в Петергофе, и к концу лета ей становилось хуже. По возвращении в Петербург, 5 октября, в воскресенье в 2 часа императрица по обычаю села обедать со своим любимцем. Вдруг ей стало дурно, и она упала без чувств. Ее подняли и уложили в постель.

Первым делом окружавших государыню сановников было подумать о престолонаследии. Воля государыни была известна: она уже объявляла, что желает назначить себе преемником сына принцессы Анны Леопольдовны, двухмесячного ребенка - Ивана Антоновича. Но вопрос был в том - кто будет в качестве регента управлять государством до совершеннолетия нового государя, еще лежавшего в колыбели. Первый Бестужев заявил, что всего подручнее эту важную обязанность возложить на герцога курляндского. Несколько дней прошло в размышлениях и толках: приходилось повозиться с Остерманом, а тот уклонился прямо заявить свое мнение об этом и только тогда, когда увидал, что большинство сановников склоняется на сторону Бирона, - сам подал голос за него. Миних, хотя не терпел курляндского герцога, не только объявил себя в пользу его назначения, а еще сам упрашивал его принять на себя этот сан. Больная государыня удержала у себя представленный ей манифест о престолонаследии и проект о регентстве Бирона. Она давно уже страшилась смерти и отклоняла от себя все, что могло ей напоминать о смертном часе; таким образом, давно уже было запрещено провозить и проносить покойников мимо дворца, чтоб не беспокоить государыни видом, возбуждающим в ней мысль о собственной кончине. Тогда Бестужев составил так называемую "позитивную декларацию", в согласии с другими сановниками, и положил ее в кабинете министров: в ней выражено было, будто вся нация желает, чтоб не иной кто, а непременно герцог курляндский, в случае преждевременной кончины императрицы, стал регентом государства впредь до совершеннолетия будущего императора. Стали приглашать к чтению и к подписи этой декларации всех наличных особ первых четырех классов. Набралось таким образом 197 подписей. Не должно думать, чтоб число это состояло из искренних приверженцев герцога курляндского. Большинство подписывалось, следуя примеру подписавшихся прежде их; те же, которые подписались, не повинуясь примеру других, делали это из страха: нельзя было положительно сказать - умрет ли государыня или выздоровеет. Врачи находили ее болезнь очень опасною, но и не уничтожали надежды на возможность ей поправиться; все соображали, что если Анна Ивановна выздоровеет, то не простит тем, которые не показали любви и доверия к ее любимцу: судьба Волынского представляла тому свежий пример. Фельдмаршал Миних поступил по такому же соображению, как о том свидетельствует сын его в своих записках.

Впоследствии Бирон в своей записке, писанной с места своего заточения в Ярославле императрице Елисавете Петровне, уверял, будто он вовсе не думал и не хотел принимать на себя регентства, будто на коленях просил государыню освободить его от такого бремени; но источники современные говорят совсем иное, именно - что Бирон, хотя наружно и отказывался от предлагаемой ему чести, но прежде тайно направлял Бестужева, который первый произнес о том слово в собрании сановников; да и сам герцог курляндский в этом собрании доказывал, что нельзя давать регентства ни матери, ни родителю будущего императора. По всему видно, между Бироном и Анной Ивановной происходил разговор о регентстве, но Бирон не представил его в своей записке в настоящем виде. Есть основание полагать, что Анна Ивановна сама не хотела давать регентства принцессе Анне Леопольдовне и ее супругу, из опасения, что они подпадут под влияние отца принцессы, герцога мекленбургского, и даже допустят его водвориться в России, а судя по тому, что случилось с ним в его немецкой земле, можно было справедливо опасаться, что появление его в России не будет полезно для Российского государства.

16 октября с больною, уже не встававшею с постели императрицею сделался припадок, подавший опасение скоронаступающей кончины. Анна Ивановна приказала позвать Остермана и Бирона, и в их присутствии подписала обе бумаги - о наследстве после нее Ивана Антоновича и о регентстве Бирона. Первую бумагу она вручила Остерману, последнюю - отдала своей придворной даме Юшковой, постоянно находившейся при ней во время болезни, приказавши открыть ее после ее смерти. Юшкова спрятала эту бумагу в шкаф с драгоценностями. Императрица, отпуская Остермана, приказала объявить всем сановникам, что теперь все уже окончено. Настал другой день - 17 октября. Истощались последние силы императрицы. Она приказала пригласить к своей постели принцессу Анну Леопольдовну с супругом, цесаревну Елисавету, кабинет-министров и всех важнейших сановников. В 9 часов вечера, среди такого собрания, Анна Ивановна отошла в вечность».

Мир в это время

В 1740 году был опубликован первый роман известного английского писателя Самуэля Ричардсона – «Памела, или награждённая добродетель»

«Ричардсон, Самуэль (Samuel Richardson) — английский писатель (1689—1761), родоначальник "чувствительной" литературы XVIII и начала XIX вв. Он вел обширные типографские дела и только в 50 лет обратился к литературе; вел обширную переписку с женщинами разных классов, отличаясь глубоким пониманием женской психологии, что и сказалось в его романах. Побуждаемый друзьями издать "Руководство к писанию галантных писем", Ричардсон решил написать не письмовник, а книгу, которая научила бы людей "думать и поступать в обыденных и необычайных случаях". Цель Ричардсона была прежде всего нравоучительная; в письме к одному из друзей он говорит, что надеется "отвлечь молодежь от увлечения сказочным и чудесным в поэзии и возбудить интерес к тому, что способствует развитию нравственности и религии". Ричардсон задумал и выполнил свои романы в форме писем: это — как бы драмы для чтения, с расширенными для руководства читателей сценическими указаниями. Первый роман Ричардсона, "Памела", вышел в 1740 г. под пространным заглавием: "Памела или вознагражденная добродетель, серия писем прекрасной девицы к родителям, в назидание юношам и девицам и т. д.". За ним последовали "Кларисса" (1748) и "Чарльз Грандиссон" (1754). Событий в романах Ричардсона мало. В восьми частях "Кларисы" рассказаны происшествия за 11 месяцев; в "Грандиссоне" действие останавливается на каждом шагу для анализа мысли и чувств. Автор постоянно возвращается назад. Одно письмо описывает, что произошло; затем другое лицо в письме к третьему комментирует случившееся и т. д. По замечанию Джонсона, если читать романы Ричардсона, интересуясь фабулой, то можно повеситься от нетерпения. Но интерес этих романов не в фабуле, а в разборе чувств и в нравоучениях.

Три романа Ричардсона последовательно описывают жизнь низшего, среднего и высшего класса общества. Памела — героиня первого романа — выходит победительницей из соблазна и становится женой того, кто хотел обольстить ее. Современники справедливо упрекали Ричардсона за практичный характер добродетели его героини. Лучший роман Ричардсона — "Кларисса" или "Невознагражденная добродетель"; он не так растянут, как "Грандиссон". Героиня, соблазненная Ловеласом, умирает среди страданий, окруженная ореолом невинно угнетенной, добродетельной жертвы судьбы, Ловелас убит на дуэли мстителем за Клариссу, полковником Морденом. Интерес романа — в двух основных характерах: Клариссы, кроткая прелесть которой увеличивается ее слабостью, и Ловеласа — типичного бессовестного соблазнителя, изображенного в романе "злодеем" с подкупающей внешностью. Несмотря на преувеличенность и почти карикатурность, в Ловеласе создан тип, оставшийся навсегда в литературе и ставший нарицательным в жизни. Как противовес Ловеласу, написан "Чарльз Грандиссон". Ричардсона упрекали, что, создавая идеальные женские типы, он оклеветал мужчин: в ответ на это он создал образ идеального Грандиссона. Его доблесть — совершено условная: это ходячие общие места мещанской морали, Грандиссон умнее, красивее, храбрее всех и уснащает свои подвиги рассуждениями о долге и добродетели. Несмотря на необычайную растянутость, на излишество вводных эпизодов, в романе чувствуется большая сила анализа и есть драматические положения.

Основная черта романов Ричардсона, сделавшая их популярными, а самого Ричардсона основателем новой школы романистов — "чувствительность". История Ловеласа и его жертв имела в Англии огромный успех и вызвала большую подражательную литературу (а также множество пародий, в том числе "History of the adventures of Joseph Andrews" и т. д., Фильдинга). Вне Англии сентиментальность Ричардсона также сделалась лозунгом широкого литературного течения. Подражателями Р. являются Гольдони, в двух комедиях: "Pamela Nubile" и "Pamela marita t a", Виланд в трагедии "Clementine von Paretta" и др. Влияние Р. заметно и в "Новой Элоизе" Руссо, в "Монахине" Дидро, в сочинениях Мармонтеля и Бернардена де Сен-Пьерра.

Популярность Ричардсона продолжалась так долго, что еще Альфред Мюссе называл "Клариссу" "лучшим романом на свете". Ричардсон может быть назван не только основателем современного романа в Англии, но и предшественником всей сентиментальной школы в Европе. Ввиду растянутости его романов сделаны сокращенные издания "Клариссы" (1868) Далласом, "Грандиссона" — профессором Сенсбюри (1895). Собрание сочинений Ричардсона издано в Лондоне в 1783 и 1811 гг. На русский язык переведены: "Английские письма, или история Кавалера Грандиссона" (СПб., 1793—1794), "Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов" (СПб., 1791—1792), "Индейцы" (М., 1806), "Памела, или награжденная добродетель" (СПб., 1787; другой перевод 1796), "Кларисса или история юной барышни" ("Библиотека для Чтения", 1848, ч. 87—89)».

.

Обсуждение закрыто