– Яак, Яак, – послышалось со двора.

«Опять мальчишки зовут воронёнка, подманивают. Вот почему этот хитрюга-Меэлис не доел сосиску, думал, не замечу, – она выглянула в окно: ребята, человек пять-шесть, столпились у колодца, образовав круг. – Поддался, значит, птенец, ох, затормошат его, надо бы вмешаться».

– Меэлис, Калев, ребята, отстаньте от птицы!

– Мама, он взял еду у меня с рук два раза! – Меэлис подбежал к дому и со свойственным ему воодушевлением делился новостью. – А помнишь, ты рассказывала, что однажды кормила с ладони синицу? Я понял, как это необычно, когда птичка берёт угощение с рук, а если случайно цепляет клювом за пальцы, то становится щекотно. И ещё я, кажется, понял, почему ты хотела стать орнитологом, – крикнул он, снова устремляясь к друзьям.

Они гостили на хуторе уже около недели. В этом году лето расщедрилось на солнечную погоду, изредка ветер громко шелестел в травах, но сильных волн на мелководье, где купались ребятишки, не вызывал. Такое лето всегда оставляло самые радужные воспоминания, она вволю наслаждалась чудесными мгновениями, погружаясь в своё творчество. Меэлис знал об этом важном мамином увлечении и никогда не отвлекал, если замечал, что она задумчиво открывает тетрадь. Он был самостоятельным и за это время успел подружиться с соседским мальчиком по имени Калев. Они всюду ходили вместе: на море ли купаться, за земляникой ли в лес – сейчас, в июле, ягоды радовали обильными россыпями у кромки леса, иногда перебираясь на полянку. Но когда ребята направлялись в лес, она всё же настаивала, чтобы они брали с собой собаку, грузного кобеля Ричарда, который предпочитал лежать у крыльца или своей будки, нежели куда-то двигаться. Он был ленив от природы, и поначалу Юрий сердился на пса, а потом махнул рукой и оставил того в покое. Так между ними установился мир: каждый вёл тот образ жизни, который хотел, но границы дозволенности Ричард, конечно, не переходил, понимая, за что может получить взбучку. Двор всё-таки охранял, думая порой: «От кого охранять? Чужие не ходят, разве что гости приезжают из города, но они вроде как свои». Несмотря на свою инертность, Ричард был умным, в глазах его можно было заметить признаки философского склада ума, особенно когда он поворачивал к тебе голову и говорил взглядом: «Не мешай, я думаю». Вот каким он был нестандартным псом.

Юрий, хозяин хутора, высокий седоволосый мужчина шестидесяти лет, обосновался на этой земле ещё… в общем, давно это было. Его жена Люба, милая светловолосая женщина, полностью поддерживала мужа в стремлении развивать своё хозяйство – шутка ли 12 гектар земли! И надо признать, это у них получалось, стоило взглянуть на ровные проборы молодых яблонь и яркие радужные оттенки многочисленных видов цветов, которые она с заботой растила на участке вокруг дома.

Недавно в семье появилась чудесная малышка Ксюша, и Юрий без умолку мог рассказывать о внучке! Меэлис полюбил дядю Юру с первого знакомства, когда ещё пятилетним она привезла его в гости на хутор. Между ними сразу воцарилось взаимопонимание, и мальчонке никак не удавалось скрыть свой интерес: он ходил за мужчиной хвостом, любопытничал. Юрий, обследуя свою землю, большую часть которой представлял лес, с некоторых пор стал брать повзрослевшего Меэлиса с собой и учил его науке наблюдения за природой. Он показывал следы животных, одновременно определяя, не крутились ли в округе волки, однако таких случаев на памяти было всего два-три. Они вместе проверяли, не засохло ли дерево, убирали старые выкорчеванные пни, вернее, это Юрий убирал их, а Меэлис таскал ветки.

Её же неутомимое стремление к людям, живущим на этом хуторе, объяснялось просто – Юрий был другом её отца, после смерти которого он стал единственным, к кому она могла приехать без предупреждения, чтобы просто повидаться, а порой и выговориться. Каждый раз Юра отыскивал в своих бесценных архивах одну-две фотографии, которые и становились предметом душевного разговора. Он, как волшебник, неожиданно доставал их, и они возвращались на час-другой в прошлое. Она вспоминала отца, он – друга. Мужчины увлекались фотографией, и теперь она узнала некоторые снимки, потому что видела их в альбоме у отца. Но особенно ценна для неё сейчас была та фотография, где её отец улыбается, прислонясь к мощной стене башни «Толстая Маргарита». У Юры сохранилась только одна такая, важная, сделанная в Старом городе, и он, не задумываясь, подарил карточку ей.

– Юр, а ты помнишь, как я нагрянула к тебе первый раз? – она посмотрела вглубь комнаты, где он наводил порядок перед приездом дочери и внучки.

Прошло уже десять лет, но улыбка по-прежнему сопровождала их воспоминания о первой встрече.

– Была поздняя осень, когда ты впервые приехала ко мне, твой отец тогда, к сожалению, не смог. Мы пошли к морю, был прилив, а тебе не терпелось подойти поближе к воде, ты и ринулась, не глядя под ноги!

– Точно, и провалилась, промочила ботинки, тропинка-то была затоплена. Ничего, кроме моря, холодного, но притягательного, и не видела вокруг себя, а уж под ноги точно не смотрела. Ведь с того момента я поняла, что влюбилась в Балтику, а потом… – она вспомнила, как познакомилась в Таллине с тем, кто так и остался её идеалом. Грусть иногда находила как неизбежность, и лучшим средством от этого было чтение. Но главное, что у неё был Меэлис, до невозможности похожий на своего отца. Глаза у него были голубые-голубые, цветущий лён…

– Что-то Меэлис куда-то запропастился, пойду поищу, заодно спасу воронёнка, наверное, совсем его запугали, – она улыбнулась, хотя Юрий и не видел её улыбки, он же был занят важными приготовлениями.

Ребят на улице уже не было, она даже не заметила за разговором, как они унеслись. Куда, один ветер знает. «Где же птенец?» – она волновалась за него.

– Яак, глупыш, где ты? Яак! – звала, внимательно осматривая траву вокруг колодца и даже немного за домом, так, на всякий случай.

Что-то зашуршало в стороне ближе к бане. Показалась голова со стоящими дыбом перьями, как будто кто-то трепал его за вихор, смешной такой, однако любопытный, как все маленькие несмышлёныши – и птицы, и дети. Несколько минут он сверкал глазами, вертя головой, как будто хотел убедиться, что никто и ничто вокруг ему не угрожает.

– Иди сюда, не бойся, у меня для тебя угощение, – сосиски были самым любимым лакомством для воронёнка. «Надо же, – удивлялась она, – он тоже любит вредную еду, как и мы».

Неуклюже подпрыгивая на крепких лапах, он затряс крыльями, как это делают все птенцы. Маленького воронёнка около месяца назад нашла Люба и, не решившись оставить его, забрала к себе. Странно, что в тот момент рядом не было взрослых птиц, иначе они не дали бы его унести, обязательно атаковали бы. Орнитологи знают, что слётка не следует забирать с того места, где он сидит, потому что, возможно, гнездо находится где-то рядом. Люба рассказала, что она видела его в течение нескольких дней, и только когда заметила, что птица полулежит и тяжело дышит, поняла, что требуется помощь. Может быть, родители бросили больного малыша, соблюдая таким образом правила естественного отбора в природе. «Если я могу чем-то помочь больной или раненой птице или животному, то лучше сделаю это, чем оставлю просто так умирать», – говорила всегда Люба, и с ней нельзя было не согласиться.

Воронёнка выходили, он постепенно стал крепнуть, привыкал к людям, рядом с которыми он жил, но жил в своём укрытии, оставаясь при этом свободной птицей. Только местные мальчишки, шумно пробегая мимо, пугали его. Но если они звали его, чтобы покормить, он выдерживал паузу и сдавался, выходил. Но можно было не волноваться, ребята не обижали его. В этой стране принято воспитывать детей в заботе о природе. Как же иначе, ведь люди живут не просто в тесном соседстве с природой, а в единении с ней.

– Мама, а что ты тут делаешь? – Меэлис слегка тронул её за плечо, но она всё равно вздрогнула. – Ой, я не хотел тебя напугать.

– Не беспокойся, милый, просто я как обычно задумалась и не ожидала, что ты подкрадёшься, – она обхватила его и стиснула так крепко, что он ойкнул.

– Какая ты сильная, – восторженно произнёс он.

Она знала, что он гордится ею и уважает, и считала, что это хорошая основа отношений между родителями и детьми.

– А папа такой же сильный? – уже значительно тише спросил он, испытующе глядя на неё.

– Даже сильней меня, он же мужчина! И ты станешь таким же сильным и умным.

– Я знаю, но мне так нравится дружить с дядей Юрой, и я подумал, что с папой, наверное, было бы ещё интересней.

«Вот он и вырос», – подумала она, но не расстроилась, а обрадовалась, что теперь с ним можно пытаться говорить по-взрослому, хотя бы чуть-чуть. И тут подал голос воронёнок.

– Заговорил! – подпрыгнул на месте её сын, птенец сразу скрылся.

– Он не мог отмалчиваться и решил вступить с нами в дискуссию, – Меэлису понравилась версия мамы, и он рассмеялся.

– Какой у него хриплый голос, как у старичка.

– Он просто его разрабатывает, это как распевка на уроке музыки, скоро будет кричать громче петушка!

– А он улетит? – в его голосе послышались нотки разочарования и нежелания расставаться с тем, к кому привязался. У детей такие чувства всегда проявляются без стеснения, они их не скрывают, а говорят и спрашивают как есть.

– Если он выздоровел, то ему нужно улететь, чтобы найти себе пару, вывести птенцов. А может быть, Яак ещё и прилетит к нам, птицы семейства врановых обладают прекрасной памятью.

– А ещё мне не хочется расставаться с Калевом, мы так подружились. У нас много разных секретов! А можно он у нас поживёт немного, сейчас же каникулы? Представляешь, он ни разу не был на Хийумаа!

– Возражений нет, устроим ему экскурсию, да и бабушка будет рада, что её оладьи с мёдом будут лопать уже два любителя вкусненького.

– Тогда я побегу и сообщу ему, – радостный, забыв тут же про воронёнка, он понёсся к другу, а ведь они только-только расстались.

«Дай ему волю, он готов носиться целый день, неугомонный. А что же задано читать по школьной программе? Лето-то скоро закончится…» – она пошла в дом, уверенная, что по литературе она и сама может его подготовить. Но была ещё одна задачка, о которой она раздумывала. Сын любил рисовать, и они вместе решили, что он пойдёт учиться в художественную школу, сначала в подготовительный класс, конечно, потому что ещё мал. «В своём стремлении к живописи Меэлис – вылитый отец, который передал это сыну в генах. Придёт время, и я покажу ему морские этюды, наполненные любовью его отца к морю, кораблям-странникам… Он и сам остаётся таким же странником, ищущим для себя ответ на главный вопрос. Вероятно, не нашёл пока».

 

Рассказ из цикла «Истории о Меэлисе» опубликован в журнале "Зинзивер" №2 (70), 2015

Обсуждение закрыто