Накануне вечером Антс привез на дедовский хутор боевую машину пехоты. БМП была в приличном состоянии и могла бы двигаться своим ходом, но из уважения к раритету Антс притащил её на специально заказанном трейлере. Лет пятнадцать назад БМП «раздели»: сняли броняшки и вооружение, но двигатель и ходовая часть были в полном порядке. Местами сохранилась даже заводская окраска. На следующей неделе придётся везти лес на лесопилку. Понадобится много досок на пристройку к сараю, чтобы загнать БМП под крышу.

В сарае уже стоял «Тигр» выпуска 1944 года. Танк нашли случайно при осушении болота. В 1978 году находка никого не заинтересовала, и о ней забыли. Танк обошёлся Антсу в полтора гектара дедовского леса – ровно столько стоила аренда техники, необходимой для того, чтобы трясина рассталась со своим сокровищем. Хуторянин долго размышлял над тем, как этот танк оказался так далеко от линии  фронта и пришёл к выводу, что танк утонул во время марша. Наверное, поплыла гать, и танк сполз в мелкое болото. Сначала его пытались вытащить, о чем свидетельствовал обрывок стального троса и задраенные люки, но потом бросили. А чтобы боевая машина не досталась русским, в стволе пушки рванули противотанковую гранату, и часть ствола срезало, как бритвой. Болото сохранило танк почти в идеальном состоянии. Отдраили люки, и чёрная с темно–зелёным отливом вода нехотя покинула чрево машины. Двигатель оказался в отличном состоянии, но запустить его сразу Антс не решился, слил из баков около трёхсот литров горючки и снял башню. На все про все ушло почти три летних месяца и ещё один гектар леса. В первых числах сентября «Тигра» подтащили поближе к дому, откуда он уже своим ходом перевалил через канаву на заднем дворе и вполз в сарай через разобранную стену. Боезапас «Тигра» уже давно перекочевал в бетонный погреб на краю поля. Найденные внутри танка пуговицы и хорошо сохранившуюся немецкую нашивку за ранение Антс положил в специальную картонную коробочку. Странно, что это были все личные вещи экипажа. Хуторянин рассчитывал на большее, но внутри не оказалось ни документов, ни писем, ни фотографий. Не нашлось даже завалящей губной гармоники.

С покупкой БМП Антсу предстояли новые хлопоты. Сарай предстояло расширить, чтобы получилось место для машины и обломков штурмовика ИЛ–2, которые временно хранились во дворе, прикрытые брезентом. Тяжёлая машина рухнула в болото все в том же 1944 году на обратном пути после выполнения задания. Это стало понятно, когда обнаружилось, что боезапас расстрелян до последнего снаряда. Штурмовик упал в безнадёжном пике. Нос машины пробил двухметровый слой торфа, обломав крылья, фюзеляж погрузился в чёрную жижу. На поверхности остались лишь обломки винта и детали крыльев. Обломки ИЛ–2 нашли дети, не придавшие находке особенного значения, тем более что почти за пятьдесят лет пробоину в торфе затянуло без следа. Спустя несколько лет про самолёт узнали городские подростки. Находка сулила большой навар. Лопатами они вынули двухметровый слой торфа и соорудили над ямой треногу из брёвен. К треноге примотали лебёдку, утащенную из брошенного гаража. В первый же заброс «кошка» зацепила часть хвостового оперения с бортовым номером. Парни слегка удивились, обнаружив, что эта часть боевого самолёта была сделана из древесины и обтянута тканью. Постепенно из ямы вытащили часть фонаря кабины, полевую сумку с документами и парашют. Наконец, после очередного заброса кошки из черноты показалось нечто странное. При ближайшем рассмотрении предмет оказался хорошо сохранившейся человеческой рукой в рукаве гимнастёрки. Кожа слегка набухла и приобрела землистый оттенок, но на костяшках пальцев отчётливо была видна татуировка «1920». Пока парни решали, что делать со страшной находкой, на них случайно наткнулся лесник – приятель Антса. Меньше чем через неделю Антс, откупивший находку у подростков, вместе с лесником вытащил из ямы носовую часть истребителя, останки двух лётчиков, парашюты, ракетницу, пакет с личными документами, почти целую гимнастёрку с погонами старшего лейтенанта и боевыми наградами, портупею с кобурой, в которой лежал пистолет ТТ. С пушкой пришлось повозиться. Ещё больше времени и хлопот отнял двигатель. Правда, это были приятные хлопоты. Сознание того, что ни у кого нет, а у него есть грело душу Антса. Лесник согревался самогоном.

Останки лётчиков Антс спрятал в лесу, прикопав землёй. Он рассудил, что прах должен отойти к праху: года за два плоть должна разложиться, обнажив кости. Довольно долго Антс размышлял над загадкой, куда подевались черепа лётчиков, пока не сообразил, что при ударе о землю сорвавшаяся пушка вдребезги разнесла головы стрелка и пилота. Это уже потом среди местных пошли гулять рассказы о том, что кабина штурмовика была забрызгана хорошо сохранившимися человеческими мозгами. Поговаривали и об останках лётчиков, но вопрос вслух не задавали. Антс был в этих местах чужаком, хотя и жил на дедовском хуторе, полученном по реституции. Чужаков здесь вообще недолюбливали, нелюдимого Антса так и вовсе побаивались. Беспрепятственный доступ на хутор «Волчье ухо» имел только лесник. Будучи допущенным на хутор немногословный лесник получил статус собутыльника и заодно торгового агента, собиравшего информацию о лесных находках.

Дед Антса попал в страшную депортацию 1941 года. Ранним июньским утром его сгребли прямо на картофельном поле. Полуторка уже была перегружена соседями с других хуторов, поэтому на его жену и семнадцатилетнего сына просто махнули рукой, резонно полагая, что и до них дойдёт очередь в своё время. На станции стоял готовый к отправке эшелон, и делать ещё один рейс на отдалённый хутор было не с руки. Дед до Сибири не доехал, сгинул по дороге. Через полтора месяца пришли немцы, но на хуторе об этом узнали только к Рождеству, когда повезли на рынок продавать мясо забитого хряка и свежую кровяную колбасу. В июле 1943 года отец женился, а в ноябре его забрали служить в полицейский батальон, приданный Waffen SS. Отец служил в обозе, и в боевых действиях не участвовал. В 1944 году явственно запахло фронтом, он дезертировал и вернулся на хутор. Когда наступили совсем уж смутные времена, отец отправился на болото и на маленьком островке отрыл просторную землянку. Мать Антса трижды в неделю носила на болото еду.

До хутора у советской власти руки дошли только поздней осенью 1945 года, когда Антсу пошёл уже второй год, а отец потерял бдительность и чаще ночевал дома, чем на болоте. По приговору суда ему дали всего-то двенадцать лет лагерей, с последующим поражением в правах, которых он никогда от советской власти и не имел. Из лагерей отец не вернулся: то ли умер, то ли после освобождения осел на новом месте. В 1949 году остатки семьи – бабушка и мать с пятилетним сыном угодили под очередную депортацию.  Раскулачивать на хуторе было некого и нечего, но в семье был осуждённый за пособничество немецким оккупантам. После трёх месяцев изнурительной дороги в холодном телячьем вагоне и тряски в кузове ЗИСа по разбитому просёлку семья оказалась в маленькой сибирской деревушке Талицы. Антс подрос и в год смерти Сталина осенью пошёл уже в третий класс начальной школы.

Наступили либеральные времена. Когда Антс стал мало-помалу соображать, то ему страстно захотелось найти отца. В летние месяцы парень ездил по окрестным деревням, искал освобождавшихся из лагерей поселенцев. Однажды под Омском он попал в деревеньку с переселенцами из Эстонии, обосновавшимися в Сибири ещё в конце позапрошлого века. Эстонский язык он знал прилично и сносно говорил по-русски, а в этой эстонской деревеньке испытал нечто похожее на лёгкий шок. Население от мала до велика изъяснялось на странном диалекте, основой которого, несомненно, был эстонский язык. Эстонские слова мешались с русскими, немецкими и украинскими, а для связки слов в предложении служил отборный русский мат. В первый и последний раз в жизни он слышал матюги из уст пятилетних карапузов и древних старух.

Про армию и незаконченный Политехнический институт Антс вспоминать не любил. Восстановление независимости встретил равнодушно. В это время он шоферил, едва ли не сутками пропадая за рулём. К советской власти претензий не было, все перегорело ещё в Сибири. Позже думать о мести было некогда, да и не может человек столько лет носить в себе ненависть. Когда мысль о мщении всё же приходила в голову, то Антс гнал её. В той, советской жизни, сомнений в том, что русские пришли всерьёз и надолго, у него не было. Глупо обижаться на ураганный ветер или дождливую погоду? Конечно, глупо.

Однажды вечером механик в гараже похвастал, что ему вернули семейный хутор, который отняли в 1949 году при раскулачивании. Особенно механик радовался тому, что раскулачивавший их сосед-комсомолец дожил до того дня, когда обиженная им семья вернулась в свой развалившийся дом. Со смехом он рассказывал о том, как насмерть прибил палкой соседскую овчарку, которая обгавкала новосёлов. «Я помню, как он меня пугал. В Сибирь обещал отправить. А когда раскулачивали, то забрал себе нашу корову и лошадь. А ещё записал вместо стада овец одного барана, – рассказывал механик. – У нас молотилка была немецкая, отец перед самой войной купил. Смотрю, в соседском дворе в землю вросла. А каких денег стоила!» Послушал Антс эти рассказы, взял отпуск за свой счёт и поехал в уезд искать в архиве документы. Хорошо мать сохранила справку о реабилитации, и все прошло на удивление гладко, даже адвокат не понадобился.

Через год Антсу вернули хутор. Дом и каменный амбар стояли с провалившимися крышами. Поржавевший до неузнаваемости хозяйственный инвентарь был свален в яме за амбаром. Всюду глушь и запустение. Оказалось, что деду принадлежал изрядный кусок пахотной земли, лес и болото почти до самой границы. Если бы не дедовский лес, никогда бы Антсу не восстановить родовое гнездо. Жена в медвежий угол ехать категорически отказалась, так Антс ни дня и не пожалел. Легко сошлись и так же легко расстались. Почему он вспомнил о ней сейчас?

Короткий августовский денёк клонился к закату. Солнце опустилось ниже сосновых макушек. Поэтому Антс не сразу обратил внимание на фигуру, показавшуюся из-за поворота сразу потемневшей дороги. Он подсчитывал в уме, сколько леса придётся вырубить на этот раз, чтобы хватило на постройку сарая для БМП и на то, чтобы рассчитаться с лесопилкой, когда увидел на дороге существо. Солнце, подсвечивавшее небо за деревьями, оттеняло дорогу, и контрастное освещение мешало разглядеть подробности. Постепенно, шаг за шагом существо превращалось в человека. Когда до ворот хутора существу осталось не более пятидесяти метров, Антс понял, что это женщина. Хозяин нагнулся и прикрыл полой брезента дежурный «шмайссер».

Когда он выпрямился, лёгкий, но неприятный холодок скользнул по спине. Словно кто-то в упор смотрел ему в затылок. Антс медленно обернулся. За его спиной молча стоял дедовский лес. Не к месту вспомнилась цитата из газетной статьи о том, что полтора миллиона лет лес служил убежищем для эстонца. «Мы в городах живём всего полторы тысячи лет, – писал автор, – если надо, то лес снова станет нам домом и убежищем. Мы ещё не утратили навыков лесного народа». Размышляя о навыках, Антс смотрел, как женщина медленно подходит к хутору.

Обсуждение закрыто

ТОП-10 материалов сайта за месяц

Вход на сайт