1868 год. 26 мая (14 мая ст.ст.) русские войска взяли столицу Бухарского ханства Самарканд

«В ночь с 11-го на 12-е число, улицы города и сады были усилены баррикадами и завалами, а стены садов приведены в оборонительное положение. Рассчитывая оттянуть время переговорами, Гусейн-бек посылал беспрерывно к полковнику Абрамову новых посланных, а тем временем расставлял войска и жителей за баррикадами и завалами.

Часов около двенадцати ночи явились к полковнику Абрамову еще трое посланных, из которых один назвал, себя Гусейн-беком. Полковник Абрамов уже начал с ним говорить, как с Гусейн-беком; но дело скоро объяснилось и обманщики сознались во всем. Тогда, задержав двоих из них в лагере, полковник Абрамов послал третьего в Ургут, приказав сказать Гусейн-беку, что если он не явится к нему в семь часов утра, то отряд двинется к городу. Посланный возвратился в пять часов утра и сообщил, что Гусейн-бек просит три дня сроку. При этом посланный дал заметить, что до сих пор никто еще не брал Ургута, и что если русские захотят взять город силою, то еще неизвестно, чем дело окончится. Полковник Абрамов отпустил посланных, сказав им, что он будет ждать Гусейн-бека до девяти часов утра, и что если к тому времени Гусейн-бек не приедет, то он овладеет городом.

Когда рассвело, вокруг лагеря нашего отряда виднелись неприятельские пикеты; в тылу стояла большая партия конных всадников, а впереди, в садах, большой лагерь пехоты и кавалерии, в котором, по временам, раздавались фальконетные выстрелы.

В девять часов отряд двинулся к городу, но едва успел отойти с версту, как должен был приостановиться. Гусейн-бек прислал Письмо на имя командующего войсками и просил не начинать дела до получения ответа. Полковник Абрамов не принял письма и доставившим его посланным приказал сказать Гусейн-беку, что если он через полчаса не явится, то будет продолжать движение. Через полчаса посланные возвратились, но на этот раз объявили уже прямо, что Гусейн-бек не явится ни к нему, ни к командующему войсками, что теперь войска уже собраны и город готов к обороне. Ответом было приказание строить боевой порядок.

Выстроив боевой порядок, отряд продолжал движение и вскоре вступил в лощину. Версты за полторы от города, как только отряд втянулся в лощину, против правого фланга отряда стали заезжать толпы конного неприятеля. Одиночные всадники, выезжая вперед, делали выстрелы и снова удалялись в толпы. Толпы конницы, маскировавшие расположение пехоты, расставленной за баррикадами и стенками садов, также начали беспокоить отряд выстрелами и подъездами с фронта. Полковник Абрамов, остановив войска, приказал дивизиону конно-облегченной батареи открыть пальбу. Несколько удачных выстрелов конно-облегченного дивизиона разогнали конные толпы, и отряд, двинувшись вперед, скоро подошел к опушке садов. Стены опушки были густо уставлены пехотою, вооруженною небольшим числом ружей, а на дороге к городу возвышался большой завал, занятый густыми массами пешего неприятеля, вооруженного частью ружьями, частью батиками. Полковник Абрамов поручил майору Грипенбергу выбить неприятеля из опушки и атаковать завал, а есаулу Хорошхину, с сотней уральских казаков, приказал броситься на завал с фланга. Конному дивизиону велено было открыть пальбу гранатами.

Дав конному дивизиону время обстрелять неприятеля гранатами, майор Грипенберг двинул роты своего батальона на завал. Покровительствуемые огнем артиллерии, роты батальона Грипенберга, несмотря на многочисленность неприятеля занимавшего завал, молодецки бросились на завал, и после непродолжительного, но упорного рукопашного боя батиками и айбалтами, заставили неприятеля отступить за следующий завал. Майор Грипенберг и есаул Хорошхин, следуя впереди своих частей, в числе первых получили раны, но не оставили своих мест и повели свои части дальше. Завалы были устроены через каждые 180 и 200 шагов. Неприятель оборонялся упорно; каждый завал удавалось брать не иначе, как после рукопашного боя. Неприятель то отступал шаг за шагом, то порывался переходить в наступление, бросаясь в батики и штыки на ротные колоны с фронта, в то время как другая часть его, обежав садами, нападала с тылу. Арьергарду нередко приходилось выбивать неприятеля из-за тех завалов, которые были им оставлены после боя с головными частями нашего отряда. Выбитый из садов, неприятель слабо защищался в городе, несмотря на то, что улицы были заграждены сильными баррикадами.

В три часа пополудни, город и цитадель были заняты; неприятель бежал, оставив на месте до 300 трупов. Наша потеря в этот день заключалась в следующем: убитых нижних чинов 1; раненых: штаб-офицеров 1, обер-офицеров 2, нижних чинов 14; сверх того ушиблено 6 нижних чинов. Из общего числа раненых и ушибленных 16 ран нанесено саблями и батиками. Разрушив цитадель и казармы сарбазов, полковник Абрамов, вечером 13-го числа, возвратился в Самарканд. Командующий войсками, выехав навстречу отряда Абрамова, приветствовал его словом благодарности. Ургут смирился; Гусейн-бек бежал в Шагрисябс, а раис и каты-амин, с старейшими из аксакалов, утром 14-го числа, поднесли командующему войсками хлеб-соль и изъявили безусловную покорность.

Однако положение наше было далеко не такое блестящее, как казалось сначала. Первоначальная уверенность, что кампания кончилась одним ударом, оказалась предположением. Миролюбие командующего войсками и его искреннее желание не увеличивать территории Туркестанского Края, вызвавшее предложение противнику покончить войну принятием снисходительных условий мира, не было понято эмиром и не оценено им по достоинству.

Получив известие о беспримерном в летописях азиятских народов поступке жителей Самарканда, отказавшихся защищать город и затворивших ворота перед своими разбитыми, искавшими убежища, войсками, эмир, в пылу гнева приказал Шир-Али-бию отрубить голову мирзе Галий-беку, приехавшему из Самарканда с этим печальным известием, и избить всех жителей Самарканда, разрушив до основания древнюю столицу Тамерлана. Он рассчитывал, что шагрисябцы успеют занять его прежде русских. Известие о добровольной сдаче Самарканда и о быстром вступлении в него наших войск испугало эмира и произвело сильное впечатление на всю Среднюю Азию. Правоверные оплакивали потерю священного города. Эмир не мог без слез вспомнить об этой ужасной для него потере. «Лучше бы Бог лишил меня жизни, чем этого города», говорил он не раз своим приближенным».

Мир в это время

---

В 1868 году британская армия захватила эфиопскую крепость Магдала. Император Эфиопии Теодрос II покончил с собой

«Фёдор II. Теодрос II, до провозглашения императором – Каса (Касса) (1818, Куара, – 13.4.1868, крепость Мэкдэла), император Эфиопии с 1855 года. Сын мелкопоместного феодала из Куары (Квары). Пытаясь превратить Эфиопию в сильное централизованное государство, приступил к проведению реформ с целью укрепления политической власти верховного правителя, объединения в его руках всех государственных доходов и создания единой армии; запретил работорговлю. Реформы Федора II встретили упорное сопротивление со стороны крупных феодалов, а также Великобритании, колонизаторским планам которой мешало создание сильной Эфиопии. Опираясь на крупных феодалов, Великобритания развязала англо-эфиопскую войну 1867–1868 гг. После взятия англичанами крепости Магдала (Мэкдэла) Федор II, не желая сдаваться в плен, покончил с собой».

.

 

Add comment

Name (required)

E-mail (required, but will not display)

Notify me of follow-up comments

Refresh

Send

Cancel