1755 год. 7 мая (26 апреля ст.ст.) начались занятия в Московском университете

«В 1755 году в истории образованности в России произошло важное явление - основание первого российского университета; он был назначен в Москве, и при нем полагались две гимназии приготовительного характера. В указе говорилось, что "Петр Великий погруженную в глубину невежества Россию к познанию истинного благополучия приводил, и по тому же пути желает следовать дщерь его, императрица Елисавета Петровна".

В тех видах, что дворянство российское лишено средств к воспитанию своего юношества и часто приглашает в дома к себе учителей из иностранцев, вовсе не приготовленных к своему высокому призванию, по докладу камергера Шувалова, учреждался в Москве университет для дворян и разночинцев и при университете две гимназии: одна для дворян, другая для разночинцев. Государыня желала, чтобы главное начальство над университетом поручалось двум кураторам: один будет учредитель камергер Шувалов, другой - лейб-медик Блюментрост. Проект утвержден был государынею 12-го января 1755 года. Сенат определил на содержание университета и двух гимназий 15000 рублей в год и, сверх того, на покупку книг и прочих ученых пособий единовременно 5000 рублей. Университет, хотя и подчинялся сенату, но находился под протекцией императрицы. Ему предоставлялся собственный суд. Все принадлежащие к университету освобождались от постоя, сборов и всяких полицейских тягостей. Университет разделялся на три факультета. Первый - юридический, в котором полагались профессора: натуральной юриспруденции, народных прав и узаконений и политики, излагающей прошедшее и настоящее положение отношений государств между собою. Второй факультет - медицинский, где полагались профессора: химии физической и аптекарской, натуральной истории, которые будут показывать на лекциях травы и животных, - и анатомии, которые будут показывать строение человеческого тела в анатомическом театре. Третий факультет - философский, т.е. логики, метафизики и нравоучения, физики экспериментальной и теоретической, красноречия, т.е. ораторства и стихотворства и истории универсальной и российской. Каждый профессор обязан каждодневно, исключая воскресных и праздничных дней, читать в университете публичные лекции по своему предмету, не требуя от слушателей платы; но дозволяется профессору читать и приватные лекции за умеренную плату. Лекции читаются по-латыни и по-русски, согласно с авторами, которые будут указаны в профессорском собрании и кураторами. По субботам должны в присутствии директора отправляться собрания профессоров для совета о всяких распорядках, касающихся наук и студентов. При окончании месяца, в субботу, профессора устраивают диспуты для студентов, и за три дня вперед к дверям университета прибивается тезис, а в конце академического года устраиваются диспуты публичные, на которые приглашаются любители наук. В апреле раздаются золотые и серебряные медали, числом восемь, за лучшие сочинения, написанные по-латыни и по-русски. Назначаются две вакации: одна зимняя - от 15-го декабря по 6-е января, другая летняя - от 10-го июня по 1-е июля. Курс студентов определяется трехлетний. В университет студенты вступают по экзамену из всех сословий, кроме крепостных, "понеже науки не терпят принуждения и между благороднейшими упражнениями считаются"; однако дворянин мог обучать своего крепостного в университете на своем иждивении, но уволивши его от крепостной зависимости; если же такой студент будет уличен в дурных поступках, то возвращается снова под прежнюю власть господина. Во время курса студенты находятся под исключительным ведением университетского суда. В гимназиях, учреждаемых при университете, предположено было четыре трехклассных школы: первая - российская, вторая - латинская, третья - оснований наук, и четвертая - главнейших европейских языков, которыми считались немецкий и французский; каждому ученику предоставлялось учиться обоим этим языкам вместе или одному из двух. Родители, заранее желавшие определить со временем своих сыновей в купечество, в художество или в военную службу, должны были объявлять об этом предварительно, дабы можно было при воспитании руководить детьми сообразно родительским желаниям. Каждый класс подвергался полугодичному экзамену, а в конце курса производился экзамен публичный, после чего достойные производились в студенты университета. При этом директор раздавал ученикам в виде награды книг рублей на пятнадцать или на двадцать. Учиться греческому языку считалось нужным, а восточные языки предположено было преподавать тогда, когда увеличатся университетские доходы и найдутся достойные преподаватели. Дворянам дозволено было записывать своих недорослей в университет, а по достижении семи лет возраста возить на первый смотр. Обучаться в университете предполагалось до шестнадцати лет возраста; но тем, которые показывали особую большую склонность к наукам, дозволялось оставаться и до двадцати лет. Все окончившие курс в университете и получившие об окончании свидетельство, при поступлении в гражданскую или военную службу пользовались старшинством. Московскому университету, как и петербургской "де сианс академии" дано право состоящих учителями иностранцев подвергать экзамену и выдавать им свидетельства на право учительствовать; а без этого свидетельства никто не должен был держать домашнего учителя, под страхом уплаты пени ста рублей»

Мир в это время

---

В 1755 году столица Португалии Лиссабон была разрушена страшным землетрясением

«Был ясный солнечный день. Воистину светлый праздник - День Всех Святых. Бедняки потянулись к ранней заутрене, зажиточные горожане - к поздней. В десятом часу утра церкви, а их в каждом квартале были десятки, оказались полны народу.

Это началось в 9 ч 40 мин.

Капитан, оказавшийся в морском порту, наблюдал первый толчок. На его глазах каменные постройки Лиссабона медленно, величественно начали качаться из стороны в сторону “как пшеничное поле от легкого ветра”. В течение шести секунд (пока длился толчок) многие здания обрушились. Вскоре последовал второй, а затем и третий толчок. Стены домов раскачивались с запада (т.е. с моря) на восток. В почве возникли трещины.

Дальнейшее очевидцы были не в силах внятно описать. Первое письмо из разрушенного города отправил английский хирург Вольфальм не ранее 22 ноября. Оно пришло в Англию разве что к концу месяца. Сам автор случайно уцелел в числе четырех счастливцев из 34 обитателей дома.

“Страшное зрелище мертвых тел, крики и стоны умирающих, до половины засыпанных развалинами, выше всякого описания; страх и отчаяние до того овладели всеми, что самые решительные люди не осмеливались остановиться на мгновение, чтобы сдвинуть несколько камней, придавивших самое дорогое им лицо, хотя многие могли быть спасены таким образом; но никто не думал о чем либо, кроме своего собственного спасения. <…> Число погибших в домах и на улицах несравненно меньше числа жертв, нашедших свою кончину под обломками церквей…” 

Людям, не переживавшим сильные землетрясения в большом городе, почти невозможно представить этот “армагеддон”. Боевые генералы, прошедшие войну 1941-1945 гг., признавались, увидев уничтоженный в 1948 г. Ашхабад, что это совершенно несравнимо. Нам, даже видевшим подробности кошмаров в Нью-Йорке, Мадриде и Лондоне, не представить и отдаленно катастрофу не локальную, но всеобщую. И, заметим, ни спасательных служб, ни медицинской помощи, ни хотя бы минимальной информации, ни элементарного опыта поведения в ситуации ультрачрезвычайной. Голые животные инстинкты.

Инстинкт погнал живых не прочь из города, но ближе к воде, в надежде уйти на кораблях в море. Море будто поджидало несчастных.

Через 20 мин, как раз когда на набережной собрались толпы страждущих, пришла первая волна высотой 12-15 м. А затем произошел провал новой Лиссабонской набережной вместе со скопившейся на ней после первого толчка массой народа. Свидетельства скудны и не во всем достоверны, но безусловно речь идет о крупном оползне прибрежного участка во время второго толчка, т.е. в 10 ч утра. И это вполне обычно в сейсмических ситуациях в прибрежных районах. Но это еще не все. Через три часа после сокрушительных толчков из-за открытого огня на кухнях и в алтарях многих церквей и молельных мест возникли загорания, которые благодаря сильному ветру и умышленным поджогам мародеров быстро переросли во всеобщий пожар. О тушении огня нечего было и думать, и он бушевал в городе пять суток. Развалины тлели еще столько же. “Казалось, природа хотела повсюду похвастать своим необузданным произволом” 

“Как только мы пришли в состояние рассуждать, смерть была единственной вещью, которая представлялась нашему воображению. Страх голода был ужасный” Лиссабон был складочным местом хлеба для всей округи на 50 миль. Пожар уничтожил запасы. Начались грабежи. По повелению короля по городу расставили действующие виселицы. Тела 200 грабителей придержали остальных. Маркиз де Помбаль знал не только что сказать королю, но и что делать.

Три недели спустя один из жителей вернулся в западный квартал Лиссабона, после чего записал: “Никакого признака улиц, проходов, площадей и т.д. Только холмы и горы дымящихся развалин”. Из 20 тыс. домов осталось менее 3 тыс. пригодных для жилья. Безвозвратно погибло 32 церкви, более 75 часовен, 31 монастырь, 53 дворца. Продовольственная помощь пришла из Англии только к концу декабря.

Между тем в течение ноября и декабря толчки повторялись. Сначала ежедневно, затем через несколько дней. Отдельные из них продолжали разрушения. Самый сильный афтершок случился 9 декабря, он ощущался по всей Португалии, в Испании, Северной Италии, Южной Франции, Швейцарии и Южной Германии. Несколько раз за толчками следовали возмущения вод реки Тахо и затопление ее берегов. То же случалось в первом квартале 1756 г. Вообще сейсмическая активность в районе продолжалась 10 месяцев, но возобновлялась и позже, вплоть до 1762 г. Вот какое донесение от 16 ноября 1761 г. из Лиссабона опубликовано в газете “Санкт-Петербургские ведомости”: “Почти ни единого дня не проходит, в котором бы мы не чувствовали здесь землетрясения. Мы не имеем причину сумневаться, что с первого дня ноября месяца 1756 г. [ошибка, правильно 1755 г. - А.Н.] возгоревшаяся подземная материя и поныне под ногами нашими тлеет”.

Не менее 16 городов Португалии подверглись разрушениям в разной степени. Разрушения были и в западной части Испании - в Севилье, Малаге, Аямонте, Альбуфиере. Ближайший к Лиссабону г.Сетубал наполовину оказался разрушенным землетрясением и полностью уничтожен последовавшими цунами (известие принесли моряки голландского судна). В г.Фару разрушения и затопление повлекли за собой 3 тыс. смертей. Цунами возникали и продолжались во многих прибрежных местах Испании. В городе Кадис (Гадиз) был затоплен целый квартал. Погибло около 200 человек. В горах появились крупные трещины, а на побережьях возникли скальные обвалы. О подобных явлениях сообщали и с Гибралтара, и из Марокко».

.

Обсуждение закрыто