Архивные материалов

Нужно ли доказывать, сколь опасен для общества и государства сильный русофобский правый крен, в котором рано или поздно проклюнутся ростки неонацизма? Сможет ли какая-нибудь партия или движение освоить эту ненавидимую эстонским истеблишментом, да и обществом, опустевшую левую «поляну»?

На левизну в эстонской политике всегда претендовали русские партии, особенно Объединенная народная партия Эстонии, которая канула в Лету еще в начале нулевых годов. В политике для эстонских националистов-русофобов «русский» и «левый» были синонимами. После полной зачистки властью и Центристской партией самостоятельного русского политического поля понятие «русские» стало синонимом «руки Москвы» и «пятой колонны». Убрав с пути русских активистов, те же центристы, причем с помощью русскоязычных коллег, со временем переродившихся в коллаборационистов, создали под центристским флагом видимость левизны в эстонской политике.

Что касается считающей себя левой Социал-демократической партии Эстонии, то на самом деле она розово-бежевая, так как под левизной тут понимают умеренные социальные преобразования, которые не раздражали бы Реформистскую партию, связанную с крупным капиталом и финансами. При этом «русский вопрос» декларируется в таком объеме, чтобы соцдемов не подвергли остракизму даже ультранационалистические, откровенно русофобские парламентские партии (EKRE, Vabaerakond, IRL).

В Эстонии левизна в загоне

В эстонской политике, пусть и маргинально, существовала эстонско-русская по этническому составу Левая партия Эстонии (ЛПЭ) во главе с Тийтом Тоомсалу. Но ныне она превратилась в русскоязычную Объединенную Левую партию Эстонии (ОЛПЭ), которая за счет недобитых властью и центристами «русских» активистов (политиками их трудно было считать) стала еще маргинальнее прежней, хотя за ней стоял мэр Маарду Георгий Быстров с определенным административным ресурсом.

Хилость эта очевидна даже несмотря на то, что в 2008 году партия обещала следовать платформе Партии европейских левых (Die Linke). В итоге, несмотря на объявление своей идеологией демократического социализма и экосоциализма, партия до недавнего времени больше походила на привидение.

О ее интеллектуальном потенциале, за исключением отдельных личностей, мягко говоря, тоже нельзя было сказать ничего хорошего. И это объяснимо — продвинутые «русские» и русскоязычные политики ушли в услужение к центристам (на приемлемые политические хлеба и продолжение карьеры). Но кое-кто имел еще и наглость упрекать преемников брошенной ими Объединённой народной партии Эстонии (ту же Конституционную партию Эстонии) в интеллектуальной отсталости. И это при том, что они же и привели ОНПЭ к разбитому корыту и сбежали из нее в респектабельные эстонские партии (прежде всего в Центристскую и Социал-демократическую).

Об идеологической неопределенности нынешней Объединённой левой партии Эстонии говорят и попытки Центристской партии, ошибочно считающейся прорусской, «прихватизировать», как и любую русскую инициативу, ОЛПЭ еще до ее «взросления». Вот и левоцентристский политолог Игорь Розенфельд, являющийся членом на глазах правеющей и становящейся антироссийской Центристской партии, посчитал возможным наставлять на путь истинный Объединенную левую партию, ненавязчиво знакомя ее актив с идеями «третьего марксизма». Зачем? Судите сами по его же тезисам: идеи «третьего марксизма» возникают «в рамках второго марксизма как «ревизионизм». И далее: «В чем отличия подхода «ревизионистов» от советского марксизма? Основное — критика советской модели социализма…».

Конечно, любой политический и идеологический ликбез хорош для каждого партийца, но в данном случае установка на «правильную» левизну вполне очевидна. Напрашивается и смутная аналогия с тем, что нынче на Западе принято ругать все советское, а там недалеко и до уравнивания большевизма с нацизмом.

Попытки встать на ноги

Только после того, как в прошлом году в ОЛПЭ влилась свежая кровь — актив некоммерческой организации «Русская школа Эстонии», худо-бедно отстаивающая образование на русском языке, появилась надежда на становление реальной политической силы. Но пока всходы весьма скромные. Первым серьезным испытанием для ОЛПЭ стали нынешние местные выборы. Партия имела свои избирательные союзы не только в Таллине, но и в еще нескольких городах Эстонии. В 2009 году на европарламентских выборах партия показала более чем скромный результат — всего 0,9% голосов от общего числа проголосовавших избирателей. Результат недавно состоявшихся местных выборах по Эстонии — 0,2% и в Таллине — 0,3%. Без комментариев.

И все же, каковы перспективы ОЛПЭ и, вообще, можно ли о них говорить, даже если в обществе был бы запрос на левизну?

Внутрипартийный фактор. Сегодня партия, несмотря на контакты с европейскими левыми, представляет скорее политклуб, причем впечатление такое, что он существует ради чьей-то галочки. Может, именно поэтому видный член партии Владимир Вайнгорт публично агитировал в СМИ население голосовать на местных выборах за… центристов. Но никаких оргвыводов партия не делает.

Партия не имеет ни финансирования, ни постоянно действующего партийного СМИ (нет у нее и доступа в мейнстримные СМИ Эстонии). Слабой является и организационная работа. Кстати, работа с людьми (массами) всегда была слабым местом русских политиков.

С приходом активистов «Русской школы Эстонии» активность выросла, но, и это не в упрек сказано, вся деятельность партии все-таки больше смахивает на порыв самодеятельных энтузиастов. Как и у прежних русских партий, практически игнорируется работа с молодежью (профсоюзы «продались» соцдемам). Увы, реальность такова, что ОЛПЭ не хватает ресурсов и потенциала, хотя хорошо понятно, что ее будущее как раз связано новом поколении русских политиков левого толка. Но многим, в том числе ветеранам русских партий, пристроившихся на теплых местах в эстонских партиях, ставка на левизну кажется безнадежной.

Помехой стал «русский вопрос»

Одна из главных проблем Эстонии и общества — этническая. Она мешает и становлению левизны. Взять судьбу Левой партии Эстонии (ЛПЭ) во главе с Тийтом Тоомсалу, которая приказала долго жить не только из-за своей маргинальности (антикоммунизм стал краеугольным камнем русофобии Запада), но и различной национальной ментальности и политической культуры эстонских и русскоговорящих левых. Отсюда — разное понимание того, как относиться к серьезным межэтническим проблемам в эстонском обществе. Размежевание произошло после слияния ЛПЭ с Конституционной партией, когда состав новой партии (ОЛПЭ) стал преимущественно русскоязычным, и в повестке дня появился «русский вопрос» (его суть — узаконенная дискриминация русского населения по этническому признаку). ЛПЭ считает, что ее отношение к внутренней политике не может рассматриваться в национальной плоскости. Это тем более странно, что и в ЛПЭ считали, что «русский вопрос» в Эстонии все-таки существует.

Или несправедливость должна рассасываться сама собой? Такая странность объяснима исключительной русофобией в эстонском обществе и СМИ, особенно в государственной политике. Борьба с этническим неравноправием приравнивается к служению Кремлю.

Но и ныне отношение ОЛПЭ к решению «русского вопроса» достаточно декларативно. Об этом говорят и планы пришедших в партию активистов «Русской школы Эстонии». Они заявляли поначалу о необходимости создать русскую партию нового типа, и именно по этническому признаку. Это было бы неким подобием латвийского Русского Союза Латвии (сопредседатели — Татьяна Жданок, Мирослав Митрофанов, Юрий Петропавловский). Но, в конце концов, актив «Русской школы Эстонии» решил создать Партию народов Эстонии и начать борьбу за межэтнический мир. Однако очень скоро и от этой, в нынешних условиях наивной идеи отказались. Причину этого иллюстрирует и такой частный случай: в предвыборной студии центристского СМИ (телеканал ПБК) один из членов ОЛПЭ высмеял долгую борьбу сопредседателя своей же партии и правозащитника Мстислава Русакова за то, что тот отстаивает право русских Эстонии вписывать в паспорт, помимо имени и фамилии, еще и свое отчество. В связи с этим стоит добавить такой штрих: под левизной в Эстонии понимают прежде всего правозащитную деятельность.

Государство не потерпит левизны

Особенность Эстонии — препятствование и пресечение государством деятельности любой общественной организации, борющейся с этнической дискриминацией, против милитаризации и нормализации отношений с Россией, то есть всего того, что противоречит государственной политике моноэтнизма и русофобии Запада. История русского политического движения в последние четверть века отмечена и политическими репрессиями эстонских властей, и принуждением организаций отказаться от своей деятельности.

И можно смело говорить о бесперспективности в нынешних условиях активизации не только левых сил, но и обществ, борющихся за межэтническое равноправие или дружбу между Эстонией и Россией. Первое, что делает охранка, СМИ и националисты-русофобы, это объявление инакомыслящих «рукой Москвы» и «пятой колонной». Примером служит отношение к некоммерческой организации «Родители Эстонии», созданной года два-три назад. А шельмованию она стала подвергаться за то, что вела, пусть и совместную с эстонскими организациями, борьбу с ювенальной юриспруденцией и против однополых браков.

Отсюда — отчуждение и безразличие русского и русскоязычного населения (треть населения страны) к общественно-политической жизни страны, к своему дискриминируемому положению. А еще надо иметь в виду, что не только в сознании эстонского населения, но и русскоговорящего само слово «левый» воспринимается, как крамольное, враждебное, даже, если речь идет об эстонцах. Пойти в «левые» равноценно политическому самоубийству.

В таких условиях единственная возможность реализовать свое стремление к политической и общественной деятельности — заниматься только тем, что устраивает эстонское государство. Русское и русскоязычное население поставлено в условия, схожие с оккупационными: приходится угождать и выражать лояльность. Это можно сравнить и пребыванием в «духовном концлагере».

Вот почему жертвы зачистки в начале нулевых годов самостоятельного русского политического поля, а также многие политики и активисты нового поколения стали пополнять эстонские партии и организации и признавать, которые в меньшей или в большей степени отравлены русофобией.

Потому русские и русскоязычные жители не просто невольно эстонизируются и вестернизируются, то есть добровольно-принудительно подвергаются дерусификации. Они должны принять в качестве своих и западные ценности, к которым, прежде всего, относятся право сильного и потребительский образ жизни. То есть, приходится или стать русофобом, или, по крайней мере, казаться таковым, и не проявлять даже нейтрального отношения к России.